— Я же говорю, что со мной так бывает, — повторил сын, вставая с места.
Задумчиво пройдясь несколько раз по залу, он остановился возле Месропа. Тот продолжал рассматривать древнюю посуду. Княгиня вернулась на прежнее место…
— У молодых людей часто бывают такие минуты, — заметил Саак. — Может быть, он вспомнил о чем-нибудь? Быть может, о невесте…
Княгиня сердито воскликнула:
— Прошу тебя, Саак, не напоминай об этом. Я ненавижу всех князей Рштуни и всю область Рштуник…
Саак не ожидал такого ответа. Слова матери не только острием вонзились в сердце Самвела, но обидели даже Саака, который пожалел, что по недомыслию завел об этом речь.
— Почему? Рштуник — прекрасная страна. И отчего ты ненавидишь Рштуниев, этих доблестных князей, княгиня? — холодно спросил он.
— Не знаю почему, — ответила княгиня с прежним возмущением. — Но я знаю, что дочь этих грубых, диких, кровожадных горцев не может быть женой моего сына… Я — Арцруни и выбрала из нашего рода достойную невесту для Самвела… Он это знает. Мы уже сто раз говорили об этом.
Выслушав мать, Самвел подошел к ней и с некоторой усмешкой сказал:
— Да, да: не сто, а тысячу раз ты говорила об этом, но, кажется, не забыла и мои ответы.
— А если отец тебе предложит, Самвел, то же самое? — сказала мать как бы в упрек за его упорство, — я думаю, ты не посмеешь противиться воле отца?
— Воля отца мне пока еще неизвестна, — очень хладнокровно ответил Самвел.
— Но зато она известна мне! — сердитым тоном сказала княгиня.
Саак, заметив, что его невинная шутка послужила поводом к неуместному спору между матерью и сыном, поспешил вмешаться.
— Оставим этот разговор! В этом деле воля отца имеет, конечно, большое значение… подождем его приезда. Я уверен, что Самвел исполнит желание отца.
Затем, желая направить разговор на более необходимый предмет, он обратился к Самвелу:
— А ты, дорогой Самвел, должен приготовиться к выезду.
Самвел ничего не ответил.
Княгиня, очень довольная предложением Саака, взяла сына за руку, усадила возле себя и, глядя на него с нежностью, сказала:
— О твоем отъезде я позабочусь сама, дорогой Самвел. Забудем обо всем! Ты еще не знаешь, что такое сердце матери! Ты не знаешь, с какой горячностью оно бьется за счастье сына! Сегодня же прикажу приготовить для тебя коней. Я велю украсить их серебряной сбруей и драгоценными попонами. Более пятидесяти воинов будут тебя сопровождать для встречи с отцом. Большой отряд юных ратников, прекрасно одетых и богато вооруженных, будет с тобой. И всякий, кто увидит твой блеск, будет славить твоих родителей!
Приезд князя Вагана, о чем раньше княгиня говорила неопределенно и скорее стремилась его скрыть, чем сделать известным, теперь, помимо ее воли, сделался предметом откровенного разговора. Княгиня, не видела ничего плохого в том, чтобы ее гости знали о приезде Вагана, лишь бы не догадывались о целях его приезда. Она была уверена, что о целях не было еще известно ее гостям: иначе они не удержались бы и как-то намекнули об этом. Именно ради этого она велела подать к столу самое крепкое вино, чтобы винные пары развязали им языки. Но она ничего не услышала. Все же ее подозрения относительно цели посещения Саака и тайного секретаря его отца, Маштоца, еще не рассеялись.
Самвел понял, с какой целью Саак так ловко заставил мать рассказать все то, что относилось к его путешествию. Желая вызвать ее на дальнейшую откровенность, он сказал:
— Все это касается только достойной встречи моего отца, дорогая мать, но ты умалчиваешь с том, какой прием собираешься оказать его высокочтимым спутникам.
При этих словах он повернулся к Сааку и Месропу.
— Вы еще не знаете, что вместе с отцом едут к нам из Персии два видных персидских полководца — Зик и Карен. Они будут защищать нашу страну, оставшуюся без царя и патриарха. Им нужно тоже оказать пышную, встречу.
Сердце матери тревожно забилось; что собирался сказать Самвел? Неужели он хотел выдать ее тайны Сааку и Месропу?
Самвел, заметив замешательство матери, продолжал:
— Да! С моим отцом прибудут полководцы Зик и Карен. Когда эти полководцы вступят на Таронскую землю и приблизятся к Арацани, тогда ты, дорогая мать, повели устлать дорогу от берега реки вплоть до нашего замка драгоценными коврами. И пусть персидские полководцы войдут в наш замок, шествуя по этому славному, красному пути. Вот тогда-то мы справим торжественный пир!.. Не забудь распорядиться, чтобы им по пути приносились священные жертвы, как велит персидский обычай… Пусть кровью очистится их путь. И пусть по трупам жертв доберутся до нас эти почетные гости…
Княгиня с облегчением перевела дух, когда полные горьких намеков слова Самвела были прерваны.
Разговор кончился, так как Саак и Месроп поднялись и, поблагодарив княгиню за радушный прием, сказали, что теперь отправятся к князю Мушегу. Княгиню неприятно поразило это известие, тем более, когда она узнала, что гости будут ужинать и ночевать у князя Мушега.
— Почему же у него? — упрекнула она. — Вы меня обижаете. Я прошу, приходите ночевать к нам.
— У тебя столько дел, дорогая тетушка, я и Месроп не хотели бы тебя утруждать, — ответил Саак; — Мушег же ничем не занят у себя в замке.
Княгиня весьма дружелюбно проводила гостей до прихожей, взяв с них слово, что перед отъездом они повидаются с ней еще раз.
После их ухода она вернулась в опустевший зал и всем своим усталым телом опустилась на диван. Охватив руками отяжелевшую голову, она стала разбираться в проведенной ею за день роли. Итог был безнадежный! Неудача заключалась в том, что она не выдержала намеченной роли перед гостями. Ведь они узнали много такого, чего им не следовало знать! Не удалась ее и злая затея в отношении Мушега. Она подумала, не позвать ли главного евнуха и не расспросить ли его. Но через четверть часа он явился сам. Лицо его выражало тоску и печаль так же, как лицо его госпожи.
Самвел пошел проводить Саака и Месропа до дворца Мушега. Долго шли они, минуя лабиринт бесчисленных дворов и строений, пока добрались наконец до огромных сводчатых ворот дворца, украшенных изваяниями двух больших каменных орлов с распростертымы крыльями, которые, точно бдящие существа, охраняли вход в княжеский дворец.
Отец Мушега, Васак, был самый богатый из всех братьев Мамиконянов, и дворец его был самый пышный. Кроме Тарона, наследственного нахарарства рода Мамиконянов, Васаку принадлежала еще часть области Екехяц, где он основал город, названный в честь его Васакакерт.
Пройдя через ворота и длинную улицу, они вошли в обширный двор, густо обсаженный вечнозелеными растениями и цветочными кустами. Посреди двора в мраморном бассейне высоко бил фонтан, и вода, подобно жемчужному ливню, падала на курчавую голову красивого морского зверя, из пасти которого била струя. Два павлина кружились вокруг этого прекрасного журчащего бассейна. От нежного движения волн по краям бассейна образовался пестрый венок из цветов. В этом душистом прохладном эдеме солнечные лучи точно растворяли свое тепло; здесь царила вечная, цветущая весна.
Они нашли Мушега в беседке возле фонтана. Он сидел один и смотрел на лужайку, где двое резвых юношей состязались в стрельбе из лука, стараясь попасть стрелою в шар, укрепленный на высоком шесте.
Увидев почетных гостей, Мушег быстро пошел им навстречу, обнял сначала Саака, а затем Месропа.
— Вижу, — сказал он смеясь, — что княгиня Тачатуи накормила вас на славу. Долго же вы обедали! Я давно уже поджидаю вас.
Они вошли в беседку и расположились на сиденьях, сплетенных из веток.
Самвел стал прощаться.
— Ты уже уходишь, Самвел? — спросил Мушег.
— Я приду к вам ночью… и, вероятно, очень поздно! — ответил тот удаляясь.
У входа в беседку стояли постоянные телохранители Саака и Месропа. Им приказано было уйти и посидеть где-нибудь в саду, так как они целый день провели на ногах.
Юноши, стрелявшие на лужайке, увидев Саака и Месропа, бросили упражнения и прибежали к беседке, Саак обнял обоих и поцеловал. Один из них был Амазасп, сын Вардана Мамиконяна, другой — Артавазд, сын Ваче Мамиконяна. Белокурый Артавазд, семнадцатилетний бойкий юноша, положив руки на колени Саака, сказал:
— Знаешь, сколько раз промахнулся Амазасп? Пять ударов из двадцати!
— А ты, хвастун, сколько раз промахнулся? — спросил Саак, забирая в свою ладонь его ловкие руки.
— Всего только один.
— Рука моя сегодня дрожала почему-то, — оправдывался Амазасп.
Этот кудрявый мальчик с блестящими глазами был нареченным женихом дочери Саака, красавицы Саакануйш. Сам из рода Мамиконянов, он и свою дочь просватал за Мамиконяна и в тот дом, откуда происходила его мать. Браки между близкими родственниками были обычными в то время в Армении, особенно в высших кругах. Обычными были также обручения не только несовершеннолетних, — обручали детей еще в колыбели и даже не родившихся.
