моя родная мать. Дядя Барри — не крестный, а мой родной отец. Матушку не спросить — она побить старшая сестра за то, что разболтала. Я ждать дядя Барри, улучить момент и пытать: ты правда мой отец, а тетушка — моя мать? Сперва он говорить: нет, неправда. Я не отставать, и тогда он плакать и сознаваться: да, все правда, он мой отец, в Бомбее он иметь другая семья.
А-Фатт смолк и чокнулся с плошкой друга; когда тот молча выпил, он снова наполнил плошки.
— Наверное, ты пережил шок? — тихо спросил Нил. — Обо всем узнать, да еще вот так…
— Шок? Да, наверное, — буднично произнес А-Фатт. — Сперва я просто хотеть узнавать. Про Бомбей. Про старшую жену. Про сестер. Вообрази, как все это странно. Всю мою жизнь мы живем вот в такой же лодке, мы такие же бедняки. И вдруг я узнавать, что мой отец хоугвай, богач, белоголовый бес. Теперь я думать: мать меня лупить, потому что я не настоящий китаец, я ее тайный позор, но я все-таки нужен, поскольку отец давать ей деньги. Теперь все равно. Есть другая семья. Я хотеть о ней знать все. Я спрашивать, отец молчать. Не хотеть о том говорить. Рассказывает про Малакку, Коломбо, Лондон, а про Бомбей — нет. В книгах я читал, что «Западный остров», Индия, обладать золотом и чудесами, я хочу туда полететь, как Царь обезьян. Но это мечты, а живу я в лодке-кухне. Потом я узнаю про отцовский корабль «Анахита» и страсть как хочу его увидеть.
— Он пришел в Кантон?
— Нет, большим кораблям в Кантон не зайти, как и в здешнюю реку. Слишком мелко. Они бросают якорь в Хуанпу — по-английски, Вампоа. Туда-сюда снуют лодки, и я узнаю, что корабль поставить рекорд — из Бомбея в Кантон за семнадцать дней. Отец приходить, и я прошу: возьми меня на твой корабль. Он краснеть, качать головой. Бояться, что обо мне проведают в Бомбее. Старшая жена узнать, быть беде. Отец говорить: корабль не мой, им владеть тесть и шурины, а я как наемный слуга и должен быть начеку. Я не слушаю, мне все равно. Говорю: или возьмешь меня, или я тебя опозорю. Сам доберусь в Вампоа. Ладно, говорит отец, возьму. Только отвозит не сам, велит своему управляющему. Вико водит меня по кораблю, рассказывает о нем. Таким он мне и представлялся — дворец, богаче лодки мандарина. Не поверишь, пока не увидишь своими глазами…
А-Фатт повернулся к «Анахите», шканцы которой были чуть озарены лившимся из нактоуза светом.
— Как по-английски называть третья мачта, что ближе к корме?
— Бизань.
— Там она, как дерево. От ствола отходят корни, в одном вырезана лавка. Дед нарочно придал мачте вид баньяна. Вико рассказал. Как увижу «Анахиту», всегда вспоминаю эту мою лавку…
И вновь повариха его перебила, подав миски с дымящимся рисом и последними порциями разнообразно приготовленной курицы. Рассказ А-Фатта настолько увлек Нила, что он даже не взглянул на еду, источавшую соблазнительный аромат.
— Потом ты еще бывал на корабле?
— Нет, не бывал, но много раз видел. Возле острова Линтин.
— Ездил туда повидаться с отцом?
— Нет, он никогда посещать Линтин, — сказал А-Фатт и, видя недоумение спутника, добавил: — Смотри-гляди, сейчас поймешь… — Ловко орудуя хаси, он выудил из куриной грудки косточку-дужку и положил ее на доску. — Это устье Жемчужной реки, путь в Кантон. — А-Фатт взял несколько рисин и рассыпал их вокруг дужки. — Это острова, их много, торчат из моря, словно зубы. Очень полезны пиратам. И заграничным торговцам вроде отца. Чужеземный корабль не может везти опий в Кантон. Запрещено. И купцы притворяться, будто не ехать в Китай. Они ехать сюда… — палочка указала на зернышко посредине развилки, — …на остров Линтин. И там продавать опий. Как условятся о цене, покупатель высылать «резвого краба» — быстроходную лодку в тридцать весел. — А-Фатт рассмеялся и палочкой запульнул дужку в воду. — Вот в таком «резвом крабе» я попасть на Линтин.
— Зачем? Что тебе там понадобилось?
— А как ты думать? Брать опий.
— Для кого?
— Мой хозяин. Он большой торговец опий, иметь много «резвый краб», много работник. Мы все один большой семья, а он наш Старший брат. Мы зовем его Брат Лу. Он из Кантона, но много ездить, даже в Лондон. Долго там жить, потом возвращаться и затевать дело в Макао. Много, как я, на него работать, такой ему годиться.
— Что значит — такой?
— Цзап-цзюн-цзай, полукровка. На Жемчужной реке, в Макао, Вампоа, Гуанчжоу, такой много. В любом порту, где можно купить женщину, полно ублюдков, кого надуло западным ветром. Им тоже надо есть и жить. Брат Лу давать нам работа, хорошо относиться. И впрямь быть мне старший брат. Но потом случись беда. И я бежать из Кантона. Обратно нельзя.
— Что произошло?
— Брат Лу иметь женщина. Не жена, а… как сказать?
— Наложница?
— Да. Наложница. Очень красивый. Звать Аделина.
— Европейка?
— Нет. Ее тоже ветром надуло. Она как я: наполовину китаянка, наполовину ачха.
— Кто это — ачха?
— В Кантоне так называть ваш народ. Все индусы — ачха.
— Это слово означает «добро», «благополучие».
А-Фатт рассмеялся:
— В кантонском диалекте смысл обратный — «плохой человек». Выходит, для меня ты хороший, для других — плохой.
Нил тоже засмеялся:
— Значит, твоя Адели наполовину хорошая? Откуда она родом?
— Мать ее из Гоа, но жить в Макао. Отец — кантонский китаец. Адели очень красивый и любить курить опий. Когда Брат Лу уезжать, мне приказ смотреть за Адели. Иногда она просить подымить вдвоем. Она и я наполовину ачха, но никогда не видеть Индия. Мы говорим об Индии, о матери Адели и моем отце. А потом…
— Вы стали любовниками?
— Да. Мы оба динь-динь-дак-дак. Обезумели.
— И хозяин узнал?
А-Фатт кивнул.
— Что он сделал?
— Как ты думаешь? — А-Фатт пожал плечами. — Страна иметь законы, семья — правила. Я понимать, что Брат Лу захочет меня убить, и потому я прятаться у матери. Потом я узнавать, что приходить один из семьи, и я бежать прочь. В Макао я притворяться, будто христианин. Прятаться в семинарии. Меня отправлять в Серампор, Бенгалия.
— А что Адели?
А-Фатт посмотрел на Нила и палочкой хаси показал на мутные воды реки.
— Она покончила с собой?
А-Фатт чуть заметно кивнул.
— Но все это в прошлом, — сказал Нил. — Ты не думаешь вернуться в Кантон?
— Нет. Нельзя, хоть там мать. Брат Лу иметь глаза повсюду. Нельзя.
— А что отец? Почему не повидаешься с ним?
— Нет! — А-Фатт грохнул плошкой
