сослуживцев по айнзацкоманде. Они умели выполнять приказы быстро и без шума.
В кабинете Нольке извинился перед Демьяненко:
— Прошу простить бесцеремонность моих людей, но так лучше для вашей собственной безопасности. Вы господин Демьяненко.
— Так точно, герр офицер. Работник канцелярии обер-бургомистра. По-нашему писарь!
— Прошу вас садиться.
Демьяненко сел.
— Вы догадываетесь, герр Демьяненко, зачем вы здесь?
— Я понимаю, что недавно в Локте, и меня должны проверить. Особенно учитывая мою нынешнюю должность.
— Вы все поняли верно, господин Демьяненко.
— Готов ответить на ваши вопросы, герр гауптштурмфюрер.
— Мне нужны честные ответы.
— Я готов говорить откровенно.
— Вы ненавидите большевиков? — спросил Нольке.
— Я бы так не сказал. Ненависти у меня к ним нет.
— Но вы уклонились от мобилизации.
— Уклонился. Но совсем не из ненависти к большевикам. Мне и моей семье они ничего не сделали. Я уклонился от мобилизации, ибо не хотел умирать на фронте.
— Вы струсили?
— Можно сказать и так, — не стал увиливать Демьяненко.
— И вы пришли к нам?
— А что мне оставалось? Я выбрал сторону сильного. Да и всякому видно, что Сталин войну проиграет. И нужно думать, как жить дальше. А в Локте жизнь лучше, чем в других местах. Я состою на должности и получаю жалование. И продукты.
— И вас это устраивает?
— Я не стремлюсь занять высокое положение. Этого мне не нужно.
— Вы знакомы с радиоделом, господин Демьяненко? — вдруг сменил тему Нольке.
— Нет. Откуда мне знать радиодело.
— Печатаете на машинке?
— Только начал осваивать это полезное дело. Но ранее заниматься таким не приходилось.
— Но у вас хороший почерк?
— Это так, герр гауптштурмфюрер. Почерк у меня еще со школы ровный и красивый.
— Вы можете оказать мне, или вернее нам, услугу?
— Я?
— Да, вы.
— Все что в моих силах.
— Вот и отлично, господин Демьяненко. Я в вас не ошибся.
— Что я должен сделать?
— Вы человек в Локте новый. Вас местные не знают.
— Это так. Вернее, почти так. Меня уже многие видели в управе.
— Не так много людей обратили на вас внимание, герр Демьяненко. Внешность у вас самая заурядная. Но для той работы, что я вам предлагаю, это хорошо.
— А что вы мне предлагаете?
— Вы слышали о побеге заключенных из местной тюрьмы?
— Это с бывшего конезавода?
— Да. Тогда сбежали пять человек. И они ныне окопались в лесу. Готовятся создать партизанский отряд. И мне нужен свой человек среди них.
— Но я не понимаю. Партизаны в лесу, а я работник канцелярии бургомистра.
— Именно так, герр Демьяненко. Вы временно оставите свою работу в канцелярии и отправитесь к ним в лес.
— Я стану шпионом?
— Разведчиком.
— Но это дело для меня новое.
— Вы не готовы выполнить мой приказ? — спросил Нольке.
— Разве у меня есть выбор?
— Нет, — честно ответил гауптштурмфюрер.
— Тогда я готов. Но я не понимаю, как я найду партизан?
— Это будет совсем не так сложно, герр Демьяненко…
* * *
Гауптштурмфюрер Карл Нольке по телефону уведомил управление обер-бургомистра, что сотрудника канцелярии Демьяненко он временно забирает к себе. Начальник канцелярии не особенно был этим доволен, людей не хватало, но возражать не стал.
Нольке сразу доложил о плане операции барону фон Дитмару.
— Как вы и приказали, дело будет сделано быстро.
— Но все слишком просто. Я бы сказал примитивно, Нольке.
— А к чему сложности, герр штурмбаннфюрер? Демьяненко отправится в созданный нами отряд. Заодно соберем о них всю информацию.
— А если его там к стенке поставят? Мне нужна игра.
— Так вы против моего плана проверки, герр барон?
— Нет. Действуйте, как задумали, Нольке.
— Я передам зашифрованное послание Ткачуку через Демьяненко.
— Мы планировали, что главным у них станет именно Ткачук. А если это не так? — спросил Дитмар.
— Будем надеяться, что так.
— Хорошо. Пусть будет так, как решили вы, гауптштурмфюрер.
* * *
Локоть.
Управление уголовной полиции.
Декабрь, 1941 год.
Начальник уголовной полиции Локотского самоуправления знал о том за ним установлена слежка. Все его контакты в Локте стали отслеживать. Это Третьяка совсем не удивило. Фон Дитмар не верил никому. Он мог подозревать и самого Воскобойника.
Барону нужно контролировать Локотское самоуправление. А видимость самостоятельности республики затрагиваться не должна. Вот и действует он по принципу «разделяй и властвуй». Натравил на него Лисовина.
«Господин барон думает, что понял этого хитреца, — думал Третьяк. — А Лисовин не столь прост как ему кажется. Он приманил его должностью начальника полиции и думает, что тот землю рыть ради этой должности станет. Нет, герр фон Дитмар. Лисовину нужно кое-что посерьезнее. Вы думаете, что справитесь в Локте без меня? Напрасно, барон. Мало знать русский язык и прочитать десяток книг, дабы понять русскую душу. Здесь нужно родиться и жить. Только так! А Лисовин пусть копает. И рано или поздно, но он придёт не к вам, барон. Он придет ко мне. Тем более что у меня есть то, что заинтересует его больше, чем должность начальника уголовной полиции Локтя».
Третьяк сразу обзавелся осведомителем в канцелярии обер-бургомистра Воскобойника. Человечек был довольно трусливым и жадным, но именно такой и мог пригодиться.
После того как начальник полиции сделал свое предложение канцелярист сразу возмутился:
— Что же это, господин начальник полиции? Вы серьезно?
— Совершенно серьезно. Мне нужно знать обо всем, что происходит в канцелярии господина Воскобойника. Ваша нынешняя должность позволяет вам это.
— Но я дал присягу Локотской республике! И то, что вы предлагаете…
— Я не думаю, что это имеет для вас значение.
— Господин начальник полиции! — канцелярист вскочил со стула.
Третьяк снова усадил его и сказал:
— Вам самому не надоело играть этот скверный спектакль? Я ведь навел о вас справки. Вам плевать на присягу и на Воскобойника. Вы любите только золото. За это я вас осуждать не могу и не хочу. И я буду вам платить именно золотом.
Третьяк выложи на стол николаевский золотой червонец. Канцелярист взял его и внимательно рассмотрел.
— Это золотой империал, отчеканенный в Санкт-Петербурге в 1897 году. Почти 12 грамм золота 900 пробы 26. Отличается от десятирублёвика 1898 года, в котором золота 8 граммов 27. Монета идентична более позднему золотому пятнадцатирублёвику 28.
— Вы хорошо понимаете в монетах.
— Еще бы мне не понимать. И как много такого товара у вас?
— Это не столь важно. Важно то, что таким золотом я стану вам платить. Этот можете оставить себе. Это аванс.
— Но ведь ваша должность начальника полиции позволяет вам знать всё. Чем я смогу вам помочь?
— Моя должность не позволяет мне знать всё. Да и не в этом
