— Лучшие лодейщики, кормчие и гребцы — в Новгороде, посадник. Конунг Олег очень рассчитывает на них.
— Ударим по рукам к взаимной выгоде и закрепим добрым пиром в посадничьей гриднице.
Воята опять улыбнулся, и даже Рюрик чуть дрогнул узкими губами. Оба были вполне довольны взаимными уступками, легко и просто оговорив важные вопросы в непринужденной, почти дружеской обстановке. Новгородский посадник обеспечил добрым заработком рабочий люд города на время неминуемого разрыва торговли с югом, а Рюрик заручился моральной поддержкой богатого и влиятельного города.
На седьмой день по переезде в Городище Рюрик — в белых одеждах, без брони, шлема и оружия — переправился через Волхов и во главе торжественной процессии двинулся к круглой дубовой роще на холме, в центре которой располагалось капище Перуна. За ним следовали семеро волхвов, посадник Воята в сопровождении именитых людей — «золотых поясов» Новгорода, и толпа жителей. Был четверг, день Перуна и первое возжигание костров святилища. Рюрик чтил своего Одина, но волхвы были немалой силой, и он всегда пользовался своим правом первым принести жертву чужому богу. Это было сродни военной хитрости, которую столь ценил его собственный суровый бог.
Миновав рощу, процессия вышла на расчищенную поляну, в центре которой возвышался грубо вытесанный из цельного дуба бог-громовержец. Семь кострищ с заранее заготовленными сухими дровами окружали идола, и Рюрик остановился. Волхвы молча обогнули его, и каждый прошел к своему кострищу. Князь медленно и торжественно поднял руку, и жрецы тотчас же вздули пламя под кострами. Выждав, когда огни разгорятся, Рюрик змейкой обошел их по окружности, очистившись у каждого из семи костров, и встал лицом к Перуну.
— Великий и грозный повелитель небес, владыка громов и молний! — громко возвестил он. — Рюрик, князь Новгородский, просит милости твоей для великого города и всей Земли Новгородской. Простри могучую длань свою над городом и его силой, над мужами и женами, над семьями и родами, прикрой нас от мора, глада и пожара, защити от врагов очаги наши и корабли наши, приумножь силы наши и богатства наши, и я, князь Новгородский, воздам тебе от добычи своей. Прими с благосклонностью мой залог!
Рюрик шагнул к идолу, достал из-за пояса золотую стрелу и с силой вонзил ее в подножие столба. Отступив, низко поклонился, повернулся лицом к толпе и воздел обе руки:
— Слава Перуну!
— Слава! Слава! Слава!
Взятая князем на себя часть ритуала была исполнена. Рюрик присоединился к посаднику, стоявшему на шаг впереди «золотых поясов», наблюдая вместе с ними за жертвоприношениями волхвов. Они резали белых кур и черных петухов, гадали по их внутренностям и сжигали на кострах. Гадания были благоприятными, в чем Рюрик не сомневался: его люди заранее навестили волхвов с богатыми дарами.
4
Рюрику удалось расчистить дорогу к переговорам, и, когда в Новгород приехал Олег, «золотые пояса» не очень сопротивлялись предложенным условиям, тем более что конунг обещал трехлетний беспошлинный ввоз товаров. Городские воротилы и посадник скрепили подписями договор, новгородцы поорали, подрались и успокоились, добившись хороших заработков для лодейщиков, плотников, гребцов и кормчих, а молодежь с восторгом приняла решение о добровольном участии в походе, сулившем отаву и добычу. Ставко занимался отбором лучников и копейщиков, Зигбьерн договаривался с рабочими артелями, а посадник Воята помогал с чистой душой, очень довольный тем, что Новгород не остался в стороне от военного предприятия, сулящего огромные выгоды без всякого риска для города и его жителей.
Конунг Олег и князь Рюрик тоже имели все основания быть довольными: за спиной русов оставалась сила, что обещало спокойствие, по крайней мере, до решающей схватки за Киев. Тем временем Гуннар поднимал чудь и ливов, Ландберг отправился уговаривать финнов, а Хальвард — в этом Олег не сомневался — уже подбирал верных исполнителей для удара по союзу Рогхарда и Аскольда.
Хальвард был суров и немногословен, Давно занимаясь тайными делами Олега, он больше знал, чем говорил, всегда докладывая собственному конунгу об исполнении его повелений и никогда — о способах. У него были свои люди едва ли не во всех племенах, с которыми судьба связывала русов, он щедро платил им зачастую из собственного кармана, чтобы по возможности избегнуть посредников и не посвящать в расходы похожего на утку Ольриха, отвечавшего за казну конунга. Он полностью доверял лишь своему другу и побратиму Годхарду, посвятив только его в приказ, который отдал Олег.
— Это должен сделать киевлянин, Хальвард.
— Ты прав, брат Годхард, и у меня есть такой на примете. Отращивай славянскую бороду и придумай, как спрятать оселедец: ты поедешь в Киев с моими людьми. Они сведут тебя с киевлянином. — Хальвард достал нательный крестик и протянул его побратиму. — Он — тайный христианин и когда-то поклялся на этом кресте, что исполнит мою волю.
— Ты веришь христианам, Хальвард?
— Я не верю никому, кроме конунга и тебя, брат Годхард. Но во-первых, христианин обязан мне жизнью, а во-вторых, я знаю, как достать его жену и детей. Пришла пора платить долги — вот что ты ему скажешь, когда передашь крест.
— Если его схватят, он может признаться под пытками, кто приказал ему убить родного брата конунга рогов.
— Это — твоя заботя, брат Годхард. Его забота — нож, стрела или яд. Он — орудие, не более того. Остальное должен совершить ты, и мои люди выполнят любой твой приказ.
— Но почему ты выбрал именно христианина?
— Год назад Рогдир вырезал всех христиан в Полоцке, а их жен и детей принес в жертву Перуну. Аскольд знает об этой резне и воспримет смерть Рогдира как месть за гибель единоверцев. Око за око, зуб за зуб.
— Насколько мне известно, христиан учат смирению, брат.
— Киевлянам неизвестно об этих тонкостях. В ответ на убийство они учинят погром христиан в Киеве, причина потонет в крови, а Рогхарду останется только кровная месть за убийство посла и брата.
— Да, Аскольду не откупиться никакой вирой,[10]— усмехнулся Годхард, бережно пряча крестик. — Кстати, ты знаешь, что Перемысл занялся отроками Нежданы?
— Знаю, — помолчав, сказал Хальвард. — Пусть тебя не беспокоят другие заботы, брат Годхард.
Отроки Нежданы, в обязанности которых входили не столько ее увеселения — охоты, скачки, турниры, сколько ее охрана, в основном состояли из славян, сумевших избежать свирепых казней Трувора Белоголового. Они были врагами Рюрика, и это обстоятельство учитывал как Олег, так и Перемысл, когда организовывалась личная «молодшая дружина» Нежданы. Все были искренне преданы ей, в этом Перемысл не сомневался. Но обеспокоенный особым вниманием конунга рогов Рогхарда, все же посчитал нелишним еще раз внимательно к ним приглядеться, а заодно и усилить охрану опытными и верными людьми. Будучи человеком прямодушным, он делал это не очень умело, и если бы не тайная проверка, проведенная Хальвардом, то неизвестно, какую бы дружину получила Неждана. Но опытный Хальвард вовремя подправил прямолинейного воеводу, заодно подсунув в окружение любимицы конунга парочку своих людей. Перемысл был доволен, устроил молодшей дружине смотр, кому-то заменил коней, кому-то — оружие и, успокоенный, ждал, когда же племянница объявит, что Сигурд достаточно здоров для поездки в Смоленск. И наконец дождался.
— Если завтра в поединке ты не сумеешь выбить меч из десницы Сигурда, то можно отправлять посольство, — сказала она. — Только не схитри, уйко Перемысл: Сигурд должен уметь постоять за себя.
Хитрила она: ее дядя на хитрость был просто неспособен. Неждана последнюю неделю не только врачевала изувеченную руку юноши, но и каждый день сама учила его приему, как выбивать меч из руки противника и как уберечься от его попыток сделать то же самое. И когда Перемысл встретился с Сигурдом в поединке, ему так и не удалось лишить его меча при всем мастерстве и старании: молодой варяг всегда улавливал начало приема и ловко уходил от удара.
— А теперь сожми мне руку, Сигурд, — произнес он после боя. — И не жалей сил.
Сигурд давил десницу Перемысла что было мочи — даже пот выступил на лбу и заломило плечо. Но славянин только улыбался.
— Твоя сила — в ловкости. Но ловкость устает, а сила умеет держаться. Копи силу, Сигурд, и побольше ешь веприны на пирах.
С этого дня началась бурная подготовка к поездке в Смоленск. Старшим послом Олег утвердил Перемысла после совета с Донкардом: и как более опытного, и как славянина, поскольку кривичи, равно как и новгородцы, варягам не очень-то доверяли. И пока Сигурд готовил отобранных конунгом людей, Донкард готовил самого Перемысла.
— Не упоминай раньше времени об Изборске. Лучше сделать его подарком, когда вы обо всем договоритесь. Ничто так не скрепляет договоров, как щедрый и внезапный дар.
