Сотник клялся, что он не знает, куда Прозоровский девал семью Федора.
Сукнин перетряс все в доме у сотника и нашел у него свой ковер, вывезенный из Персии, два серебряных кубка, парчовый кафтан и даренную Разиным саблю.
Сотник в мешке пошел на дно Волги...
– Камышин взял, Черный Яр одолел – и астраханские ворота с вереями повыбью, а Настю с Мишкой найду! – упорно сказал Сукнин.
Караван астраханских насадов на веслах шел к Черному Яру. Над опаленными зноем волжскими берегами в мутном небе парили орлы, карауля сусликов и степную птицу. Над камышами и над водой, потрескивая трепещущими крылышками, носились тысячи голубых и зеленых стрекоз. Охотясь за ними, рыбы стаями прыгали из воды и, бултыхаясь обратно, широко по реке разгоняли круги. Стремительные чайки ныряли в воздухе, почти касаясь зобами сверкающей ряби течения. Из степной травы летел над волжской гладью безумолчный треск кузнечиков... Июльское солнце растапливало корабельную смолу, и запах ее висел над караваном. Изредка знойный верховой ветер тяжело проносил по всему каравану густую струю зловония. Тогда взгляды людей обращались к переднему стругу, где на мачте качался обезображенный труп молодого разинца.
За шесть дней под палящим солнцем мертвая распухшая голова почернела, и запах тлена разливался вокруг тела несчастного юноши. На остановках каравана вороны не раз собирались на берегу и вились над стругом, чуя поживу. Но стрельцы поднимали по ним пальбу из пищалей и из мушкетов, отгоняя гнусную птицу. И никто из начальных людей не удерживал их от стрельбы.
– Князь-воевода, вели убрать мертвое тело с мачты, – обратился к князю Семену стрелецкий сотник. – Смущает оно стрельцов, нелепые речи ведут меж себя...
– Не люблю я над мертвыми глума, убрал бы и сам, да приказ воеводский всем ведом, – возразил стольник.
– Яков Иваныч, не дело, однако, – сказал князь Семен Кошкину. – Протух ведь казак. Пища в глотку не лезет от смерди. Скажем боярину, что он оторвался с мачты.
– Совестно, князь, тебе потакать стрельцам. Я боярский указ не нарушу, – твердо ответил Кошкин.
Продвигаясь в верховья, Львов выслал по берегу Волги дозорный разъезд стрельцов. В случае встречи с Разиным дозорные должны были сообщить в караван о встрече. Пять легких лодок заплывали вперед, обгоняя насады верст на пять. Они осматривали заводи и затоны, проплывали протоками в Ахтубу и возвращались назад к каравану.
Мерно плескали весла, мерно взвизгивали и рычали уключины. Час встречи был уже недалек.
Князь Семен не страшился этого часа. Он помнил, как Разин бежал от него в море. Четыре тысячи старых стрельцов, бывалых, обученных ратному делу, стоили больше десятка тысяч разинского деревенского сброда, к тому же вооруженного чем попало, вплоть до вил, простых топоров и медвежьих рогатин...
Если бы Разин вздумал принять бой со стрельцами, он неминуемо был бы разбит. Князь Семен знал, однако, что атаман довольно умен и хитер. Он, конечно, не примет боя и бросится уходить в верховья. Если бы с той стороны в это время поспел голова Лопатин, они забили бы воровских казаков обратно в донские земли.
Князь Семен опасался только того, что Лопатин засядет в Царицыне или Саратове и пропустит разинскую ватагу спасаться в верховья, где Разин найдет пополнение из мужиков.
«Поместья да вотчины – вот где их сила. Сами бояре жесточью яму себе копают, злобят народ. Оттого и бегут мужики и мутятся, хватают кто что попало: косу так косу, топор так топор!.. Взять хоть боярина-князь Прозоровского – зол без нужды. Плети да батоги, кнут да дыба, да плаха... Сам возмущает народ... Астраханцы посадские, рыбаки убежали бы сами к Степану от воеводской неправды... Какого добра им ждать в городе?!» – раздумывал князь Семен.
Он предлагал воеводе не половинить стрелецких сил, не идти против Разина боем, а сесть в осаду. Наждать его на себя и сидеть в стенах. Астрахань – город силен, все равно им не взять: так и будут стоять осадой до самой зимы, пока голод да холод погонят их на Дон. Хлеба в степи не добыть, и людей не богато... А если в верховья прорвутся, там людно и хлебно. Великий мятеж разожгут.
Боярин Иван Семенович не захотел и слушать. Мысль о сидении в осаде от казаков его возмущала...
Вся надежда князя Семена была теперь на то, что Лопатин ударит с верховьев и Разин, спасаясь от них двоих, возвратится на Дон.
Караван подходил уже к Черному Яру.
Город, казалось, от зноя сонный, стоял на высоком, крутом берегу. Под горой на волне маячило с десяток рыбацких мирных челнов. Несколько женщин с плотов полоскали в Волге белье. Уставившись на передний струг, где висело мертвое тело, женщины бросили свое дело и стали креститься. Рыбаки, подобрав свои сети, пустились, налегая, торопливо грести к городскому берегу.
– Эй, стой на челнах! Рыбаки, слышишь, стой! – крикнул сотник переднего струга.
Рыбаки продолжали молча грести к берегу, только взмахи их весел стали быстрее и чаще.
– Рыбаки, худо будет! – выкрикнул сотник с угрозой.
И вдруг из-за поворота Волги на парусах с верховьев показался навстречу другой караван стругов... Он приближался без весел, словно летел на крыльях, как лебединая стая.
Князь Семен в первый миг подумал, что видит струги головы Лопатина. Он ждал, что тот человек на носу переднего струга махнет ему шапкой. Но вместо того вожак каравана поднес ко рту руки и оглушающе свистнул, как сказочный Змей Горыныч.
Свист пролетел над гладью и замер вдали, откликнувшись трелью в степях.
– Са-ары-ынь на ки-ичку-у-у! – вслед за тем грянуло, как из трубы, с верхового каравана.
– Са-арынь!.. Са-а-ары-ынь на ки-и-ичку-у... и-ич-ку-у-у! – отдавалось повсюду многими тысячами голосов, и в степях отозвались гулкие отзвуки...
Этот крик загремел с самой Волги, с крутых берегов, из степей, сзади, спереди...
На черноярских стенах высоко над Волгой затолпился народ, распахнулись ворота города, стремительно покатилась под яр готовая к бою тысячная ватага разинских казаков. Волжские прибрежные камыши закачались и, расступаясь, словно выталкивали челны. Вся Волга вокруг зашипела ладьями с полчищем ратных людей. Толпы конных и пеших воинов по берегам повсюду росли, как травы...
Князь Семен растерянно оглянулся. Надо было приказывать, крикнуть: «Вздымай фальконеты! Ядра в жерла!» Но язык пересох от волненья, сердце подпрыгнуло к самому горлу, и захватило дыхание. Он повернулся к Кошкину и увидел, как голова движением руки подал знак сопелям и барабанам.
– Эй, стрельцы астраханцы! – крикнул со встречных стругов все тот же могучий громовой голос. – Стрельцы астраханцы!..
Остальные слова его заглушили гром барабанов и рев сопелей и труб, раздавшиеся на воеводском насаде.
Разин стоял на носу своего переднего струга. Ничего не страшась, он протянул вперед руку. Слов его не было слышно, но все астраханцы и князь Семен вместе со всеми знали, что он говорит...
Ударить из пушек... Сейчас...
– Пушкари! – крикнул стольник.
– Здравствуй, наш батька Степан Тимофе-е-ич!.. – взревели тысячи голосов на астраханских стругах.
– Слава батьке великому атаману!
Несколько стрельцов кинулись на сопельщиков, барабанщиков и трубачей.
– Уймитесь, проклятые! Дайте-ка слушать, что батька кричит!
– Измена! – выкрикнул Кошкин с другой стороны.
Князь Семен оглянулся. Выстрелив, падал в воду стрелецкий сотник. Молодой казак уже на палубе рубился с Яном Ружинским на саблях. Еще казаки, цепляясь крюками, карабкались из челна на струг. По Волге летели челны и челны к воеводскому стругу. В них – люди с пищалями, копьями, топорами. Князь Семен выхватил свой пистоль, нацелился в голову казаку. Казак рубанул, и полковник Ружинский, выронив саблю, рухнул на палубу. В тот же миг князь Семен пристрелил казака, и тот полетел за борт в воду. Стольник бросил пистоль и схватил второй. Вторая пуля уложила еще казака. Князь Семен выдернул саблю из ножен, стал спиной к мачте, чтобы обороняться до самой смерти, но в тот же миг что-то свистнуло над его головой и непонятная сила рванула его с палубы в Волгу. Он захлебнулся...
– Бик зур балык! Большой рыба! – сказал татарин-разинец, на веревке вытащив стольника в челн из воды...
Только тут князь Семен понял, что он был стащен в воду простым татарским арканом. Он кашлял, плевался. Изо рта и из носа его лилась вода.
– Айда, тебя батька зовет, бояр!
Как во сне, глядел князь Семен на свой караван. На стругах еще гремели отдельные выстрелы, но уже травили якоря. С насадов еще тут и там падали в воду тела начальных людей, но над караваном уже, как стаи чаек в небе, летели сотни подброшенных в знак приветствия шапок...
– Уловили птаху, батьке потеха будет! – выкрикнул кто-то, заметив в челне знатного пленника.
Князя Семена подхватили, подкинули вверх, кто-то его поймал, как бревно, перевернули, поставили на ноги.
Связанный князь стоял уже на палубе атаманского струга. С волос, бороды и одежды его стекала вода. Разин глядел на него с насмешкой.
