Напрасно Линге указывал фюреру на свою истинно арийскую внешность. Тот был неумолим: сама жизнь убедила его, что чем больше немец похож на арийца, тем больше у него шансов оказаться скрытым евреем. И только он, Гитлер, знает, как покончить с этой сатанинской расой, – скопом, не вдаваясь в подробности, раз и навсегда! И скоро, очень скоро пробьет час решительных действий!
И если Линге докажет ему, что и в него самого вселился мерзкий иудейский дух, он, Гитлер, без колебаний станет первым в очередь в Аушвиц, чтобы пройти великое очищение огнем и мечом!
Пытаясь постичь сложнейшие силлогизмы своего хозяина, Линге морщил красивый белый лоб, испытывая сладчайшую истому во всем теле от общения с богом. И в этот миг был без ума от Гитлера и готов по первому его приказу превратиться во что угодно, да хоть в сервировочный столик у ног хозяина!
Оттолкнув слугу, взбешенный фюрер ворвался в гостиную и в исступлении начал, молча, кружить по ней. Наконец он подбежал к камину и тупо уставился в огонь.
– Горбигер был прав, Горбигер был прав! – неизвестно кому крикнул он. – Я Предтеча Огня! Но…
Потом, как будто впервые заметив замершего у двери Линге, брызжа слюной, набросился на него:
– Болван! Почему ты еще здесь! Подслушиваешь?! Разве я не приказал тебе вызвать в ставку Гиммлера! Идиот! Я сказал: срочно! Все немцы такие же, как и ты, дикари! Они не ведают, что творят! Даже эти… чокнутые скалолазы Гиммлера! Пусть теперь скажет, шайсе: порванный военный флаг над Эльбрусом – знак великой победы или великого поражения?!
Приказано – сделано! И уже через сорок минут от ставки Гиммлера «Хегевальд» в соседней с Винницкой Житомирской области почти бесшумно отошел личный бронепоезд рейхсфюрера СС «Генрих».
Вокруг «Хегевальда» воистину не было ни одной посторонней души, так как еще перед строительством все население близлежащих деревень было выселено, а резиденцию самого мрачного и полумистического персонажа Третьего рейха оградили от внешнего мира тремя тысячами метров колючей проволоки и надежно прикрыли от угрозы с воздуха множеством деревьев, ореховых кустов и целыми пластами дерна. Все было сделано по-немецки добросовестно и изобретательно, вплоть до прямой связи с Берлином и кортов для тенниса.
Для любителей поиграть в русскую рулетку хозяева ставки могли предложить конную прогулку. Но Гиммлер лично предупреждал каждого гостя, что конный променад вполне может закончиться пулей партизанского снайпера или крестьянина, вооруженного допотопным ружьем местного производства с труднопроизносимым названием «берданка».
Как пример приводил судьбу своего личного пилота, который, неосмотрительно выехав на лошади за околицу ставки, живым домой не вернулся. Его бездыханное тело было найдено около одной из сохранившихся украинских деревень без оружия и, конечно, без лошади.
Крестьян злосчастной деревни Гиммлер в назидание их соплеменникам приказал сжечь живьем. Но это все, конечно, мелочи. Подумаешь, одна деревня, населенная сплошь бессловесным скотом!
После окончания строительства «Вервольфа» и «Хегевальда» всех строителей пустили в расход. Всех, без исключения, а не только военнопленных и евреев. Вплоть до инженеров и техников организации Тодта, странным образом разбившихся во время обратного полета в Берлин. А уж они-то все, между прочим, были немцы, истинные арийцы и так далее.
Зато теперь никто не может сказать, что «свои» для Гиммлера неприкосновенны. Безопасность вождей Третьего рейха – самая великая военная тайна! А лучше всего хранят тайну, как известно, мертвые. Какие тут могут быть исключения из правил!
Чтобы добраться до «Вервольфа», Гиммлер с бронепоезда пересел в свой шикарный «хорх» с эксклюзивным номером СС-1.
Всю дорогу рейхсфюрер напряженно думал. А когда он думал, настроение у него прыгало, как давление у гипертоника. Срочный ночной вызов в ставку фюрера всегда был непредсказуем. Впрочем, как и вся эта дрековая война на Востоке. Как и сам Гитлер.
Непредсказуемость и непоследовательность Гиммлер переносил с трудом. Точно так же, как и необходимость рукопожатия, особо в местах большого скопления незнакомых и уже потому абсолютно, по его мнению, нечистоплотных людей. Например, на фронте. И, конечно, в концлагерях.
Со спокойной душой чистоплотный до брезгливости Гиммлер пожимал руки только в своем бронепоезде, где перед аудиенцией с ним все офицеры подвергались обязательной процедуре оттирания рук пемзой.
Себя «железный Генрих» считал человеком твердых принципов, образцом чистоплотности и последовательности во всем. Хотя вся его жизнь как раз была ярким примером обратного.
Генрихом Гиммлер был назван в честь покровителя семьи, принца династии Виттельсбахов, школьным учителем которого был Гиммлер-старший. Принц Генрих стал крестным отцом и опекуном будущего рейхсфюрера. Немудрено, что с таким опекуном Гиммлер с детства мечтал стать полководцем великой армии.
Однако, не успев начать службу в 11-м пехотном полку «Фон дер Танн» в конце семнадцатого года, он уже через два месяца был демобилизован, из-за чего в будущем Гиммлеру довелось немало потрудиться, сочиняя свои «фронтовые подвиги».
Великим полководцем он не стал из-за банальной близорукости. Пришлось стать агрономом. В детстве Генрих собирал гербарии, в юности влюбился в фитотерапию. Прирожденный агроном!
Но дальше все снова пошло от противного. Не успев начать обучение в крупном агротехническом хозяйстве под Ингольштадтом, Гиммлер заболел тифом.
Взял напрокат фрак и цилиндр, чтобы проводить в последний путь короля Людвига Третьего, но на выборах проголосовал за общегерманскую правогосударственную коалицию.
Не без удовлетворения воспринял убийство министра иностранных дел Германии еврея Ратенау, но при всяком удобном случае говорил, что покойник был «весьма толковым человеком».
Вольфганга Хальгартена, своего бывшего одноклассника и идеологического противника, Гиммлер в шутку называл «вшивым еврейчиком», а еврейку-танцовщицу Ингу Варко, якобы изгнанную из семьи за связь с немцем, считал «девушкой, достойной всяческого уважения».
Он, не задумываясь, вступал во множество добровольных организаций, в том числе и в такие, о деятельности которых при вступлении не имел ни малейшего представления. Кроме близких ему по духу и профессии «Немецкого общества разведения домашних животных» и «Немецкого сельскохозяйственного общества», его занесло в «Объединение друзей гуманитарной гимназии», «Старобаварский стрелковый союз» и даже в «Мюнхенскую секцию Альпийского общества», хотя при одной мысли об отвесных скалах Гиммлера охватывала жуткая оторопь и начиналось сильное головокружение.
В двадцатом Гиммлер снова попытался осуществить свою детскую мечту о «великом полководце», для чего записался в айнвонервер – местное ополчение. На складе 21-й стрелковой бригады ему выдали винтовку, 50 патронов, каску, 2 патронташа и мешок для сухарей старого образца и… тут же присвоили звание прапорщика запаса.
Чтобы хоть как-то проявить себя на вечно ускользающем от него военном поприще, Гиммлер принял участие в подготовке бегства из тюрьмы убийцы Курта Эйснера, графа Антона фон Арко ауф Валлей. Но в последний момент «бегство» было отменено в связи с заменой графу смертной казни пожизненным заключением.
После этого Гиммлер записал в своем дневнике сакраментальную фразу: «Что ж, как-нибудь в другой раз». Эта фраза могла стать девизом всей его жизни, если бы в январе двадцать второго он не встретился с Эрнстом Ремом, а вскоре и с Гитлером.
Итак, «хорх» номер СС-1 приближался к «Вервольфу». На встречу с фюрером Гиммлер всегда шел, как закоренелый грешник на исповедь к своему духовнику. Ему казалось, что при всех своих странностях и чудовищной некомпетентности буквально во всем, Гитлер видит людей насквозь и каждый немец с рождения безбожно грешен перед ним.
И если Гиммлер, став рейхсфюрером, часами с лупой в руке изучал фотографии первых кандидатов в СС с целью убедиться в их расовой чистоте, то Гитлер, чтобы под личиной друга разглядеть врага, не нуждался ни в какой лупе и вообще, как акула кровь, чувствовал его за сотни миль.
Сегодняшний внеурочный ночной вызов в ставку мог быть совсем не случаен. И Гиммлер хорошо знал, почему. А что если фюрер вместо приветствия, приблизившись к нему вплотную, буквально лицо в лицо, как бы между прочим спросит:
– Значит, вы, господа, полагаете, что именно Гиммлер должен заменить Гитлера на посту фюрера нации, и чем скорее, тем лучше?
О, он, Генрих Луйтпольд Гиммлер, рейхсфюрер СС и рейхсминистр внутренних дел Германии, с личным номером в СС 168, в тот миг, конечно, почувствует то, что чувствовали те жалкие евреи минского гетто, стоящие у края могилы в сорок первом в Минске, где Гиммлер впервые пожелал лично присутствовать при массовом расстреле.
