Облитая ветром, зашумела урючина.
В глубине, возле котелка, сидел Алибек. Вода в котелке заиграла — скоро закипит. Отец Кирилл опустился, поглядел на слепого садовника. Захотелось поговорить с ним (с кем-то) о Мутке, о ее приезде. О том, как она войдет в этот дом, как будет привыкать к здешнему воздуху, солнцу, провинции, невежеству, к океану перерождений из камней и сухого мха.
Алибек, поправив огонь под котелком, поглядел пустым глазом на отца Кирилла.
— Ну и на сколько сегодня тьмы больше, чем света, Алибек?
Ташкент, 6 апреля 1912 года
Докурив, Казадупов читает документ.
Утро. Перед Казадуповым — кусок хлеба; при чтении отщипывает. Отщипки отправляет в рот или кладет рядом и забывает о них. Документ он уже читал, теперь перечитывает перед встречей с отцом Кириллом.
Речь о недавних событиях в Оше.
«Ошский уездный начальник. Сентябрь 27 дня 1911 года. Военному губернатору Ферганской области. Рапорт.
Доношу Вашему Превосходительству, что произведенным дознанием удалось выяснить нижеследующие обстоятельства по делу об избиении евреев.
25 сентября, часов в 11 дня, среди туземцев Сарай-Кучинского общества гор. Оша стал циркулировать слух о том, что якобы евреи, проживавшие в этой части города, затащили к себе в дом какого-то мусульманского мальчика».
Казадупов берет карандаш и жирно подчеркивает «мусульманского мальчика».
«Установить, кем был пущен этот слух и имел ли он какое бы то ни было основание, пока не удалось, но толпа около еврейских домов (четырех), расположенных в одном месте, стала расти, и к полудню собралось около 1000 человек. К несчастью, к этому времени к толпе подошла одна сартянка и стала спрашивать, не видал ли кто ее 5-летнего сына, которого она ищет уже целое утро. Это совпадение (т. к. мальчик потом был найден на базаре) послужило как бы подтверждением справедливости слуха о том, что какой-то мальчик был захвачен евреями, и толпа стала волноваться.
Вскоре из среды ея выделилось несколько человек, которые вошли в дом еврея Гадалева и стали искать там пропавшего мальчика, так как молва почему-то указывала, что мальчик был увиден именно в этом доме. Розыск этот, конечно, не дал никаких результатов, но это толпу не успокоило; вскоре туда прибыл Старший аксакал, волостной управитель и несколько полицейских. Для успокоения толпы эти должностные лица вновь вошли в дом Гадалева для розыска мальчика, но тоже поиски оказались без результата. В доме Гадалева в это время находились человек 8-10 евреев, собравшихся к нему по случаю еврейского праздника».
Казадупов подчеркивает «праздника». На полях: «Уточнить».
«Евреи страшно перепугались, стали кричать и плакать, в это время туда приехал и Пристав; успокоив слегка толпу и выслушав от нея молву о нахождении в доме Гадалева какого-то мальчика, он сказал собравшимся, что сейчас лично проверит этот слух, и вошел в дом; в то время, когда Пристав производил обыск, еврей Хия Абрамов, находясь в нервном состоянии, неистово кричал и требовал, чтобы его отправили в его квартиру, находящуюся поблизости от Гадалева; бывшие тут евреи исполнили его просьбу, а так как Абрамов от испуга лишился сил, то его понесли евреи; когда они вышли на улицу, то Абрамов продолжал кричать, и, по-видимому, появление кричащего Абрамова раздражающе подействовало на толпу туземцев, и евреев стали бить; поднялся крик и Пристав вместе с чинами полиции выбежал из дома Гадалева…»
Они шли по саду.
— «…под их прикрытием евреев удалось дотащить до квартиры Хии Абрамова».
Казадупов посмотрел на отца Кирилла.
— «После ухода Пристава в квартиру Хии Абрамова квартира Гадалева и другие соседние с ней еврейские квартиры остались беззащитными и толпа, проникнув в еврейские дворы, стала бросать в окна домов камни, которые и причинили большинство ушибов евреям, а главное, их женщинам, остававшимся дома».
Казадупов остановился возле шелковицы и погладил ствол:
— Ну вот… Хотите спросить, для чего я вам это читаю?
Лицо отца Кирилла. Нос, ухо.
Глаза прикрыты.
Да, он был в Оше в те дни.
Приехал за два дня до беспорядков. Кто мог предполагать? Обычный туземный город. Над городом гора. Базар, арыки, небо. Бирюзового оттенка, как если добавить в кобальт немного звенигородской зеленой. NB: накладывать на холст пастозно, сразу, без подмалевки.
В тот день он слышал гул толпы. Так гудит ветер, срывая с крыш ржавые листы. Но день был тихим, и небо было зеленым. Он сидел у отца Василия из местной церкви. Отец Василий показывал ему поделки, выпиленные собственными руками.
«Кроме того, толпа туземцев, окружавшая квартиру Хии Абрамова, еще до возвращения туда самого хозяина и других евреев, шедших под прикрытием чинов полиции, ворвалась во двор и стала бросать камни в окна как с улицы, так и со двора, двое из бывших в этом доме евреев, а именно: Мануэль Аширов и Исхак Хаим Пилясов — хотели бежать, для чего забрались на крышу соседнего дома, но там оказались сарты, которые ударом по спине спихнули с крыши Аширова обратно во двор Хии Абрамова; второй же еврей Пилясов, преследуемый толпою, побежал по крыше и был застигнут толпою, которая поволокла его, привязав обрывок веревки к ноге и ситцевый платок к руке…»
Они рассматривали игрушки.
«Шум какой-то», — сказал отец Кирилл.
«Да…» — Отец Василий держал в руках деревянную птицу.
Застучался в окно пацаненок: «Батюшка! Папаня сказал, чтобы дома сидели, непорядок в городе!»
Отец Василий выглянул в окно: «А что там, не сказал?» — Обернулся. — «Убежал…» — Поглядел в угол, на икону-краснушку Владимирской.
Отец Кирилл поднялся.
«Пилясов был убит камнями, о чем свидетельствовала целая куча окровавленных камней, лежащих как на нем, так и возле него. Камни эти толпа поднимала тут же на улице, так как булыжник валяется повсюду. Как разыгрался случай с убийством Пилясова, в точности неизвестно, т. к. при этом не присутствовало никого из чинов полиции, защищавших в это время евреев на улице между квартирами Гадалева и Абрамова. По-видимому, толпа, совершив убийство, как бы одумалась, т. к. Пристав, прибывший туда несколько минут спустя, уже не застал толпы, которая разбежалась».
Он видел эти камни, испачканные красною краской. Тело уже унесли. Зеленое небо, синие камни, красная кровь.
— Ну вот. — Казадупов водил ладонью по стволу шелковицы. — Хотите спросить, для чего я вам это читаю?
— Да, я был в Оше в те дни.
— Ради встречи с Курпою?
— Да. Я получил письмо…
— От кого?
— Без подписи.
— Оно у вас сохранилось?
— Нет. Оно исчезло в то же утро, когда и всё.
— Что было в письме?
— Просьба заехать в Ош на пути из Верного. Они откуда-то знали, что владыка вызывал меня к себе.
— Но это неудобная дорога — через горы.
— Да, туда я ехал через Чимкент. А обратно пришлось сказать, что, мол, желаю осмотреть Ферганскую долину… Владыка благословил, передал почту для отца Василия.
— Вы видели самого Курпу?
— Не уверен, что это был Курпа… Он написал, что встретится со мной на Троне Соломона.
— Где?
— Тахти Сулаймон. Гора местная. Высокая. — Замолчал.
«Привязав обрывок веревки к ноге и ситцевый платок к руке…» Ситцевый платок.
— Я решил осмотреть гору за день до встречи. Сказал отцу Василию, что интересуюсь местными обычаями. Тот помог найти вожатого из местных, Кадыр звали. Сказал только, чтобы рясу снял: неудобно да и опасно…
Они поднимались утром. Город внизу уменьшался, небо расширялось и обливало их светом. Но смотрел на небо редко, больше под ноги. Один раз он уже бывал в горах, в Баварских Альпах, с Муткой; Серафим пропел перед восхождением молитву горным духам, но тропы были комфортабельными, перевал невысоким, а за ним скатертью-самобранкой развернулся гастхауз, где варили отличное пиво… Подъем на Трон Соломона был другим. Тяжелым, мокрым, с боем в ушах. Мимо шли толпы женщин. «Хотят детей», — пояснил Кадыр, провожатый. «Кого?» — «Детей. Из других городов приходят. Эти вот… наманганские. Детей нет, пришли Сулаймона просить».
Босые ступни женщин. Видел, как снимали свою обувь внизу, оставляли под присмотр. Одна, видимо, порезалась о камни. Шла, оставляя красный след. Десятки женщин. Лиц он, разумеется, не видел. Попадались и мужчины.
Наконец поднялись. Отец Кирилл отер ледяной лоб. Небо втекало в глаза, ноздри, уши.
На камне сидело трое мулл. Кадыр пошел договариваться. Один из троих поднялся.
Отцу Кириллу показали каменные следы колен Соломона. Следы пальцев Соломона. Следы его слез. Огромный, плоский Трон Соломона, отполированный до серого блеска.
По трону вниз животом съезжали женщины.
«Странные у них географические понятия», — говорил вечером отец Кирилл. «Соломон — это ж Ближний Восток, Иерусалим…»
