Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Море во время перехода было спокойно, что для зимних дней большая редкость. По воде шли неделю. Все это время император расспрашивал знающих людей о местности за Данувием, о том, чего следует опасаться и что может принести победу в борьбе с таким яростным и могучим противником, как Децебал?

Главная трудность заключалась в том, что Децебал, понимая, что прямого столкновения с римской армией ему не выдержать, по общему мнению, непременно будет придерживаться прежней, проверенной в трех войнах стратегии. Подобный метод ведения оборонительной войны можно было бы назвать партизанским, однако Децебал не был бы Децебалом, если бы не усовершенствовал его применительно к местности и к своему народу, храброму и многочисленному. Прежде всего, он попробует сорвать переправу. Скорее всего, сразу постарается напасть на высадившийся на левый берег авангард. Если приграничное сражение будет проиграно, его небольшие по численности отряды (от нескольких сотен до нескольких тысяч человек) начнут действовать скрытно, из засад. Этим отрядам ставилась задача не давать римлянам ни часа покоя, нападать при первом же удобном случае, громить обозы, лишать съестных припасов, но, прежде всего, постараться отвлечь на себя как можно больше вражеских сил. Его единственное спасение в затяжке войны.

Старик — трибун, служивший ранее в Пятом Македонском легионе, и имевший за плечами три кампании в Дакии объяснил, что царь даков возвел по всей стране небольшие крепости, в которых его отряды будут держать оборону и при случае устраивать вылазки. Опираясь на эти крепости, варвары в силах контролировать дороги и переправы, а также пригодные для прохождения войск перевалы. Дакия — горная страна, так что удобных дорог там немного. За каждую придется сражаться. Ошибка Фуска состояла в том, что в начале похода он каждый раз приказывал штурмовать подобные укрепления, а когда темп продвижения войск вглубь вражеской страны окончательно замедлился, начал оставлять для осады особые отряды. Там отщипнет от легиона несколько когорт, здесь бросит на штурм вспомогательные войска.

— Что же? — спросил Траян. — Оставлять их в тылу, чтобы разбойничали на наших коммуникациях?

Пожилой трибун, объяснил императору.

— Условия местности, благоприятные для Децебала, могут быть благоприятными и для нас, ведь дакам непросто выбраться из крепости, если держать ее под постоянным присмотром. Да, эти крепости нельзя оставлять без внимания, но именно без внимания — минимальными силами, все больше из союзников. Лучники, пращники, метатели свинцовых шаров. Если есть возможность перекрыть воду, следует воспользоваться этой возможностью. Надо постоянно забрасывать крепости горючими материалами, держать под присмотром ворота. Только штурмовать их не надо. Брать приступом только те, которые стоят у нас на пути. И сразу закладывать свои крепости. И повсюду искать предателей. Золота не жалеть. Насколько даки готовы отстаивать родину, настолько они развращены блеском золота.

Трибун помолчал.

— Децебал, — продолжил трибун, — постарается отсидеться в крепостях до зимы, потом во время снежных бурь и дождей перекрыть дороги и взять нас измором. Это его единственное спасение. Замысел Децебала состоит в том, чтобы раздробить наши силы и, главное, отвлечь нас от его столицы Сармизегетузы. Нельзя сбрасывать со счета и многочисленных союзников, которыми обзавелся Децебал. Домициана он победил не только с помощью воинской силы, но, прежде всего, за счет друзей, которых он нашел за пределами нашей державы. В тот момент, когда мы громили даков под Тапами, поднялись маркоманы. Когда справились с маркоманами, на нас набросились сарматы. Без гарантии, что маркоманы на севере за Данувием, и сарматы, кочующие ниже великой излучины реки, не ударят нам в спину, поход начинать нельзя.

— Это понятно, — кивнул Траян. — Меры уже приняты. Маркоманов припугнули и взяли заложников, с сарматами ведет переговоры Сура.

Затем он обратился к Ларцию.

— Он кстати настаивает, чтобы ты, Лонг, немедленно прибыл к нему, когда мы окажемся в Далмации. Говорят, ты имел с сарматами дело, даже научился владеть их длинным копьем — контосом?

— Так точно, непобедимый.

— Это радует, что у нас в армии есть офицеры, владеющие варварским оружием. А это, — он указал на искалеченную руку, — не помешает?

— Во время атаки я держу крючком поводья. Вроде справляюсь, лошадь слушается. А для страху у меня есть протез, соорудил один умелец в Риме. Такая железная рука. Стоит только пошевелить стальными пальцами, варвары обделаются со страха.

Император заинтересовался.

— Ну‑ка, покажи.

Лонг отправился в свою каюту, вернее, тесный закуток под верхней палубой, который делил вместе со своими декурионами.

В каюту, где заседал преторий, явился в белом парадном плаще, под которым прятал искалеченную руку.

Когда вошел, все сразу замолчали и повернулись к нему. Ларций для большего эффекта помедлил, потом резко дернул локтем и вознес над собой искусственную кисть. Кто‑то ахнул. Действительно, механическая рука была очень похожа на настоящую, если бы не длинные когти — ножи, приделанные в качестве ногтей. Протез был черен, и состоял из нескольких сочленений, так что Ларций, нажимая какие‑то пружинки правой рукой, мог сжимать и разжимать пальцы. Мог и растопырить, тогда кисть становилась похожа на гигантскую кошачью лапу. Он также имел возможность соединять пальцы — тогда рука напоминала широкий и короткий меч. Протез позволял выдвигать и убирать когти.

Присутствующие позабыли о плане войны с Дакией — все разом накинулись на чудесную игрушку. При хорошем навыке, незаметно работая правой здоровой рукой железную руку вполне можно было принять за живую. Насмотревшись, навосхищавшись, решили, что с подобной игрушкой можно заставить сарматов принять условия Рима.

— Лучшего помощника, — заявил император, — Суре не сыскать. Если мы, все, не чуждые философии люди испытали страх, что же будет с варварами?

На третий день плавания вечером Помпея Плотина, супруга императора, позвала Ларция в гости.

Она приняла его в просторной каюте, приспособленной под гостиную. Первым делом императрица поинтересовалась, не желает ли Ларций поужинать. Тот отказался, тогда императрица жестом предложила префекту присесть. Лонг робко опустился на гнутый стул из бронзы, стоявший напротив ложа, на котором полулежала Плотина. В изголовье стоял трехногий стол с крышкой из туи, на нем блюдо с виноградом. Она отщипнула виноградину, сунула ее в рот и спросила, каким образом отставному префекту удалось познакомиться с Волусией, ведь она родом из Ареция и никогда не бывала в Риме, и так ли «девочка» хороша, что он не посмотрел на ее, пусть даже и формальное, родство со своим непримиримым врагом Регулом?

Вопрос был до того неожиданный, что Ларций не сразу нашел, что ответить. Некоторое время он подбирал слова, затем объяснил, что в Риме Волусия оказалась после смерти родителей. Она осталась круглой сиротой и перебралась к тетке. Добавил, что Волусия ни в каком родстве с Регулом не состоит, а если бы даже и состояла, она ни в чем не похожа на этого… — он помедлил и закончил, — влиятельного сенатора.

После чего искоса глянул на императрицу, высокую некрасивую, длиннолицую женщину, не спеша пережевывавшую виноградину. Чем‑то она напомнила Ларцию корову, может, глазами — добрыми и скучными. Плотина вздохнула, посочувствовала «девочке» и вновь неожиданно для Ларция поинтересовалась — если то, что рассказывают о нападении на Волусию, правда, какая причина толкнула Регула затеять подобное страшное злодеяние, ведь убийство пусть и дальней, но все же родственницы, это возмутительно. Такое преступление не может не остаться без наказания. Ларций саркастически усмехнулся — ага, не может. Попробуй доберись до этого… влиятельного сенатора! Сначала надо отыскать Сацердату.

— А это кто такой? — спросила императрица.

Ларций едва сумел скрыть разочарование — что толку втолковывать этой корове, что в Риме теперь всякое преступление можно совершить, действуя исключительно посредством доноса. Стукни куда следует, мол, твой сосед приютил жену государственного преступника, и можешь вселяться в его дом. Обвини прозябающего на чужбине родного отца в преступном намерении убить цезаря, и можешь пользоваться всем, что принадлежало отцу. Пригрози состоятельному человеку доносом, и тот со страху не то, что дом или имущество, виллу подарит. Потом добавил специально для коровы — теперь в городе не надо выходить с ножом на большую дорогу, разве что для развлечения, чтобы не потерять квалификацию.

— Да, да, да, — императрица, кивая, поддержала заявление гостя. — Я согласна с тобой, Ларций, нравы в Риме упали так низко. Люди теперь с куда большим энтузиазмом похваливаются постыдным, чем добродетельным. Скажи, Ларций, почему они так поступают?