В иностранных источниках и южнорусской Ипатьевской летописи отсутствует сообщение о походе Бату на Новгород весной 1238 г. — одной из самых загадочных страниц его северорусской кампании. Согласно Новгородской первой летописи, монголы прошли до Игнач-креста, уничтожая все на своем пути, но внезапно повернули назад, не дойдя ста верст до Новгорода. Летописец был уверен, что «Новъ же град заступи богъ и свята и великая сборная и апостольская церквь святыя Софъя и святыи преподобнии святители Кирилл и Афанасеи и святыхъ правоверныхъ архиепископовъ молитва и благоверныхъ князей и преподобных черноризиць иерейскаго събора» [ПСРЛ 2000а, с. 289]. Полагаю, что сообщение о чудесном спасении Новгорода следует отнести к разряду политических и церковных мифов, на что наводят два соображения. Во-первых, Игнач-крест до сих пор четко не идентифицирован исследователями; во-вторых «сто верст» также заставляют предположить, что вышеприведенное сообщение имеет легендарно-символическое значение: в самом деле, кто это отсчитал ровно сто верст от Новгорода, чтобы Бату мог повернуть назад?!.
Следующий эпизод похода в Северо-Восточную Русь, в котором Бату сыграл ведущую роль, — осада и взятие Козельска. Тверская летопись сохранила весьма красочное описание обороны этого города: «Батый оттуда пошел к Козельску. Был в Козельске князь юный по имени Василий.
Жители Козельска, посоветовавшись между собой, решили сами не сдаваться поганым, но сложить головы свои за христианскую веру. Татары же пришли и осадили Козельск, как и другие города, и начали бить из пороков, и, выбив стену, взошли на вал. И произошло здесь жестокое сражение, так что горожане резались с татарами на ножах; а другие вышли из ворот и напали на татарские полки, так что перебили четыре тысячи татар. Когда Батый взял город, он убил всех, даже детей. А что случилось с князем их Василием — неизвестно; некоторые говорили, что в крови утонул. И повелел Батый с тех пор называть город не Козельском, но злым городом; ведь здесь погибло три сына темников, и не нашли их среди множества мертвых» [Воинские повести 1985, с. 92-93].
Факт осады и взятия Козельска войсками Бату зафиксироэван и Рашид ад-Дином: «На этом переходе Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня. Тогда они расположились в домах и отдохнули» [Рашид ад-Дин 1960, с. 39]. Таким образом, «семь недель», упомянутые летописцем — отнюдь не преувеличение. Распространенное же мнение о разрушении Козельска до основания, которое позволяет исследователям строить теории «злых» и «добрых» городов, опровергается сообщением Рашид ад-Дина о том, что после взятия города воины Бату «расположились в домах и отдохнули». Вполне возможно, что никаких особенностей по сравнению с другими городами осада Козельска не имела, исключая ее продолжительность.
Тем не менее осада Козельска представляется историкам очередной загадочной страницей кампании 1237—1238 гг., и они готовы предлагать самые фантастические объяснения того упорства, с которым Бату его осаждал. В самом деле, почему монголам было столь важно захватить этот маленький и стратегически вроде бы совсем не важный городок? Л. Н. Гумилев полагал, что, осаждая Козельск, Бату мстил черниговскому князю за участие его предшественника в убийстве монгольских послов перед битвой на реке Калке [Гумилев 1995, с. 132]. В. А. Чивилихин, ссылаясь на результаты археологических раскопок, утверждал, что монголов привлекли хранвшиеся в городе крупные запасы зерна: якобы козельцы, убедившись в неминуемости гибели, сожгли зерно, и именно это побудило монголов назвать Козельск «злым городом» и стереть его с лица земли [Чивилихин 19826, с. 47]. Полагаю, все можно объяснить гораздо проще, причем это объяснение вполне вписывается в алгоритм действий Бату на Руси. Он просто должен был захватить пограничный город очередного княжества и дождаться реакции со стороны местного князя — собирается ли тот предпринять ответные действия или нет. Именно поэтому Бату в течение семи недель сам осаждал Козельск, выматывая и своих воинов, и осажденных, и лишь убедившись в нехватке своих сил, был вынужден направить приказ отрядам Кадана и Бури присоединиться к нему и совместными усилиями взять город, на что все равно понадобилось три дня. Исследователи указывают, что город был хорошо защищен, причем не только оборонительными сооружениями, но и естественными преградами — реками, болотами, холмами и взгорьями; разлив реки Жиздры и наполнение ручьев и болот растаявшим снегом тоже могли затруднить действия монголов [Рапов 1983, с. 86].
Весьма интересно сообщение летописи о вылазке жителей города, в ходе которой якобы было убито до четырех тысяч осаждающих, в том числе даже три сына темников. Обратим внимание, что сразу после этой вылазки козельца казались отрезаны от города («изшедше изъ градъ») и уничтожены, а монгольские войска ворвались в город, оставшийся беззащитным [ПСРЛ 1908, с. 781; см. также: Рапов 1983, с. 87]. Полагаю, что Бату использовал один из своих отрядоэв в качестве своеобразного «троянского коня», сумев выманить козельцев из города, хотя после семинедельной осады те должны были бы проявить повышенную осторожность. Будучи уверенным в успехе своей операции, Бату даже решил пожертвовать ненужными больше осадными орудиями: согласно Ипатьевской летописи, «Козляне... иссекоша праща их» [ПСРЛ 1908, с. 781]. Видимо, с такой тактикой козельцам встречаться еще не приходилось, что и сыграло роковую роль в судьбе осажденного города.
Итак, пограничный город Черниговского княжества был взят, а черниговский князь не проявил намерения выступить против монголов. Следовательно, поход можно было закончить и торжественно, с победой, вернуться в приволжские степи.
§ 12.2. Между двумя русскими кампаниямиОтечественные историки высказывают мнение, что Бату понес такие серьезные потери в Северо-Восточной Руси, что в течение какого-то времени должен был пополнять свои войска, лишь в 1239 г. начав новый поход на Русь [см. напр.: Кощеев 1993, с. 135].
Восточные источники опровергают это утверждение: интенсивность боевых действий монголов в промежутке между двумя вторжениями на Русь не снижалась. Правда, сам Бату действительно на некоторое время отошел от непосредственного участия в них: походами против мятежных народов Поволжья и прилегающих территорий руководили его родные или двоюродные братья. Так, «в нокай-ил, год собаки, соответствующий 635 г., осенью Мунке-каан и Кадан отправились на черкесов и зимой убили там государя по имени Тукар»; примерно в то же время «Шейбан, Бучек и Бури отправились в область Крым... и у народа хыпча-кан захватили холм Таткара». Тогда же начал свою полководческую карьеру и еще один брат Бату — Берке, совершивший свой первый поход: «Берке направился в сторону кыпчак, а захватили Арджумака, Куранбаса, Капарана, а прежде того — Бекрути». Бури, Шибан и Бюджек в этом же году совершили набег на Крым, а затем «в год кака-ил, года свиньи, соответствующий 636 г., Гукж-хан, Мунке-каан, Кадан и Бури отправились в сторону города М.н.к.с. и зимой, после месяца и пятнадцати дней осады, взяли его» [Арсланова 2002, с. 174-175]. Таинственный «город М.н.к.с» исследователи склонны отождествлять с Маначем или Мангашем на Северном Кавказе [см.: Гадло 1994, с. 179-180; Арсланова 2002, с. 172].
Вероятно, на это же время приходится и описанное выше выступление кипчакского предводителя Бачмана. Воспользовавшись сначала отсутствием монгольских войск, отправившихся против русских, а затем — их рассредоточением в борьбе с народами Поволжья, Дешт-и Кипчака и Северного Кавказа, он объединил непокорных кипчаков и, возможно, вступил в союз с ясами, возглавляемыми Качир-укуле. Его сопротивление достигло таких масштабов, что Бату и Субэдэю пришлось принимать серьезные меры. Из похода на Кавказ были отозваны все царевичи (военачальник Букдай продолжал продвижение вплоть до Дербента — «Тимур-кахалка» персидских летописцев), и против Бачмана отправился Мунке вместе со своим братом Бюджеком, которые после нескольких не слишком удачных рейдов все же уничтожили войско Бачмана, а самого его взяли в плен и казнили.
В Поволжье, которое Бату намеревался сделать своим новым домом, монголам в течение почти трех лет пришлось вести войну с мордвой, мокшей и другими местными народами: «Пришли тамошние эмиры Баян и Джику и (изъявили) царевичам покорность. Получив милость, возвратились (назад), но снова взбунтовались. Снова послали Субадай бахадура, чтобы (тот) овладел (ими)». Здесь, как сообщают персидские историки, помимо братьев Бату, вновь были задействованы Гуюк, Кадан и Бури [Арсланова 2002, с. 173-175]. А тот факт, что военные действия пришлось возглавить лично Субэдэй-багатуру, свидетельствует о серьезной опасности, исходившей от мятежников.
