Старик закончил свою речь и ждал, что скажут лучшие мужчины семьи. Но мужчины молчали. Наконец, один из младших братьев старика по прозванию Лидянг или Бобер сказал.
— Сколько живу — удивляюсь твоей мудрости.
— Что хочешь сказать — говори.
— Один человек, который ходит по тайге и гасит огонь — крохотный зверек, бурундучок, муравей, червь для бесчисленных людей Нга. Ты уверен, что наши славные родичи тут же возьмутся за оружие и отправятся переворачивать тайгу, как одеяло, чтобы помочь тебе?
— Если в твоем уме есть что-то лучшее того, что сказано, — достань и покажи.
Сухие губы старика подернулись подобием улыбки, и вдруг недоступным глазу движением змеи он схватил жидкую бороду брата.
— Когда пойдешь туда, куда я скажу и будешь говорить то, что я велел, почаще думай о том, как будешь умирать. Почаще представляй себе как наши жены и дети будут превращаться в звонкое дерево, покрытое инеем. Тогда, может быть, твой дух за плечами подскажет тебе нужные слова и прибавит разума.
Хэно разжал пальцы. Лидянг выпрямился, как ветка, которую отпустила рука. Лучшие мужчины молчали.
— Все думайте об этом. У нас почти не осталось времени, чтобы обогнать холод.
Старик поднялся, и вслед за ним встали остальные. Они пошли к загону и каждому из своих посланцев Хэно снаряжал аргиш, груженный дарами, называл имя старейшины и реку или озеро, где находилось нужное стойбище.
* * *
Посланцы возвращались один за другим, через три или четыре ночи. Они приходили с пустыми нартами, и это означало, что дары приняты. Лучшие мужчины говорили почти одно и то же — родственный долг обязывает людей Нга помочь в беде такому почтенному человеку, как Хэно. Они перевернут тайгу и разыщут негодяя, оскорбившего Мать Огня.
— Но так же они просили передать, что Хэно не стоит изнурять себя и своих родственников столь жестоким раскаянием, — сказал посланник, вернувшийся последним. — Все знают твое усердие в почитании бесплотных. Ешь, пей и не мучайся.
Старик выслушал его и, не сказав ни слова, поковылял в свой чум. Никто не посмел войти к нему. Хэно сидел на шкурах, смотрел на блестящие от сырости камни очага и думал о том, что горе уравнивает разум старца и ребенка. В словах последнего посланника открылась истинная цена его торопливого замысла. Лидянг был прав: теперь его дальние родичи всегда будут оставлять в стойбищах нескольких мужчин, чтобы те караулили очаги и не пускали к ним чужих, и особенно длинноволосого парня с зелеными глазами, который в конце концов сам погибнет от холода, проклятый Матерью. И еще они будут говорить друг другу, что вряд ли кто из людей сравнится со стариком Хэно в благочестии…
Хэно слушал тревожные голоса. Люди ждали от него ответа. Старик понял, что если он пожалеет свои ноги и останется в чуме хотя бы немного времени, то совершит ошибку, худшую той, что уже совершил. То, что понял он, станет ясным для всех. Пока смерть не переступила порог, нельзя оставлять людей без веры в спасение.
Вера — единственный союзник, она заменит разжиревших душами родичей.
Хэно поднялся и вышел из чума. Десятки лиц — старых, молодых, детских — смотрели на него испытующе.
— Что нам делать, отец? — раздался чей-то голос.
И отец заговорил.
— Как вы знаете, я посылал за помощью к самым уважаемым семьям нашего обширного рода. Все они, как один человек, согласились вызволить нас из беды. Они уже снарядили воинов, и воины разошлись по тайге — они поднимут тайгу, встряхнут, как шкуру, и выбьют из нее это мерзкое насекомое, которое спряталось где-то между шерстинками и дрожит за свою жизнь. Ему не придется порадоваться нашей гибели. Дней его осталось, как стрел в колчане после доброй войны. Может быть, пока я говорю с вами, он уже лежит связанный в больших нартах и извивается, будто змееныш с отрубленной головой. Если этого не случилось сейчас, то случится скоро. Но так же родичи велели передать, что сами мы не должны сидеть сложа руки. Небо послало нам избавителя — первый снег, неглубокий, мягкий, открывающий всякий след зверя и человека. Нохо ходил по листве и камням, он был осторожен — и поэтому до сих пор жив. Теперь же ему остается только одно — забиться в лисью нору и подыхать от голода, ибо снег откроет каждый его шаг, а ступить ему будет негде, когда против него поднялись все добрые люди. Слушайте, дети. Соберитесь силами, вооружитесь и идите. Вдыхайте ветер и смотрите на землю! Они откроют нам спасение. Идите…
Старик замолчал и с наслаждением вслушивался в благоговейную тишину, вызванную его словом. Раздался первый крик — и следом закричали все. Племя кричало на все голоса, будто великое дело только начиналось.
Мужчины разошлись по чумам, брали оружие и возвращались в середину стойбища.
* * *
Их вел рослый неулыбчивый человек с лицом, похожим на грубо отесанное дерево — Хунгаль или Передняя Лапа, один из старших племянников Хэно. Старик часто доверял ему дело войны и большой охоты после того как сам обезножел, а его младшие братья постарели и потеряли силу.
Они вышли на становой путь, которым обычно выходили на перекочевку, и когда через половину дня добрались до Сорожъего озера, Передняя Лапа разделил мужчин на отряды по три-четыре человека. Каждому отряду был назначен свой путь — вожак называл места, изобильные зверем и рыбой, где легче всего прокормиться.
— Через одну ночевку мы соберемся здесь, — сказал он. — Если кто-то не явится, я буду думать, что эти люди нашли след, или погибли, и пойду по их пути.
— Без чума и шкур — замерзнем, — сказал Яндо-Оленегонка, самый молодой из мужчин.
— Твой пес станет твоей женой. Ночуй с ним в обнимку — согреешься.
Ответ вожака вызвал общий хохот, но Оленегонка не обратил на него внимания.
— А если вернутся все?
— Значит, наши пути неправильные и надо искать другие. Теперь закрой рот и не открывай, пока не уйдешь совсем далеко.
Последнюю шутку Хунгаль произнес так, что никто не посмел засмеяться.
Небо было ясное, и снег едва прикрывал землю. Люди верили, что в эти дни бесплотные за них. Нохо ушел летом в легкой парке из тонкой кожи и несомненно должен бояться холода больше, чем его враги. Эта мысль придавала сил.
* * *
Оленегонке и двум его сродным братьям, которые шли вместе с ним, улыбнулась удача. След, оставленный ногами взрослого мужчины, спускался с каменистой вершины холма и вел в долину, где тихо бормотала засыпающая река. Все трое — Оленегонка, Мыдвано — Печень, чернявый парень с сочными большими глазами, и Длинноногий Паук Хэтанзи, получивший имя за умение ловко лазить по деревьям, переглянулись.
— Он, — шепотом сказал Оленегонка.
Каждый из них знал Песца — товарища в детских играх.
— Он самый, — подтвердил Печень. — Нога больше моей на целый палец…
— Жаль парня, — проскрипел Хэтанзи и чихнул, — да, видно, судьба у него такая. Маут! Рукавичка!
Собаки Длинноногого Паука, снежно-белый широкогрудый кобель Маут и по-лисьи остромордая, в светло-рыжих пятнах, маленькая Рукавичка, превосходившая умом всех собак стойбища Хэно, прибежали на зов хозяина.
Рукавичка внимательно обнюхала след и посмотрела на Паука. Хозяин обнял собаку за шею и, поглядывая смешливыми глазами на братьев, шепнул ей на ухо:
— Иди… найди его. А ты, — он схватил Маута за загривок, — приведи его сюда, к нам.
Рукавичка негромко взвизгнула и ринулась в низину — пес помчался за ней. Следом побежали люди.
Они бежали, не чувствуя ног, и каждый из них уже видел, как приближается к логову Нохо. Но случилось то, чего не ждали. Издалека они увидели, как остановились собаки.
— След ушел в воду, — сквозь одышку сказал Паук.
Но след, не прерываясь, тянулся вдоль берега, и только в том месте, где смирно сидела Рукавичка и плясал туповатый силач Маут, люди увидели еще одну нить — она спускалась с горы, пересекала след на берегу и ложилась рядом. Этот след был едва ли не вдвое меньше того, что принадлежал Нохо. Увидев это, братья оторопели.
— Да он живе-о-от, — протянул Оленегонка. — Не иначе бабу себе нашел. А?
— Не иначе, — подтвердил Печень. — А мы его ищем, с ног сбились…
После этих слов они рассмеялись. Маут, почувствовавший, что нынешняя погоня скорее забава, чем охота, залаял, но тут же получил по морде древком пальмы.
— Тише, росомахи, — глухо рявкнул Паук — это он ударил пса. — Думаете, Нохо такой же безмозглый, как его отец? Теперь — ждите…
Чего ждать, он не объяснил, но с этого места все трое шли уже не так быстро и оглядывали окрестности там, где линии следов прерывались упавшим деревом или зарослями тальника. Сама местность способствовала погоне — долина становилась все шире, ровное пространство, поросшее редкими молодыми деревьями, как бы говорило, что не станет ничего скрывать от людей Хэно. Скоро их надежда стала еще крепче — рядом с округлым камнем они нашли след крови и несколько черных с ярко-зелеными полосами перьев.
