Кто-то бежит на Александра сзади. Вскидываю к плечу карабин, выстрел в упор… Ещё один враг налетает на меня в попытке ударить штыком, но «дрозд» отточено парирует его выпад и обратным движением бьёт противника прикладом в голову.
Сверху на Александра прыгает «красный». Ударом ноги сбиваю его с прапорщика, ударом штыка прибиваю к земле.
Кто-то запускает осветительные ракеты, и наконец-то мы видим противников. Чуть впереди группа республиканцев как раз добивает наших испанцев.
Открываем с «дроздом» беглый винтовочный огонь. Пара человек наверняка падает, но и в ответ стучат выстрелы. Правую руку ожгло, будто плетью: пуля зацепила вскользь. Крепче задевает прапорщика: у него прострелено плечо, он роняет винтовку. Под ноги падает граната, затем ещё одна… Я застываю от ужаса, но в этот момент Александр рывком за пояс валит меня назад и закрывает гранаты своим телом:
– Живи, Ники…
Два приглушённых взрыва обрывают его крик.
К нам бросаются человека три «красных». Осмотреться, добить? Не важно. «Наган» в моей руке оживает тремя точными выстрелами.
Я склоняюсь над Александром, последним «дроздом», моим спасителем… Нет, шансов нет. Глухая, чёрная ненависть переполняет сознание. Будь всё проклято! Я просто хочу их смерти. Всех их.
…Несмотря на яростное сопротивление, ночная атака «красных» возымела успех. Удерживающий Пингаррон батальон, а точнее его остатки, в панике отступили.
Нас атаковали настоящие «красные», коммунисты – «no pasarán» – это их боевой клич. Автором его является Долорес Иббаррури, «пассионария», их политический лидер.
Я уцелел в круговерти ночной схватки. Её подробности обрывочными картинками по-прежнему встают перед глазами…
…Выстрел из «нагана» в упор, и посреди лба республиканца вырастает маленькая красная точка. Его товарищ пытается достать меня штыком в длинном выпаде. Рывок в сторону (ухожу с линии атаки, как в шоссоне), с одновременным ударом стилетом по стволу винтовки, сверху-вниз. Прямой правой рукой, и мой клинок впивается в горло противника…
…На выходе из окопа, получаю удар прикладом вскользь по лбу. Падаю. Уже с земли бью стопой в колено врага. «Красный» теряет равновесие, и удар штыка, направленный в меня, приходится в землю. Хватаю левой рукой за ствол и надавливаю на него так, чтобы штык зарылся поглубже. Разжимаюсь, как пружина, и вонзаю стилет в живот противника…
…Бегу от окопов к остовам сгоревших танков. Сзади стучат винтовочные выстрелы, затем начинают рокотать пулемёты. Уловив что-то в последний момент, падаю на живот. Физически ощущаю, как очередь проходит прямо надо мной. Уже не вставая, ползу к танку.
От машины явственно тянет гнилью и чем-то горелым. Ужасное сочетание, в другое время я бы постарался обойти это место подальше. А сейчас вражеский танк становится моим невольным спасителем…
И вот наступает рассвет. Он застаёт меня лежащим под днищем сожжённой машины.
Высота стала для меня ловушкой; когда я приблизился к тыльной её оконечности, «красные» уже заняли окопы. Понимая, что других вариантов у меня просто нет, я схоронился под останками немецкого панцера. Пока было темно, меня практически невозможно было обнаружить. Теперь же я судорожно сжимал «наган» с оставшимися четырьмя патронами, и пытался вспомнить текст молитв, которые заставляла в детстве учить мама. Память отказывалась что-либо выдавать и единственное, что я повторял, было: «Господи, спаси!»
Господь услышал мои молитвы.
На тыльную сторону высоты посыпались артиллерийские снаряды, затем послышалась нарастающая стрельба. Через некоторое время её перебил рёв сотен глоток, воющих и рычащих что-то нечленораздельное. Затем всё заполонили звуки ближнего боя: взрывы гранат, крики и стоны людей, прерывающиеся уже не столь частой пальбой.
И вот я увидел то, что мечтал увидеть: отступающих, бегущих «красных» и преследующих их франкистов. Смуглых, в красных фесках… да неужто легендарные регуларес? Да, они…
Вооружённые винтовками с примкнутыми штыками, некоторые марокканские воины использовали в бою нечто вроде длинных кинжалов с изогнутым внутрь лезвием. На моих глазах один марокканец отбил таким клинком штыковой выпад, и обратным движением перерубил противнику горло. Под атаку следующего он нырнул вниз, подрубая своим оружием колени противника. Упавшего «красного» он добил рубящим ударом… Его движения были столь быстрыми и чёткими, что я невольно восхитился. Или ужаснулся. Неважно. Важно то, что именно эти ребята были моими союзниками на поле боя.
Мне бы стоило отсидеться, но я не мог после последних событий остаться в стороне. Покинув своё убежище, двумя выстрелами свалил попавшегося на глаза «красного», целящегося в марокканцев. Ещё два патрона я истратил, настигая противников.
Очередной «красный», чувствуя погоню, развернулся, вскинул свою винтовку. Не замедляя бега, я кинулся вперёд, в последний момент прыгая в ноги врага. Выстрел прогремел над головой.
Свалив испанца, я сразу же нанёс несколько мощных ударов по его челюсти. Готов. Марокканцы оббегают меня, не проявляя агрессии; значит, узнали своего. Хватаю трофейную винтовку, передёргиваю затвор. Ещё два патрона. Ну что, снова в атаку?!
…Прыжок – и я в окопе. Схватка идёт полным ходом. Но привыкшие к ближнему бою, регуларес явно берут верх.
Первого попавшегося республиканца сбиваю с ног ударом приклада. В следующего стреляю. Передёргиваю затвор. Сбоку очутился «красный», колет меня игольчатым штыком. Тренированное тело заученно уходит с линии атаки; выронив свой винтарь, хватаюсь за оружие противника. Мощнейший удар головой в челюсть сбивает меня с ног. Противник замахивается, чтобы пригвоздить меня к земле штыком. Рука нашаривает какую-то толстую рукоятку. Не раздумывая, хватаюсь за неё и бью противника «находкой» в живот. На удачу, это бытовой топор, находящийся среди шанцевого инструмента. Удар штыка лишь царапает рёбра. Враг же валится вперёд, поливая меня кровью из разрубленного живота…
Выбираюсь из-под тела. В голове сумасшедшая круговерть, я отказываюсь дальше анализировать происходящее. Теперь меня ведут инстинкты, первый из которых: убивать.
Схватив топор, подбираю отстёгнутый от немецкого карабина штык нож. Бросаюсь вперёд.
Первый враг стоит спиной – бью топором под шею. Следующий направляет в мою сторону винтовку – сбиваю ствол древком вниз и ударом ножа с левой рассекаю горло. Ещё один стоит в проходе и дёргает затвор. Я быстрее: поравнявшись с противником, коротко, без замаха, бью штыком в живот.
Противников рядом более нет; они убегают. В бессильной ярости кидаю топор им в спины. Конечно, не достаю. Тут взгляд падает на перевёрнутый пулемёт. Подбираю его, открываю огонь. Оружие быстро клинит – забилось землёй.
Кричу что-то вслед убегающим врагам…
Глава десятая. Высота Пингаррон.27 февраля
Хотя моё ранение было лёгким, перевязку удалось сделать только утром. По большому счёту, пока отлёживался под танком, я просто забыл о «царапине». В итоге время было упущено, и в конце дня я уже метался в горячем бреду.
Меня поместили в военный госпиталь на противоположном берегу реки. Но уже через три дня лихорадка спала, организм быстро пришёл в норму, и рана скоро зарубцевалась. Как следствие, из-за быстрого выздоровления и переполненности госпиталя, выписали меня 26-го числа.
При этом встал вопрос о том, в какой части я продолжу службу. Ведь оба подразделения, в которых мне довелось воевать, потеряли большую часть личного состава и находились на переформировании.
Вопрос решился благодаря тому, что 19-го бой я заканчивал среди марокканцев с пулемётом в руках. Когда представители очередного табора (батальона) узнали о том, что я вполне сносно обращаюсь с немецкими машингеверами, мне предложили продолжить службу именно среди марокканцев. Правда, лишь на некоторый срок – подготовить пулемётчика на смену. Но я согласился.
За время моего отсутствия мало что изменилось. В долине реки продолжались упорные позиционные бои; не имея возможности атаковать с флангов, республиканцы наносили фронтальные удары при поддержке танков. Там, где последним удавалось потеснить оборону противника, наносился незамедлительный ответный удар франкистов. При этом фалангисты учли опыт своих ошибок, и вражескую бронетехнику массово встречали малокалиберные противотанковые орудия немецкого производства. Их эффективность была высока, и «красные» лишились своего главного козыря на земле.
