В небе же республиканцы добились преимущества. Не сказать, что уж совсем безраздельно властвовали, но техническое превосходство советских машин было очевидным. В силу того, самым эффективным средством борьбы с вражеской авиацией стали немецкие зенитки.
Пингаррон по-прежнему оставался «камнем преткновения». После 19-го числа франкисты сильно укрепили высоту, повсеместно отрыв окопы полного профиля и растянув колючую проволоку по всему периметру позиций. Оборона была до предела насыщена противотанковыми орудиями, до предела увеличено число пулемётов.
В то же время и «красные», после успеха ночной атаки, не теряли надежды вновь захватить стратегически важную точку.
21 февраля они предприняли очередную попытку штурма. Ему предшествовал интенсивный артиллерийский обстрел и мощный авиационный налёт. Но успеха республиканцы добились лишь на второстепенном направлении, захватив двумя ротами мост у Сан-Мартин. Однако к вечеру их выбили; основные силы, атаковавшие Пингаррон, смогли лишь сбить боевое охранение. До линии окопов они не добрались, неся при штурме значительные потери.
22 февраля «красные» зализывали раны и перегруппировались, подтянули резервы. А вот 23-его их атака имела все шансы на успех. По высоте ударило не меньше пятидесяти орудий, расстреливающих позиции франкистов не менее 2,5 часов. Эта сумасшедшая артиллерийская подготовка подавила батальон, занимавший оборону, и физически, нанеся огромные потери, и морально, сломив волю и мужество. Ворвавшуюся на высоту бригаду республиканцев встретили контрударом только две поредевшие роты храбрецов, удержавшихся на северных скатах. Завязался жестокий рукопашный бой, в ходе которого численное превосходство «красных» обеспечило им победу.
Но на войне порой всё решает случайность. Врага, уже овладевшего высотой, накрыла собственная артиллерия! Не растерялись и пушкари франкистов, двумя артдивизионами добавивших жару «красным». Теперь уже те, не выдержав обстрела, отступили. Днём высота была ничейной, её только долбили орудия с обеих сторон. Затем Пингаррон снова заняли республиканцы, но получили мощный встречный удар танков и пехоты повстанцев. Благодаря поддержки бронетехники наши сумели отбросить врага. При этом пехота противника наступала без танков. Если бы советские машины ворвались на высоту, результат был бы иным. Сам видел, как горели панцеры.
…Затем наступил период короткого затишья. Насколько возможно назвать затишьем ситуацию на фронте с постоянными перестрелками, ночными вылазками, артиллерийскими ударами и авиационными налётами. Тем не менее, франкисты это время даром не теряли, наведя два моста и перебросив на плацдарм дополнительные резервы. Но и республиканцы наверняка готовились к новому удару, перегруппировывали силы. «Затишье перед бурей»…
Я снова попал к Пингаррон. Только на этот раз оказался не на самой высоте, а на позициях марокканцев, расположившихся в оливковых рощах. Эти рощи росли у скатов кургана; было замечено, что танки республиканцев всегда проходят через них, здесь же останавливаются, действуя как огневые точки. Теперь для них готовился особый сюрприз. И мой опыт бойца с танками был тем более необходим марокканцам.
Пулемёт мне достался новый, немецкий. Тем не менее, он достаточно сильно напоминал МГ-08/18, и судя по всему, являлся его доработанной версией. Было очевидно, что оружие более совершенно, но в тоже время смущала маленькая ёмкость магазина – всего 25 патронов! Зато этот МГ был сравнительно лёгким, по крайней мере, очевидно легче пулемёта штабс-капитана. Кроме того, в первом варианте питание осуществлялось от матерчатой ленты ёмкостью на 100 патронов. Её часто перекручивало, лента изнашивалась и рвалась. Благодаря магазинному питанию перезарядка производилась гораздо быстрее, в значительной степени снижалась возможность перекоса патрона и заклинивание автоматики. Второй номер был нужен только для того, чтобы своевременно заряжать эти самые магазины.
Пулемётное гнездо мы с Баркадом (вторым номером) оборудовали на совесть: вырыли десяток метров извилистых траншей в человеческий рост, что давало нам возможность менять позицию во время боя. Оборудовали через каждые два метра ниши для гранат. При этом понимая, что противостоять придётся танкам, я начал вязать связки гранат с помощью проволоки. Бруствер мы тщательно замаскировали. Пристреляться возможности не было, но прикинув, как бы я перемещался на месте противника, наметил для себя четыре точки по направлению возможного движения врага.
На всё это ушло 26-ое число. А 27-го, в 8:00 утра начался артиллерийский обстрел республиканцев.
Он продолжался не менее двух часов. При этом часть орудий сработало по нам: противник уже знал, что рощи заняты врагом. Однако кроны оливковых деревьев, спускающиеся почти до земли, неплохо прикрывали нас от осколков. Основной же защитой служили, конечно, окопы, которые не поленились выкопать себе марокканцы.
В 10 часов началась общая атака пехоты республиканцев при поддержке танков. И, не смотря на то, что «красные» знали, что рощи заняты врагом, они, очевидно, понадеялись, что их артиллерийский огонь смёл наши позиции. Роковая ошибка: их пушки не нанесли нам никаких существенных потерь.
…И вот враг приближается. Судя по молчанию марокканцев, они желали подпустить противника как можно ближе, а затем нанести ему максимальные потери кинжальным огнём в упор. Что же, такая тактика была по мне. Я заметил одну интересную странность: как только артиллерийский обстрел закончился, десятки регуларес полезли на кроны деревьев, сжимая в руках бутылки с горючей смесью и гранаты. Баркад также хотел взять такие бутылки и себе, но я запретил. Не зная состава горючей жидкости, я боялся, что случайный осколок может её воспламенить. Огонь же, как минимум, демаскирует нас. О «как максимум» думать не хотелось.
Но судя по тому, как африканские воины занимали свою позицию на «втором этаже», вооружённые именно этим оружием… Возможно, я был не прав. Марокканцы вообще очень большие выдумщики, любят импровизацию. Например, в начале боёв на восточном берегу Харама, когда ещё франкисты теснили противника, регуларес захватили в плен роту английских интернационалистов. Они сумели подойти к республиканцам вплотную, распевая «Интернационал»… А 17-го, в день, когда я впервые оказался на поле боя, марокканцы сами сумели избежать плена в неблагоприятной для них ситуации. Одно подразделение, не имея больше возможности сражаться, подпустило противника вплотную, делая вид, что сдаётся. А затем в упор ударило гранатами… Бесчестно? Может быть. Но про какую вообще честь можно говорить на гражданской войне? Не знаю. По крайней мере, для выходцев из Африки законы европейской военной этики точно не писаны.
Противник подбирается вплотную. Вот уже первые танки въезжают в рощу. За ними, не отрываясь, следует пехота. Мы молчим. Оглядываюсь на Баркада. Что я вижу на его лице? Возбуждение, азарт. Готовность к бою. Но ни тени страха перед врагом или сомнения в командирах.
Первый танк проезжает под деревьями, где расположились регуларес, второй… Звук выстрела словно удар грома! Тут же из всех траншей открывают огонь по республиканцам. Стреляют молча, спокойно выбирая цель. Стараясь не отставать, бью первую короткую очередь. Нервы играют, поторопился: ушла чуть выше. Кивком головы приказываю второму номеру поменять магазин. Готово! Ещё одна очередь, теперь точнее: срезаю бегущего с гранатой «красного»…
Наша стрельба отсекает пехоту, заставляет её залечь. Но танки вполне могут подавить нас. Вот один из них разворачивает башню в мою сторону. Я замираю, не в силах отвернуть взгляд от дула орудия.
И в этот миг сразу с трёх деревьев в него летят гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Ручные гранаты не причиняют броне какого-то особенного вреда, но смесь растекается по всему корпусу и разгорается страшным костром. Танкисты в спешке пятятся назад, вращая башней: возможно, пытаются сбить пламя. Но тут одна из гранат рвётся рядом с гусеницей. Траки слетают, и танк, смяв их, круто разворачивается на месте. Очевидно, у экипажа не хватило нервов высидеть в горящей и неподвижной машине: они попытались её покинуть. Один, кажется, уцелел, остальные стали жертвой меткой стрельбы регуларес.
