же без подъезда жить? — ворчал водитель, закуривая. — По мне, хоть на себе таскайте!
Неожиданно для разговаривающих выступил Матросов:
— А что, испугаемся? — крикнул он. — И на себе таскать будем.
Шофер внимательно посмотрел на юношу и ничего не ответил.
Матросов пошел первым, подняв на плечи три ящика. За ним шел Сивый. Косой и Ибрагимов сделали что-то вроде носилок и вдвоем несли четыре ящика. Все-таки ушлые они парни.
Со стороны колонисты напоминали караван, пересекающий пустыню. Под тяжестью ноши они качались, ботинки их утопали в грязи. С трудом сохраняя равновесие, тяжело дыша (ящики нельзя было ставить на грязную землю), они шли к машине, стоящей около размытого моста над оврагом.
Работа была тяжелая и подвигалась медленно.
Перед вечером Петр Филиппович вызвал к себе Сулейманова:
— Докладывайте! — потребовал начальник.
— Продукция на четыре вагона уже есть. За ночь доделаем остальное, — доложил Сулейманов. — Во всяком случае, завтра к полудню погрузим всю продукцию. Так сказать, раньше срока. За счет энтузиазма, Петр Филиппович, выходим из положения...
Начальник нахмурился, даже желваки заходили по скулам:
— Энтузиазм — дело прекрасное. А вот вы мне ответьте, что с мостом?
Сулейманов опешил — он никогда еще не видел таким возбужденным своего начальника — и неразборчиво пробормотал:
— Так сказать, я рассчитывал...
— Сколько раз вы успокаивали, говорили, что он, мол, переживет нас. А что получилось: первый же сильный дождь подмыл его. Разве дело на своих плечах таскать тяжелые ящики?.. В двенадцать ночи поедем на товарную станцию, подготовьте машину.
Сколько бы ни возмущался Петр Филиппович, такой способ погрузки был единственно реальным.
Надев плащ, Стасюк вышел на улицу.
Наступила ночь. Никто из колонистов не просил отдыха.
Вот идет Матросов, взвалив на плечи три ящика. Позади шагает Рашит. Еремеев и Петенчук несут тоже по три ящика. Сивый — два, Богомолов — один; кто сколько может поднять.
Шофер сказал Петру Филипповичу:
— Двадцать второй рейс делаю...
— На сегодня хватит, ребята устали. Пошлю на ночь одну бригаду на погрузку вагонов, а вы приедете рано утром, не позже шести.
Шофер увез последнюю партию ящиков.
Петр Филиппович, собрав ребят, сказал им:
— Потрудились на славу, идите спать. С утра снова предстоит работа, — и, отозвав в сторону Дмитриева, продолжал: — Из тех, кто не работал здесь, составьте бригаду для работы на станции. За ночь необходимо закончить погрузку доставленных туда ящиков. Кого хотите назначить бригадиром?
— В резерве я держал Андрея Богомолова.
— Не возражаю. Его бригаду немедленно направьте на станцию.
— Есть.
В кабинете Петра Филипповича дожидались учительницы. У них был воинственный вид. Он, снимая плащ, оправдывался:
— Виноват, Ольга Васильевна, не предупредив вас, сорвал уроки. Больше этого не будет. Фронтовой заказ!
Лидия Михайловна выступила вперед:
— Именно по поводу фронтового заказа мы и пришли.
— Не бойтесь, не ругаться пришли, — сказала Ольга Васильевна, — просим назначить нас на тот участок, где бы мы сумели помочь...
Взволнованный Петр Филиппович горячо поблагодарил женщин и... отказал им. Ночью он поехал на вокзал.
Красивое здание обкома, построенное архитектором в восточном стиле, с башнями, напоминающими высокие минареты, стояло на тихой улочке. Порывистый ветер гонял по тротуару почерневшие листья клена.
В приемной Стасюка приветливо встретила седая женщина, бессменный секретарь секретаря:
— Товарищ Стасюк, как всегда, прибыл вовремя, — и взглянула на часы. — Немного придется подождать. С минуты на минуту ждем Галимова, вместе войдете.
В приемную вошел быстрой походкой седой военный.
— Здравствуйте, Павловна!
Они, наверное, хорошо знали друг друга. Она улыбнулась ему:
— Добрый день. Заходите, вас ждет товарищ Муртазин.
Огромная дубовая дверь пропустила их в светлый кабинет.
Муртазин, услышав шаги, поднял голову, молча встал и направился навстречу. Он подал им руки и запросто пригласил:
— Незнакомы? Познакомьтесь!
— Военврач Галимов.
— Стасюк, начальник детской колонии.
— Приступим к делу. Всем нам дорога каждая минута. Товарищ Галимов, прошу коротко изложить суть дела. Три минуты достаточно?
— Уложусь, — ответил Галимов. — Ночью прибывают сорок дочерей Ленинграда. Мы обязаны их приютить. Между прочим, среди них много больных. Несколько раз попадали под бомбежку. Девушки изнурены, требуют внимательного ухода. Но я не имею права разместить их в госпиталях...
— Мы думаем устроить их у вас, — обратился Муртазин к Стасюку.
В первую минуту Петр Филиппович хотел категорически отказаться. Это предложение его испугало. Он сказал:
— Вы, товарищ Муртазин, прекрасно знаете, что наша колония не приспособлена к приему больных, тем более такого контингента. Кроме того, в колонии одни мальчики. У нас нет лишних корпусов, персонала, опыта...
— Медикаментов, транспорта, — добавил Муртазин.
— Да, у нас нет транспорта, медикаментов.
— Все это нам известно. Мы долго раздумывали, пока остановились на вашей колонии. У нас нет другого выхода.
Петр Филиппович понял, что вопрос решен. Он сказал:
— Есть устроить. Однако нам нужна помощь.
— Помощь окажет вам эвакоуправление. Товарищ Галимов, за вами транспортировка, медикаменты, медперсонал, а помещение, административный аппарат — за колонией.
— Ясно, — подтвердил Галимов, вставая.
Петр Филиппович вернулся к себе в полдень. Сейчас же созвал совещание. Весть о прибытии больных девочек была встречена без особого энтузиазма. Тогда Петр Филиппович сказал:
— Прием ленинградок решен. Речь идет только о том, чтобы провести это мероприятие быстро и слаженно. Я думаю, придется освободить третий корпус: предоставим его девочкам. Договоримся так. Освобождением третьего корпуса и строительством забора — больных необходимо изолировать — займется Сулейманов. Расселением юношей из третьего корпуса — Бурнашев. Транспортировкой девочек будет руководить Дмитриев. Женщины под руководством Ольги Васильевны займутся благоустройством помещения. Прием больных начнем в три часа.
Сулейманов попросил разрешения подобрать себе помощника из старших колонистов. Он предложил кандидатуру Рашита, но Петр Филиппович не согласился.
— Он мне нужен. А вы как думаете, товарищ парторг? — обратился он к Бурнашеву.
Тот, не задумываясь, предложил:
— Я лично остановился бы на кандидатуре Матросова. Он ищет себя.
Колонисты с любопытством ожидали прибытия девочек. В корпусах, за станками, во время перемен в школе шептались, шутили, громко обменивались мыслями по поводу «девчачьего взвода».
— Теперь пьеску настоящую будем ставить. Не придется больше мне изображать Анютку, — хитро подмигнул Андрей большими черными глазами.
— Сначала на ноги их надо поставить, — заметил Лысый.
— На ноги ставить — это поручим Митьке Кислороду, — захохотал Директор.
Митька недовольно проворчал;
— Не
