Клавочки наполнились слезами, она вся подалась вперед, и Озиридов торопливо выхватил из бумажника несколько ассигнаций, сунул их в побледневшие пальцы Клавочки:
— Тут жалованье за два месяца.
Федулов одобрительно усмехнулся:
— Вот это широко! Это по-нашенски, по-купечески!
— Надеюсь, Парфен Лаврович поможет тебе с переездом.
— Конешно! Какой разговор! — Федулов, не торопясь, встал из-за стола. — Часам к шести будьте готовы. Я Федьку пришлю.
Девушка не шелохнулась.
Купец усмехнулся:
— Да ты не боись, милочка. Парфен Лаврыч никого не забижает, окромя своих конкурентов.
4
После долгого затворничества в доме старика Стародымова Анисим и Яшка Комарин впервые вышли на свет божий.
— А вот погуляем да зимней одежы купим, — предложил Комарин. — А то зима подойдет, нам на ноги вздеть нечего.
Он хлопнул Анисима по плечу:
— А вот счас прямо и пойдем, Аниська! А?
Анисим согласился.
— Рулим на базар, — подзывая извозчика, объявил Комарин. — И дохи белые купим, и бурки. А?
Пока ехали, Анисим с любопытством озирался на многочисленные вывески, коими были украшены практически все каменные двухэтажные постройки. «Торговый дом И. В. Смирнов и сын»… «Г. М. Голованов»… «Модный магазин И. О. Заславского»… «Торговый дом Михайлов и Малышев»… «Торговый дом Евграф Кухтерин и сыновья»…
— Ишь, скоко их развелось, — невольно покачал головой Анисим.
Комарин одобрительно кивнул.
— Энто ты верно заметил… В Томске всяких Тит Титычей хоть пруд пруди. Сплошь прасолы, все кругом провоняли салом да кожами. Порядочного купчишки уже и не сыщешь… Совсем иное дело — Иркутск. Тамошний купец, он чем промышляет? Золото в Рассею везет, соболишек, чай китайский. А скотом торговать, энтого ему и на дух не надо. Иркутянин, он цену капиталу знает. А энти тут, что я. Им бы напиться да нагуляться. Вот и вся забота. Сказывают, были тут тузы золотопромышленные — Филимоновы, Атопковы, Сосулины, да все вышли. Одно название улицы от них и осталось — Миллионная.
Копыта лошади гулко застучали по деревянному мосту через Ушайку. Свернув у высокой дощатой башенки с остроконечной зеленой крышей, увенчанной почерневшим от дождей гербом Российской империи, пролетка покатила к базарным рядам, сложенным из красного кирпича.
— Останови-ка, — по-барски небрежно приказал извозчику Комарин, пошарил в кармане и сунул ему полтину.
Побродив по базару, они купили все, что было намечено, и Анисим уже отыскивал глазами пролетку, когда Комарин лукаво взглянул на него:
— Аниська, скажи-ка сколько сейчас часов?
— Да к полудню, — посмотрев на солнце, прикрытое осенними тучами, отозвался Белов.
— Не-е, ты мне точно скажи, — настаивал Яшка с веселым оскалом.
— Откель же мне знать, — дернул плечом Анисим.
— Вот то-то и оно! — назидательно поднял вверх палец Комарин, потом ткнул им в сторону вывески, на которой были изображены карманные часы не меньше аршина в поперечнике: — Пойдем-ка!
— Да брось ты, на что нам часы?
— Как «на что»? — Яшка посмотрел на приятеля, словно на полоумного. — Да без них, как без рук!
Анисим неопределенно хмыкнул и пошел за Комариным.
В небольшом магазинчике им навстречу выскочил юркий приказчик. Еще когда Яшка брался за ручку стеклянной двери, приказчик по сверткам в руках понял, что эти солидно одетые мужики заходят не из праздного любопытства, а с вполне серьезными намерениями. Приказчик с умильной улыбкой помог Комарину уложить свертки на подоконник, стряхнул невидимую пылинку с его рукава и осведомился:
— Чего изволите?
— Часы, братец, изволю, — надувшись, как гусак, ответствовал Яшка.
Приказчик подвел его к застекленному прилавку.
— Вот-с, глядите… Все часы, безусловно, верные и прочные, проверены лично хозяином с полным ручательством на пять лет. Обратите внимание на вот эти. Часы серебряные, восемьдесят четвертой пробы, высшего сорта, анкерные, стоят всего пятнадцать рублей, заводятся головкой. Если желаете подешевле, с ключикам, то и того меньше — одиннадцать рублей пятьдесят копеечек.
— Ты мне энту дрянь не предлагай, на кой она мне? — остановил приказчика Яшка. — Золотые есть?
— Только американского золота «дубле», — извиняющимся тоном ответил тот. — Вам такие не подойдут, больно непрезентабельные. Рекомендую вот эти-с. Очень массивные, хотя и серебро. Три крышки, точность хода изумительная, а какой звон! — приказчик причмокнул губами, изображая то наслаждение, которое будет получать Тамарин, купив именно эти часы.
— Сколько?
— Двадцать три рубля.
Яшка толкнул локтем Анисима:
— Как? Берем?
— Дело твое…
— Значит, берем.
Обернувшись к приказчику, Комарин сурово посмотрел на него:
— А цепь?
— Забыл-с, — приказчик сокрушенно хлопнул себя по лбу. — Прилагается бесплатно, причем весьма изящная.
— Давай-ка пару энтих, с тремя крышками… и цепи.
Опустив в жилетные кармашки приобретенные часы, Анисим и Яшка вышли из магазинчика, провожаемые услужливым приказчиком.
Проходя мимо мясного ряда, Комарин внезапно остановился.
— Чего ты? — спросил Анисим.
— Глянь, экая краля! — восхищенно выдохнул Яшка, кивком указывая на молоденькую мещаночку, вышедшую из лавки.
Анисим проследил за его взглядом. Девушка, манерно приподняв длинную юбку, аккуратно поставила ногу в высоком ботинке на ступеньку пролетки, уселась и протянула руку за корзиной, которую нес приземистый парень в кожаном фартуке, надетом поверх малиновой косоворотки, с засученными рукавами. Стараясь не запачкать в грязи начищенные до блеска сапоги, мясник подал корзину барышне и повернулся.
Он скользнул глазами по фигурам Комарина и Белова, откинул со лба густой чуб и хотел было шагнуть к дверям лавки. Даже уже взялся за ручку, но вдруг закостенел спиной и застыл. Медленно, словно боясь того, что он увидел, парень оглянулся.
Анисим бы и не обратил на него внимания, но то, что мясник замер перед самой дверью, заставило его насторожиться. Яшка тоже сразу уловил, что заминка каким-то образом связана с ними; сбросив вальяжный вид, сунул руку за пазуху и, сжав костяную рукоятку спрятанного там финского ножа, мгновенно напружинился, готовый в любую секунду отшвырнуть покупки в сторону и вступить в драку!
Анисим смотрел в расширившиеся глаза Лешки Зыкова и, не слыша собственных шагов, приближался к нему.
Лешка одним прыжком оказался в лавке, но захлопнуть дверь не успел. Сапог Анисима не дал ему этого сделать. Яшка, не раздумывая, саданул в дверь плечом и, опережая приятеля, ввалился в лавку. Лешка отскочил к прилавку и, перевалившись через него, отпрянул к висящей на ржавом крюке говяжьей туше. Его рука нашарила топор, воткнутый в колоду, и на толстых губах сразу появилась нахальная улыбка.
Никишка Зыков смотрел на ворвавшихся против света, падающего в лавку через широкое окно, и поэтому не мог ничего понять. Однако он машинально ухватил с прилавка длинный
