сведенными бровями.
— Нет, — сказала она, беря в себя в руки. — Никуда я не пойду
— Почему?
— Неужто не понимаешь?
— Почему? — повторил Петр. — Ведь я пришел за тобой.
Сдерживая рвущиеся из груди рыдания, Катя почти простонала:
— Не-ет!
Петр шагнул к ней, она в ужасе выставила перед собой руки:
— Уходи… Мне здесь хорошо… Неужто не понимаешь? Сплю я с ним… Сплю!
Петр закрыл глаза. Казалось, он не слышит ее:
— Идем, Катя. Я все сделаю, чтобы ты простила…
— Нет! — повторила Катя и закрыла перед ним дверь.
Сколько Петр простоял перед закрытой дверью, он не смог
бы сказать. Из оцепенения его вывел удивленный голос присяжного поверенного:
— В гости пожаловали, молодой человек? А что ж тут стоите?.. Проходите.
Но появление Петра Озиридова нисколько не обрадовало.
— Проходите, чего же?.. Вот, прошу…
Петр очнулся.
— Да нет, — сказал он, как бы оправдываясь. — Может, как-нибудь в другой раз…
— Тогда не смею задерживать…
Улыбнувшись Кате, Озиридов прошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Телефон поблескивал на столе, Озиридов торопливо крутнул ручку.
— Барышня, соедините меня с ротмистром Леонтовичем. — И дождавшись, ответа, почти успокоенно проговорил: — Сергей Васильевич? Добрый день! Вот Озиридов вас беспокоит. Как бы вот по-дружески пожурить вас хочу.
— Пожурить? — удивился Леонтович и усмехнулся: — Чем мог провиниться перед вами рядовой жандармский ротмистр?
— Иду я по Михайловской, — неторопливо, уже войдя в роль, сказал Озиридов, — и вдруг вижу, навстречу мне, ничуть не скрываясь, шагает так называемый нелегал Петр Белов… Помните, вы сами мне рассказывали о его похождениях?..
— И куда же он направлялся?
— Кажется, в сторону станции. Только поймите меня правильно, Сергей Васильевич…
— Ну что вы! — воскликнул ротмистр. — Разумеется, этот звонок останется между нами!
И повесил трубку.
Медлительно улыбнувшись, Озиридов со вздохом подошел к буфету. Наполнив рюмку коньяком почти до самого верху, он одним махом выпил его.
6
Унтер-офицер Утюганов стоял перед Леонтовичем, опустив голову… Разбитая челюсть ныла, вместо слов получалось одно мычание. Рядом, покачивая повешенной на локоть тростью, вытянулся прилично одетый господин, впрочем, тоже несколько расстроенный.
Ротмистр раздраженно заметил:
— Мышанкин, прекратите болтать тростью!
Филер мгновенно спрятал трость за спину.
— А теперь, милейшие, расскажите подробно, как вы сумели упустить этого мальчишку Белова?
Мышанкин покосился на унтера и тот даже замычал что-то, но ротмистр, поморщившись, указал на филера:
— Говорите вы.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — подобрал живот Мышанкин. — Сразу же после того, как вы отдали приказ, я поймал пролетку и неподалеку от станции заметил интересующее нас лицо. Двигался за ним на почтительном, но разумном расстоянии и слежку вел со всеми мерами предосторожности. Правда, в этом особой необходимости не было…
Леонтович замер с зажженной спичкой в руке и недоуменно приподнял бровь:
— Как так?
— Объект двигался по улице без всякой опаски, — повторил филер, унтер-офицер дополнительного штата Мышанкин. — Он даже ни разу не оглянулся. Шел, даже не меняя направления, будто его ничто не интересовало. У меня создалось впечатление, что он был чем-то подавлен.
Ротмистр наконец раскурил папиросу и язвительно выдохнул:
— Да вы, милейший, оказывается, психолог…
— Без знания человеческой души и физиогномики в нашем деле никак не возможно…
— Вы попроще, унтер-офицер, попроще, — осадил Леонтович. — С чего вы взяли, что Белов чем-то, как вы изволили выразиться, подавлен?
Мышанкин, забывшись, снова повесил трость на сгиб руки, облизнул губы.
— Плечи опущены, взгляд — в землю, походка тяжеловата, рот плотно сжат и уголки губ книзу…
— Довольно! — прервал его ротмистр. — Обойдемся без ваших изысканий! Докладывайте дальше.
Филер поспешно кивнул и, спрятав трость за спину, продолжил:
— Довел я его до дома нумер восемнадцать по Переселенческой. Послал дворника сообщить вам. Потом, согласно вашим указаниям, наблюдал за домом до одиннадцати часов вечера. Объект никуда не отлучался, его квартиру никто не посещал. Когда прибыли полицейские и унтер-офицер Утюганов, я проводил их на второй этаж, где, как мной было установлено, снимал квартиру Белов. Утюганов постучал в дверь, объект спросил, кто?..
Леонтович насмешливо скривился:
— А Утюганов ответил, что принесли телеграмму.
Унтер-офицер, не отнимая руки от разбитой, подло ноющей челюсти, мычанием подтвердил правильность догадки. Уловив в голосе начальника скрытую иронию, Мышанкин позволил себе понимающе улыбнуться:
— Абсолютно верно-с… Белов дверь не открыл, пришлось выламывать. Первым проник в комнату Утюганов и… Одним словом, против него была применена физическая сила.
— М-мгу, — горестно качнул головой Утюганов, но тут же зажмурился от боли.
Мышанкин опустил глаза, чтобы не выдать мелькнувшую в них усмешку.
— После этого объект высадил плечом оконную раму и, как мне известно из пояснений полицейского кучера, сбил его с козел и, воспользовавшись той же самой пролеткой, скрылся. Городовые не успели ничего сделать. Правда, произвели несколько выстрелов вслед, однако при обнаружении пролетки на углу Сибирской и Нарымской улиц крови на сиденье не было.
— Бездарно, — резюмировал Леонтович.
Оба унтер-офицера повинно склонили головы.
Ротмистр вышел из-за стола, приблизился к Мышанкину:
— С хозяином дома беседовали?
— Так точно-с, ваше высокоблагородие. Утверждает, что ни сном, ни духом. Белов поселился у него всего четыре дня назад под видом мещанина Черноярова Александра Дмитриевича.
— Владелец дома не носил паспорт на прописку?
— Утверждает, что настаивал на этом, но Белов под различными предлогами уклонялся.
Леонтович сердито скрипнул сапогами и повернулся спиной к подчиненным.
7
Забастовка московских железнодорожников вынудила Центральное бюро Всероссийского железнодорожного союза, несмотря на колебания либеральной его части, поддержать решение Московского комитета РСДРП, и в ночь с шестого на седьмое октября одна тысяча девятьсот пятого года, с подмосковной станции Перово по всем железным дорогам страны была передана телеграмма с призывом прекратить работу.
Стачка парализующей волной катилась по Транссибирской железной дороге.
Обская группа РСДРП, объединившаяся с городской, вела широкую разъяснительную работу среди железнодорожников. Это было непросто, ведь в последний год на дорогу пришло множество кустарей, мелких собственников, крестьян, стремящихся укрыться от призыва в действующую армию. Протяжный гудок возвестил о начале забастовки и на станции Обь.
Сразу после митинга рабочие паровозного депо захватили станционный телеграф, посадив там своего представителя, без разрешения которого не могла теперь быть отправлена ни одна телеграмма. А основная масса бастующих двинулась в город, остановив по пути работы на мукомольне, на мельнице Туркина, на лесопильном заводе Чернышова.
Несколько раз дорогу демонстрантам преграждали полицейские и казаки, но пускать в ход оружие не решались: демонстрантов охраняла
