Нет, говорю вам: не мир, но разделение… Ибо отныне, даже если в одном доме живут всего пятеро, станут разделяться — трое против двух, и двое против трех. Отец будет против сына, и сын пойдет против отца; мать будет против дочери, и дочь восстанет против матери; свекровь невзлюбит невестку свою, а невестка взбунтуется против свекрови своей.
Почувствовав, что он чересчур распалился и понес уже околесицу, Иисус, опустошенный этим своим гневным порывом, замолчал. Он чувствовал, что его сердце мешало ему дышать, кровь прилила к голове, он судорожно глотал воздух. Но тут, как всегда вовремя, подошел Иуда, обнял его тихонько за плечо и спокойно отвел его немного в сторону, говоря:
— Успокойся… Успокойся, брат мой! Ты же сам говорил мне, что поражен человеческой неразумностью и неблагодарностью. И зверь бессознательно кусает руку кормящую… А человек — хуже зверя: он кусает осознанно. Может, ты слишком добр и доверчив? Ты наговорил такого, что хорошо, что слышали все это только твои друзья. Не поздно все исправить… Ты учишь нас, что добро и только добро спасет мир! Ты учишь добру и любви — и в этом твоя сила, в этом сила твоего учения. Откажись от тех слов, которые ты только что произнес! Успокойся и откажись…
Иисус благодарно посмотрел на Иуду:
— Спасибо, друг… Прости… Не удержался.
— Я знаю, я знаю… Я понимаю, что со стороны все всегда проще. Не хотел бы я быть в твоей шкуре: все время на виду, все время держать себя в руках, все время думать над каждым произнесенным словом, над каждым сделанным жестом… Я понимаю, как тебе трудно.
— Пойду я к ученикам своим. Исправлю ошибку…
— Я не сомневаюсь: только ты один умеешь делать то, что другим неподвластно. Только ты умеешь быть таким умелым пастырем.
Иисус продолжил Иисус свою речь ученикам:
— И знаете, почему будет так, как я сказал? Правда не сразу найдет пути свои. Если кто сделает запруду, то остановит на время поток. И вода будет биться о препятствие, и она будет мутная от поднятого ила. И будет как бы борьба воды самой с собой. Но потом найдет тоненькая струйка проток, устремится туда, а за не все больше и больше воды, и сметена будет запруда, и снова поток будет светел и чист!
Так и мы, если уподобить нас тому ручейку, нашли правду и открываем ее людям. Но люди разные, не все понимают ее, не все принимают ее, поэтому и будет борьба между людьми, но без борьбы не может быть победы… Но пройдет время и рухнет плотина, и снова станет все чистым и праведным.
— Иисус, — спросил как всегда тихим, спокойным голосом Иуда, — меня давно мучает один вопрос: если Бог един, то почему люди так по-разному его воспринимают? Почему они по-разному понимают добро и зло? Почему он сам так по-разному относится к людям: одним благоволит, хотя на них, как говорится, пробы негде ставить, а других гонит, хотя они чисты помыслами и делами своими?
— Потому что люди все разные…
— А может, просто у каждого есть свой Бог, который достался человеку от рождения, как цвет глаз, например? — Спросил Иуда.
— Но если у каждого свой Бог, то чей же Бог создал все: нас, зверей, птиц, окружающую нас природу, звезды, небо?
— А ничей! Просто мир был всегда и будет вечно, он существует с какими-то своими законами, которые мы не знаем, а может, никто и никогда не познает. И по этим законам природы все и происходит. И по этим же законам природы мы рождаемся, взрослеем и умираем…
— Но не могло же обойтись все без Разумного Начала, без Всевышнего! Разве мог возникнуть Человек как-то случайно? — В свою очередь спросил Иисус.
— А чем человек принципиально отличается от букашки? Та же голова, те же ножки-ручки, тот же всепожирающий рот… Да и та же борьба за выживание и продление рода своего! Так что же, Бог и ими управляет? И их поощряет и наказывает? Не многовато ли забот для единого Всевышнего?
— И все же, Иуда, — заметил Иисус, — живая природа — это чудо, которое не могло быть создано без участия Бога…
— А не удивляет ли тебя, что и неживая природа также загадочна? И не менее загадочна, чем живая. Почему возникают такие изумительно правильные кристаллы соли, горного хрусталя, алмазов? Что это тоже зачем-то надо Богу?
— Но согласись, Иуда, что в природе все так магически взаимосвязано, что трудно представить, что все это сотворено без воли Божьей…
— Да я даже соглашусь с тем, что все создано неким Высшим Существом, Высшим Разумом, но я не могу согласиться с тем, что то же Высшее Существо управляет всем. Слишком много нелогичного, ничем не оправданного и ничем не объяснимого в жизни и смерти людей. Разумное Высшее Существо не могло бы управлять миром столь бездумно.
— На все воля Божья…
— Веришь ли ты в это сам, Иисус? Есть ли такая воля? А если и есть, неужели она столь безжалостна и жестока? Вот ты говоришь: «Бог есть Добро». А я с таким же успехом скажу: «Бог есть Зло». И оба будем неправы, ибо в мире Добро и Зло так же неразлучны, как Свет и Тьма. И где же здесь «воля Божья»?
— Бог нужен людям… Без Бога человек будет неотличим от животного!
— Вот тут я с тобой полностью согласен: идея Бога нужна людям, это безусловно! Особенно людям слабым, беззащитным и несчастным. Легче жить, когда ты, чувствуешь чью-то сильную защиту, когда ты, как ребенок, можешь в минуты жизненного ненастья убежать и уткнуться лицом в мамину юбку или в папино плечо. Наверное, нужно связать людей какой-то моральной круговой порукой, чтобы им легче и удобнее было жить друг с другом. Ведь для этого же и существуют в каждой стране законы.
— Иуда, ты забываешь, что я Сын Божий! Я же не могу не верить в своего Отца! И для меня имя его свято!
— Иисус, но ведь и другие верят в того же Бога, что и ты… Сам же говоришь, что Бог един. Но если ты хочешь убедить их верить в своего Бога, значит, твой Бог другой, отличный от их Бога? И я это понимаю. Ведь и у меня есть свой Бог, но он отличается, как и твой Бог, от того общего иудейского Бога! Мой Бог похож на того Бога, которого проповедуешь ты. Мой Бог тоже милосерден, тоже добр к людям, он и меня делает таким. И я хочу, чтобы тот единый Бог у людей был такой же, как наш с тобой! И ради воплощения этой идеи я готов пожертвовать всем, включая свою собственную жизнь!
— Мы оба преданы одной идее, и это самое главное, — сказал Иисус. — Дело у нас одно — новая вера, которая спасет мир.
Прошло время, вернулись опять Апостолы во главе с Иисусом на море Галилейское, в дорогие их сердцу места — ведь почти все они, кроме Иуды, были из центральной Галилеи.
Подошли они к приморскому городу Тивериаде, что на западном берегу моря, нашли подходящий дом и уже договорились с хозяином, что остановятся у него на постой. Очень всем уже хотелось отдохнуть после долгой дороги. Но не прошло и получаса, как вокруг того дома собралось множество народа: будто мухи на мед слетелись! И откуда только узнали-то, что Иисус с учениками здесь?
Вышел к ним Иисус из дома и сел у моря. А народу собиралось отовсюду все более и более: и из Галилеи, и из Иудеи, и из Иерусалима, и из Идумеи, и даже из-за Иордана. А также пришли люди из такой дали дальней, как из Тира и Сидона, с севера земли Галилейской. До всех дальних углов Галилеи — а страна ведь немалая, стадий шестьсот будет с севера на юг! — домчалась молва о великом маге и врачевателе. Вот все и пришли, жаждая увидеть какое-нибудь чудо, а то и исцеление волшебное получить.
Так затолкали его и его апостолов, несмотря на грозные окрики Петра, что вынужден был Иисус войти в лодку, стоявшую у берега, и сесть в нее, чтобы видели его все жаждущие. Захватив с собой своего любимчика Иоанна, который сел за весла, он отплыл немного. Народ же и остальные апостолы стояли на берегу, внимая ему. И поучал их Иисус притчами, не всякому понятными. Даже ученики его спросили его потом:
— Для чего притчами говоришь им? Мы и то не все в толк берем, а уж это быдло и вовсе ни уха, ни рыла… Ты-то книжный человек, по египтам-индиям разъезжал, а мы простые рыбари да скобари. У нас вся наука от тебя…
— Кто имеет уши слышать, да слышит! — ответствовал им на это Иисус. — А эти и видя — не видят, и слыша — не слышат, и не разумеют, потому и говорю им притчами…
На несколько дней пришлось Иисусу с учениками задержаться около Тивериады, поскольку народ все прибывал и прибывал. Однажды, когда вещал он толпе, мать его и братья его Иаков, Симон и Иуда, а также сестры его стояли невдалеке, не решаясь приблизиться, чтобы не помешать проповеди. И некто сказал ему:
— Вот матерь твоя и братья твои и сестры твои, спрашивают тебя, желают поговорить с тобой. Может, чего надо им от тебя…
— Кто матерь моя? Кто братья мои? — ответствовал Иисус в ответ говорившему и, указав рукою на учеников своих, сказал: — Вот матерь моя и братья мои!
