Чем ближе к землям Казанского ханства приближалось русское войско, тем воинственнее становились татары. Выскочат их отряды из засад, навяжут короткий бой, и нет басурман, унесутся, будто и не было их.
Дружины братьев великого князя выехали на соединение с ратью Нагого-Оболенского и судовой ратью Беззубцева. Собрались князья и воеводы, начали уточнять дальнейшие планы. И пришли к общему мнению: судовой рати сойти на берег и дальше двигаться совместно с пешими полками.
Так и поступили. Причалили к берегу, пошли большими соединениями. К ним подтягивалась вся московская рать. Продвигались осторожно, готовые вступить в сражение.
Но вот дозорные донесли, что татары в огромном количестве скопились у Суры-реки, ждут подхода московского воинства.
Воеводы принялись готовиться к бою. Вперёд выставили лучников, пешим ратникам велено было затевать бой после лучников, а уж конные полки вступят в сражение, когда казанцы навалятся всей силой.
По крыльям выдвинутся дружины государевых братьев, а чело держать дворянам Нагого-Оболенского…
Бой начался ближе к ночи. Сходились насторожённо. Друг друга прощупывали стрелами. Потом устрашающе закричали «Алла! Алла!» и «Улю-лю! «Урра!», ударили боевые топоры и шестопёры.
Ломая кустарники, из леса вынесся засадный полк. Ударили свежими силами. Дрогнули, попятились казанские ордынцы, а гридни наседают на них, рубятся. И пересилили.
Стали уходить татары. Но быстро сгустились сумерки, и темнота разделила воинов…
Разошлись, чтобы поутру продолжить сражение. Не спали. Ночь была насторожённая. Затихли ближние леса, только слышно, как с той и другой стороны ржут кони.
Едва рассвело и загорелась заря, вещая ветреную погоду, как русские ратники увидели, что казанцы покинули поле.
Не дав боя, хан Ибрагим велел своим воинам отойти под прикрытие городских стен.
Ранним утром Ибрагим-хан вернулся во дворец. Накануне он стоял на стене, что у городских ворот, кутаясь в стёганый халат. Сквозь сощуренные глаза смотрел, как въезжают в город воины. Отряд за отрядом растекались по улицам, занимали свои места, отведённые им для защиты Казани.
Хану нездоровится. Он плотно запахивает халат, садится на мягкий ковёр, пьёт кумыс. Ноги его поджаты калачиком, а взгляд блуждает по стенам.
Глаза останавливаются на саблях, луках, кольчугах. Ибрагим-хан думает о несостоявшемся сражении. Но он, хан, не испугался. Нет, он избрал лучшее: пусть урусы разобьют лбы о казанские укрепления. Ибрагим не хочет вспоминать, как у истока Камы-реки его побили урусские воеводы и помешали пограбить Нижний Новгород.
В который раз хан задаёт себе вопрос: почему Орда раскололась и нет среди ханов единства? Не потому ли так осмелели урусы, что даже пытаются вести войну против Казанского ханства?
Настанет такой день, Орда объединится и продолжит дело великого Чингиса, она покорит весь мир, и неутомимые кони потомков могучего Батыя проложат дорогу к последнему морю.
Вошли мурзы и тысячники, кланяясь хану, рассаживались полукругом. Ибрагим-хан с прищуром смотрел на каждого. Понимают ли они, что он, Ибрагим, не бежал от боя, а лишь изматывает силы урусов? Понимают! Вот когда хан поймёт, что урусы теряют силу, он выведет свои отряды из Казани и ударит по московским полкам. А тумен [30] Абдулы обрушится на урусов карающим мечом Аллаха.
Вошёл мурза Керим, склонился низко. Не сел, продолжал стоять. Ибрагим удивлённо спросил:
- О чём ты намерен мне поведать, Керим? Может, ты хочешь сказать, что урусские воеводы не осмеливаются подступить к городу?
- Нет, мудрый Ибрагим-хан. Когда твои воины входили в ворота могучего города, темник Абдула отказался исполнить твой приказ и повёл свой тумен в низовье Волги к хану Ахмату. Абдула велел передать тебе, Ибрагим-хан, вот что. «Я приду, - сказал он, - к Ибрагиму и стану сражаться с урусами, когда хан выйдет из Казани и будет биться с урусами, а не поджимая хвост, как шакал, прятаться в конуре».
Замерли мурзы и тысячники. Побелел от гнева Ибрагим-хан. Задохнулся. Схватив чашу с кумысом, бросил в Керима. Плюнув, выкрикнул:
- Темник Абдула собака! Я казню его, как только он появится в Казани!
Она пришла…
Пришла, как и обещала. Пришла среди ночи много Дней спустя.
Глаша ласкала его, а он плакал от счастья, потому как её ласки напомнили ему далёкое детство. Так ласкали его руки матери, великой княгини Марии.
Но сегодня Иван был уже мужчиной, и для него ночи с Олесей и Глашей были счастьем. Он считал их Господним даром…
Ушли урусы, но гнев хана не унялся, ещё более усилился. Урусы освободили пленных, каких держали казанцы, сожгли посад и ближние аулы. Они чувствовали себя хозяевами Казанского ханства, а когда начали отход, Ибрагим-хан мыслил, что это будет концом их торжества. По его замыслу отряды казанцев стали преследовать урусов, наносили удары, а тумен Абдулы должен был обрушиться на них. Вот тогда-то татары и должны были погнать урусов, как стадо баранов.
Ибрагим-хан мечтал об этом. Он представлял, как его орда возьмёт в плен не только урусских воевод, но и братьев великого князя Московского Ивана…
Но темник Абдула не захотел понять хана Ибрагима. Он предал его, увёл тумен в Золотую Орду и тем погубил весь замысел хана.
Темник Абдула достоин смерти, и Ибрагим люто казнит его. Когда Абдулу изловят, ему поломают хребет и бросят в степи на съедение шакалам.
Но Абдула знает, у Ибрагима короткие руки. Как тот достанет его из Орды хана Ахмата?
Ибрагим связывал разгром урусской рати с захватом Нижнего Новгорода. Вот когда этот город он объявит городом Казанского ханства, то заставит московских великих князей признать это в обмен на братьев Ивана, пленённых Юрия и Андрея…
Но урусы отошли от Казани, не потерпев поражения, ушли победителями их воеводы, и князья торжествуют. И всё, как считает Ибрагим-хан, по вине темника Абдулы…
Утро лишь начиналось. Чистое, нежаркое. Кутаясь в зелёный бухарский халат, Ибрагим в сопровождении мурзы Омара вышел в ханский дворик, засаженный китайскими розами. Капли росы блестели на лепестках, подобно россыпи бриллиантов.
Но даже эта дарованная Аллахом красота не радовала Ибрагима. Он остановился, поманил мурзу:
- Омар, ты пошлёшь верных людей в большую Орду Ахмата, и они проберутся к темнику Абдуле. Они совершат над ним суд великого Чингиса… Ступай, мурза Омар, и поступай так, как велю я.
Иван Молодой чувствовал, как рано он созревает. Созревает не только как мужчина, но и как государственный деятель.
Да и немудрёно. Отец, Иван Васильевич, в семнадцать лет стал его отцом.
А к государственным делам молодой великий князь Иван рано приобщается потому, что время на Руси такое. Орда что петля-удавка, Литва щупальца далеко запустила, а тут ещё Новгород…
От московских воевод пришло радостное известие: полки московские победу над казанцами одержали и хоть Казань не взяли, но урон ордынцам причинили немалый.
Прошёлся князь Иван по палате. Время за полдень перевалило. Звякнули колокола соборов.
Он подошёл к оконцу, забранному в решётку, поглядел, как поднимаются на паперть Благовещенского собора редкие прихожане. Через соборную площадь торопливо прошагал чернец.
И подумал молодой великий князь: как же разрослась Москва! Вспомнилось, как в юности иеромонах-учитель принёс на урок старый летописный свод, в коем рукой неизвестного монаха писано о первом упоминании о Москве. Что князь Юрий, сын Владимира Мономаха, шёл покорять Новгород, взял Торжок и всю Мету…
А в ту пору черниговский князь Святослав, покорив литовское племя голядь и взяв изрядный полон, получил от князя Юрия Долгорукого грамоту, в которой тот звал: «Приди ко мне, брате, в Москву».
И не было того городка Москвы, а стояла на Москве-реке боярская усадьба…
«Как же давно это было, - подумал князь Иван, - и как же разрослась Москва, взяла на себя князей удельных, а вскорости государством русским станет. А то, какой она ныне стала, предел ли?..»
Всё началось ещё со второй половины XV века, когда на земли некогда могущественной Византийской империи накатились, сметая всё на своём пути, орды турок. Не устояла армия императора, не выдержали стены могучего Константинополя, пал город. Погиб последний император Византии Константин Палеолог, не осталось в живых и его брата Фомы Палеолога. И только сын Фомы и совсем малолетняя дочь Софья нашли приют в Ватикане.
Это был 1453 год.
Появление в Малой Азии могущественной империи османов потрясло Европу. Турки продвигались на Балканах, через шесть лет они захватили Сербию, затем Черногорию и Валахию, а в 1463 году уже появились в Боснии. Европейские народы со страхом ожидали турок, сравнивая их с татаро-монголами.
