дно небольшого окопа. Он закрыл череп руками и крепко зажмурился. Рядом грохнуло с такой потрясающей силой, что в голове загудело.
Сверху обрушился град мелкой щебёнки, завалил лейтенанта и наполнил атмосферу вокруг мельчайшими частицами почвы. Стало нечем дышать. Яков сдёрнул с макушки пилотку, заткнул нос и рот и, кое-как втянул в себя воздух сквозь пропотевшую ткань.
Парень почувствовал, как по щеке и губе ползёт, что-то тёплое. Он потрогал лицо, взглянул на кончики пальцев и понял, что из уха и носа текут струйки крови. Когда земля перестала дрожать, он приподнялся, посмотрел из траншеи и с удивленьем увидел, что орудие слева продолжает стрелять.
Два номера находились на прежних местах. Они крутили маховички поворотного и подъёмного механизма орудия и выцеливали пикировщика, который напал на позицию. Словно сквозь вату, до парня донёсся вой фашистского «лапотника».
Раздался оглушительный взрыв. Туча осколков врезалась в одного из наводчиков и смела его с колёсной платформы. Благодаря силе инерции пушка чуть повернулась.
Прогремел громкий выстрел. Снаряд врезался в брюхо немецкой машины, выходящей из пике, и разнёс её в клочья. Куски фюзеляжа, крылья и хвост пролетели ещё несколько метров и, кувыркаясь, рухнули вниз.
Яков поднялся на ноги и, шатаясь от лёгкой контузии, помчался к зенитке. Пока он ковылял до орудия, боец уронил подбородок на грудь и начал медленно валиться на землю.
Лейтенант подхватил убитого под руки, отволок его в сторону и сел в железное кресло, мокрое от пролитой крови. Он схватил рычаги и краем глаза увидел, что на место второго номера встал какой-то солдат.
Пушка крутанулась вокруг вертикальной оси и повела длинным стволом в сторону мерзкой сирены, раздавшейся с неба. Глядя в прицел, Яков вращал маховик и наводил орудие по горизонтали. Солдат, находившийся слева, поднимал ствол к высокому небу.
Общими силами они совместили перекрестие прицела с очередным пикировщиком. Яков бросил взгляд на врага. Каким-то мистическим образом, он разглядел ухмылку пилота, что сидел за стеклом, и крикнул: «Огонь!»
Заряжающий дёрнул спусковой механизм. Грохнул выстрел, и кабина исчезла в облаке белесого газа. Взрывная волна разрушила «юнкерс», швырнула обломки в разные стороны, и они рухнули, не задев окопы зенитчиков.
Соседи справа и слева поддержали одинокую пушку. Они открыли ураганный огонь, и туча снарядов полетела в противника. Заметив усиление стрельбы, звено «лапотников» вышло из боя. Крутившаяся над землёй «карусель» мгновенно распалась.
Оставшиеся самолёты врага сбросили боезапас, не глядя куда, развернулись и улетели на запад. К счастью, последние бомбы не попали в окопы и не причинили зенитчикам никакого вреда.
Какое-то время, пушки стреляли вслед удирающим фрицам, но «юнкерсы» шли над самой землёй и быстро скрылись из вида. Яков оторвался от прицела орудия и весьма неуклюже сполз с сидения наводчика. Голова сильно кружилась, и, чтобы не потерять равновесия, парень схватился рукой за лафет. Потом медленно выпрямился и осмотрелся вокруг.
Витавшая в воздухе, пыль застилала глаза, но он всё же увидел, что пушки стоят на прежних местах, и как ему показалось, — все были целы. А вот с людьми дела обстояли значительно хуже.
Возле четвёрки орудий мелькали лишь несколько красноармейцев. Остальные куда-то пропали. То ли, их всех побило осколками, то ли, контузило взрывами, и теперь они не могли подняться на ноги?
Яков хрипло спросил одного из солдат:
— Где Лобов Иван?
— Убит! — ответил боец и кивнул на человека, лежавшего возле стенки окопа.
Лишь после этого Яков вдруг вспомнил, что сам же стащил заряжающего с железной платформы. Он уложил его рядом с погибшим сержантом, но в суматохе не понял, жив тот или погиб.
Присмотревшись к ранам второго номера пушки, Яков заметил кусочек металла, торчащий у него из виска, и потрясённо подумал: «Ведь он умер вместе с первым наводчиком. Как же он смог тогда выстрелить?»
Повернувшись к солдату, Яков спросил: «А ты как?»
— Оглушило слегка, — ответил красноармеец значительно громче, чем следовало.
«Или сам плохо слышит после контузии, или же думает, что я чуть оглох?» — мелькнуло в голове у зенитчика. Яков попробовал вытереть кровь со щеки, но она уже совершенно засохла. Он кивнул в сторону прочих бойцов, лежащих у пушки, и приказал: «Займись всеми ранеными, а я пойду, гляну, как там другие?»
Посмотрев на часы, Яков удивился тому, что с начала налёта прошло всего тридцать минут. Лейтенанту почему-то казалось, что бой длился значительно больше. Выбросив из головы досужие мысли, он обошёл позиции.
Все орудия посекло осколками бомб, и они нуждались в мелком ремонте. Из сорока двух человек, над которыми парень принял командование утром, остались лишь тридцать четыре. Троих убило на месте. Пятерых сильно ранило, двоих из них тяжело и, видимо, они скоро умрут. Остальные измотаны или контужены.
От ефрейтора, служившего здесь со вчерашнего дня, Яков узнал, что ремонтники оставили на батарее кое-какие запасные части для пушек. Вместе с ним он принёс детали к позиции и занялся заменой повреждённых деталей.
Устраняя поломки, он грустно подумал: «Ещё пара подобных атак, и здесь останется меньше людей, чем до моего приезда сюда».
К счастью, зенитки почти не пострадали от камней и осколков, и их удалось привести в рабочую норму.
Пока он возился с материальной частью своей батареи, бойцы перевязали всех раненых и перенесли двух «лежачих» в землянки. Трое «лёгких» остались, как наблюдатели. Затем здоровые красноармейцы занялись подноской снарядов, и лишь после этого очередь дошла до погибших.
Четыре крепких солдата подходили к покойникам. По очереди брали их за руки и за ноги и почти волоком несли в голую степь, где находилось их «местное кладбище».
Поплевав на ладони, бойцы вырыли в иссохшей земле неглубокую и небольшую могилу, опустили в неё всех убитых и похоронили без всяких речей. Затем, написали фамилии павших на крышке от снарядного ящика и установили тот «монумент» на появившемся холмике.
Красноармейцы, молча, постояли поблизости и вернулись к пышущим жаром орудиям.
К этому времени, остальные бойцы занимались расчисткой окопов у пушек. Они убрали опустевшие ящики и стреляные гильзы снарядов, подготовили боеприпасы к новому бою и выставили двух часовых.
Потом все повалились там, где стояли, и прямо в пыли, тотчас уснули. Подошедшие с погоста могильщики, не мешкая, присоединились к друзьям.
Зная, что прожектористов есть телефон, Яков кое-как отряхнул запылённую гимнастёрку и брюки и, волоча усталые ноги, пошёл к ближайшим соседям. Он равнодушно взглянул на симпатичную девушку в ладно подогнанной форме, представился командиру команды, возившемуся с аппаратурой, и попросил разрешения позвонить в