Каждый человек сотворен свободным по отношению от всех остальных. Он является абсолютно свободным в этом мире от всего. И только единственный, кто является его главнокомандующим и капитаном и предводителем есть только тот, кто дал ему это все, тоесть Отец Небесный. Но временами, люди забывают об этом главном даре.
После своего изгнания из рая человек вынес кроме всего прочего еще и ненависть к ближнему. Этот недуг, словно змия, обвивает сердца не одного алчного человека, который хотел бы поставить себя выше всех других. Не один светский правитель болел этим недугом, этот душевной проказой. Именно такой заразой и были отравлены деятели в Иерусалиме. Желание владеть, командовать, распоряжаться судьбами других, наказывать не согласных со своей, не правильной, но собственной мыслю. Вот оно — истинное лицо проблемы. И это было первостепенной задачей первосвященников. Все они боялись утратить свою власть, а главное доход. И в этот момент рождается новая сила, которая открывает наружу все их пороки, а люди, которые истосковались по правде, собираются, чтобы послушать новое учение, дарующее им надежду.
Собирался на свое черное дело и Синедрион. В зал входили по одному, члени заседания. Каждый из них вносил всю серьезность своей сущности. Каждый смотрел искоса на тех, у кого была лучше одежда или было больше регалий. Но вместе с тем, каждый жал друг другу руку, словно он искрение рад его видеть. Какая фальш, какая банальность и отвращение. Какая дешевизна и ненависть.
Все держали высоко поднятые головы и важно ступали, поглаживая свои длинные бороды. Они выглядели, словно стадо индюков. Но никак не были похожи на учителей закона. Но чужое мнение здесь во внимание не принималось.
Началось заседание. Первым, как всегда, выступил Каиафа. Он разукрасил ситуацию самими черными красками. И очень сильно желал, чтобы все единогласно поддержали его идею об осуждении нового учения.
Дальше слово перешло к Анне. Этот старый лис, прикрываясь, разними священными словами, не один раз строил свою грязную политику вокруг храма.
— Дорогие члены собрания, уважаемые старейшины и ученые мужи — начал льстить он — Весьма уважаемые учителя закона. Я заклинаю вас, подумать хорошенько! И сделать очень правильный выбор. Вы же ведь все и сами понимаете, что за все этим моет скрываться? И кто, если не мы должны блюсти закон? Кто, если не мы, должны блюсти о чистоте в храме? Так скажите мне теперь, а как поступить в данном случае, когда враг, словно червь, точит нас из середины! Мало того, что бунтовал их предводитель, которого недавно похоронили. Так они теперь заявили, что он будь-то бы, воскрес, и продолжают беспокоить народ. Но только мы являемся истинными законоучителями. И не может никто иной говорить от имени бога, кроме нас! А каждый, кто так будет делать, должен умереть, так как он противится правде. Той, священной правде, которую нам передали наши предки. У нас есть закон Моисея, и его мы знаем. А все остальное, откуда оно пришло, не ведаем! Заклинаю вас, мои дорогие, скажите и вы свое слово!
Наступила тишина. Понемногу в зале начался шепот. Это шептались между собой члены заседания. Сначала только шепотом, а дальше это переросло в довольно бурное обсуждение. Кое-кто поддерживал Анну, кое-кто говорил, что всех новоявленных апостолов надо перебить тихо, чтобы люди не узнали. А кое-кто высказывал мысль, что стоит все оставить как есть. Так, что согласия между ними не было.
Дискуссия заходила в тупик. Но при этом никто не хотел изменить свое мнение. Наконец сошлись на том, чтобы выслушать Петра, так как это был единственный вариант, с которым соглашались все. И хотя первосвященники были совсем против такой идеи, но все же были вынуждены согласиться.
Петр встал перед ними он смотрел на тех, кто собирался осудить его как бунтовщика. Но он не давал им ни малейшего шанса верить в то, что перед ними бунтовщик. И хотя со всех сторон на него сыпались разные обвинения, он никак не реагировал на все это.
Он с еще несколькими людьми стояли в само логове деспотизма. А ведь совсем недавно здесь же стоял и его Учитель! История повторяется! Но в этот раз она имела иной исход. И наконец-то дали им возможность сказать слово.
— Что же вы теперь скажете, в свое оправдание — злорадно улыбался Александр, один из экс первосвященников.
— Вы все учение мужи — Петр начал — вы привели нас, как свидетельство того, что вот тот человек, был больным и лежал в постели, но был он оздоровлен именем того само Иисуса, из Назарета, которого вы распяли. И которого Отец воскресил. Вот тот человек стоит перед вами сегодня. Поэтому, все что есть, есть в нем, и нет ничего без него, так как он является камнем, который вы отвергли.
Такие слова повергли в шок заседателей, ведь все хорошо знали, что ученики были людьми мал грамотными и такого ораторского искусства они не знали с роду, но их такая откровенность и вера заставили многих задуматься.
Кроме того, в их пользу свидетельствовал оздоровившийся мужчина. А это был факт. И для народа это было вполне достаточно, чтобы понять, кто есть кто. А с этим надо было считаться.
И опять начались перепалки. Никто не говорил прямо. Но каждый условно высказывал мнение в пользу преследуемых человек. Возможно, потому что не видели в них никакой реальной угрозы, о которой так сладко пели лидеры Синедриона. А возможно и потому, что кое-кто был хорошо знаком еще с самим Иисусом. И теперь наконец-то решился на другое мнение.
Так или иначе, но никакой угрозы они не увидели. Но вместе с тем, хотели и закрыть это дело. Поэтому договорились отпустить апостолов, но те должны замолчать.
И когда все собрались снова в зале, Каиафа зная свое поражение, начал разговор:
— Как видите, Синедрион вас не осудил. Но мы вам запрещаем говорить об Иисусе! Больше вы не должны никоим образом использовать это имя. И не подстрекать народ! Вы клянетесь!?
Это было хорошей западней для новоявленных апостолов. И тут возник вопрос: или же отречься от того, с кем делили кусок хлеба все три года, кто действительно творил чудеса, кого все считали, и многие продолжают, мессией, и больше никогда об
