Надо было видеть, с каким лицом встретил столь представительную компанию управляющий Козицкий. Лицо его пылало гневом, он то и дело нарывался на скандал и грозился пожаловаться губернатору.
– Опять вы?! Какого черта вы ищете? – кипятился Козицкий, когда Воловцов с полицейскими и врачом (тот напросился сам, чтобы, как он выразился, «понять характер и склонности подозреваемого») принялись за обыск в его флигеле. – Думаете, я убил господина Попова и упрятал его тело под половицами? Или спрятал труп в леднике?
– А вот это мысль, – пронизал Козицкого взором Уфимцев и велел Гатауллину и Спешневу обыскать ледник. Те обыскали, вышли из погреба, словно из могилы – бледные и в инее, но бледность их лица была не от того, что они нашли труп, а потому, что изрядно замерзли. Мясо в леднике было. Рыба тоже наличествовала. Чего в нем не было, так это трупа господина Попова.
– Искать дальше, – коротко распорядился Уфимцев и посмотрел на Воловцова. Тот, соглашаясь, кивнул.
– Я буду жаловаться генерал-губернатору, – заявил Козицкий и зло посмотрел на судебного следователя. – Это вопиющее безобразие!
– Прошу прощения, господин Козицкий, но никакого безобразия не наблюдается, – спокойно ответил Воловцов. – Я располагаю предписанием окружного прокурора о проведении предварительного следствия по делу об исчезновении главноуправляющего Попова и всеми прочими бумагами, с которыми вы имели возможность ознакомиться, разрешающими мне проводить обыски и дознания у лиц, подозреваемых в преступлении. Так что проявите должное уважение к закону и лицам, совершающим свою работу. Иначе ваше поведение будет считаться попыткой помешать ведению следствия. А это уже уголовная статья…
– Выходит, я подозреваемый? – почти задохнулся от негодовании Самсон Козицкий.
– Именно так, – подтвердил Воловцов.
– Тогда почему вы меня не арестовываете? – не без сарказма спросил управляющий.
– А вы этого желаете? – вопросом на вопрос ответил Воловцов.
– Я вам вопрос задал, но вы почему-то ушли от ответа, – съязвил Самсон Николаевич.
– Что ж, отвечаю: покуда к арестованию вас нет особых оснований, – сдержанно высказался судебный следователь и добавил: – Возможно, позже мы вас непременно арестуем…
– Ну… – Козицкий зыркнул на Воловцова прожигающим взглядом, повернулся и двинулся прочь.
Иван Федорович скосил глаза на Уфимцева. Тот понял и малозаметно кивнул. Потом подозвал к себе до сих пор заиндевелого Спешнева и что-то шепнул ему. Урядник кивнул и, поеживаясь, неспешной походкой отправился следом за Козицким. При проведении предварительного следствия слежка за подозреваемым являлась обязательной. Мало ли, а вдруг у него появится намерение сбежать.
Во флигеле, где проживал Козицкий, было все перерыто. Поднимались половицы, и под ними даже перекапывалась земля. Однако все впустую! Обои на стенах, которые гляделись совсем новыми и поклеенными недавно, отдирались по приказанию Воловцова напрочь, поскольку Иван Федорович высказал предположение, что новые обои, возможно, и поклеены ради того, чтобы скрыть кровяные пятна или иные следы преступления, которые они как раз ищут.
Затем обыск был перенесен в господскую усадьбу. Начали с кухни и прихожей.
Родители все время находились с полициантами, но стояли в сторонке. Хоть оба и старались держаться достойно, однако по взглядам и коротким словам, которыми они тихо обменивались друг с другом, можно было заключить, что состояние их не ахти и гложет их боль и томящая тревога.
Уфимцев, понимая, каково им наблюдать за обыском, могущим всякую минуту обнаружить тело их сына, предложил им отдохнуть в одной из комнат господского дома, что как раз предназначалась для гостей, на что те ответили отказом. Ожидать худых вестей в отдалении и пребывать в полном неведении все же намного хуже, нежели являться хоть и пассивными, но участниками событий.
Были осмотрены все помещения, углы, закоулки и темнушки барского особняка. С особенной тщательностью был произведен досмотр той самой малой гостиной, в которой, по показаниям Марфы, состоялись скандальный разговор и стычка между Козицким и Поповым. Были осмотрены все вещи на предмет наличия кровяных пятен; уездный исправник Уфимцев даже взял лесное клеймо, стоящее на каминной полке, и подержал его в руках, убедившись, что такой штуковиной убить человека вполне возможно, нанеся несколько ударов по голове. Однако клеймо кровяных пятен не имело, в равной мере как и ковер и все вещи и предметы, что находились в малой гостиной. Правда, у уездного исправника осталось ощущение, что в отличие от других помещений и комнат особняка именно в малой гостиной не столь давно убирались. Пыли в ней и нежилого духа имелось меньше, нежели в большой гостиной; вещи и предметы стояли не как попало, что бывает после отъезда хозяев, а все на своих местах, аккуратно и симметрично. Так бывает именно после уборки комнаты, когда все мылось, протиралось, а вещи передвигались, после чего все они были красиво расставлены по своим местам. Но ощущения, как известно, к делу не пришьешь и доказательную базу на них не построишь. В малой гостиной обыск проводился особенно тщательно, однако ни на ковре, ни на иных предметах следов крови (или каких-то иных пятен, похожих на нее, способных помочь раскрыть предполагаемое преступление) обнаружено не было.
Покамест Уфимцев с остальными полициантами производил досмотр господского дома, Иван Федорович Воловцов решил допросить девицу Настасью, ибо ежели Козицкий все же совершил убиение главноуправляющего Попова, то она, учитывая ее тесные отношения с управляющим, не могла об этом не знать. Ну а коли знала да не донесла властям, стало быть, является самое малое свидетелем, покрывающим преступление, – а такое дело подсудное, или, что скорее всего, соучастницей тяжкого преступления.
С этих слов Воловцов и начал свое дознание, заявив, что имеет все основания считать Анастасию соучастницей убийства Попова.
– Вот те раз! – всплеснула руками Настасья. – Какая ж я соучастница, если я этого господина Попова живьем-то и не видывала никогда.
– Как не видывали? – удивился Воловцов, отметив про себя, что девица сказала, что никогда не видела Попова «живьем». (А мертвым, выходит, видела?) – Он же в ваше село не единожды приезжал.
– Так это Самсон Николаевич с ним дела вел, не я. Да и не бывал господин Попов у нас во флигеле…
Молодая женщина вздохнула и заправила прядь волос за ухо. Этот жест поразил Ивана Федоровича. Нет, не тем, что он был произведен. Ничего необычного в этих действиях молодой женщины не было. Воловцов был поражен не самим поступком, а каким образом он был совершен: изысканно, даже благородно и немного кокетливо. Как произвела бы его, к примеру, молодая княжна Шаховская на рождественском балу во дворце генерал-губернатора, разговаривая с красавцем-поручиком Григорием Доливо-Добровольским. Он немного помолчал, отметив для себя это обстоятельство, затем спросил о том, о чем хотел спросить:
– Вы говорите, у нас?
– Да, – ответила Настасья и с некоторым вызовом посмотрела на следователя Воловцова.
– А вы давно… вместе с господином Козицким? – спросил Иван Федорович, хотя ответ был ему известен.
– Вы хотите, чтоб я ответила, как долго я живу с господином Козицким как жена? – нисколько не смутившись, уточнила Анастасия, снова поразив судебного следователя, но теперь уже выдержкой и смелостью. И это было не бахвальство, не вызов, не наглость, а нечто другое. Скорее констатация факта. Спокойная и даже гордая.
– Ну, в общем, да… – замялся Воловцов.
– Ничего, не смущайтесь уж так-то. Я уже привыкла и к косым взглядам, и к подобным вопросам, – спокойно сказала Настасья, улыбаясь лишь уголками губ. – Я отвечу. – Она ненадолго задумалась, потом произнесла: – С прошлой осени. У меня муж тогда пропал, еще летом. Ушел по грибы и не вернулся. Я все глаза по нему выплакала, в полицию заявляла, господин становой пристав Винник этим делом занимались, да Семена так и не нашли. Даже тела его. Верно, волки его съели или медведь задрал…
– Ну, ежели бы медведь задрал, то косточки бы какие-никакие остались, – в задумчивости протянул Воловцов. – Одинаково, как если бы его съели волки… Хорошо. И что дальше?
– А что дальше: муж пропал, родителей нет, одна я осталась одинешенька. – Глаза женщины повлажнели, однако она сумела сдержать себя и не заплакать. – Помощи ждать неоткуда, на селе у нас всяк сам за себя. К кому за помощью обратиться?
Настасья замолчала, глядя мимо Воловцова.
– И вы обратились к Козицкому? – воспользовался образовавшейся паузой Иван Федорович.
Женщина как-то странно посмотрела на следователя и снова отвела взгляд в сторону.
– Нет, он сам мне помощь предложил.
