Тем временем обозлённые неудачей, Медведи готовились к следующему штурму. Собирали стенобитные машины, возводили обтянутые сырыми кожами осадные башни и ладили надёжные лестницы. Не желавшие работать сами, солдаты пригоняли мужиков и баб из посадов и окрестных деревень. Ободранных, избитых, по малейшему подозрению в нерадивости селян стегали плетьми, самых слабых или упрямых забивали насмерть на глазах остальных работников. Угрюмые пленники молча разыскивали в брошенных избах топоры и пилы, выламывали из домов бревна и доски и ладили лестницы. Через несколько дней выстроили первый камнемёт. С грохотом он начал метать большие и малые глыбы, дробя стену. Другая машина, когда её ставили на берегу Днепра, соскользнула, проломила тонкий декабрьский лед – и на глазах горожан, изумлённых жестокостью, полуголых работников заставили лезть в студёную воду. Время от времени кто-то проваливался на глубину реки, его сразу же сносило течением. Помочь не разрешали. А все попытки вырваться, сбежать пресекались плахами и виселицей. После этого на сторону князя Александра встал весь Киев: отдавать родных на милость такого победителя не желал никто… Грохот от падавших камней не смолкал даже в темноте. И едва осадные орудия сумели повредить одну из башен и ближний к ней участок стены, начался второй штурм. К наметившемуся пролому поползла пехота. Одновременно, чтобы раздробить силы защитников, началась атака с других сторон. Вот только в этот раз, помня о судьбе посадов, горожане стояли как один: на стене смешались кольчуги дружинников, кожаные доспехи и толстые стёганки ополченцев.
Для витязей и ополченцев всё спуталось в кровавом хаосе битвы, никто из выживших на стенах потом так и не сумел рассказать о сражении складной историей. Только рваные куски, даже не поймёшь, что было раньше, а что – позже. Вот карабкается по лестнице молоденький парнишка с блестящей саблей: не успев спрыгнуть на стену, он падает вниз с рассечённой головой, увлекая за собой лезущих следом. Вот ополченцы сталкивают рогатками лестницы, а стоящий рядом старый лесоруб уверенно, как привык рубить в лесу вековые ели, рубит топором ползущего по лестнице врага. Вот угодила в воронку и застыла одна из осадных башен: её закидали смолой и подожгли. А дальше сразу две башни подъехали к стене, оттуда посыпались вражеские солдаты. Им на встречу кинулись ополченец и дружинник, стараясь даже ценой жизни задержать врага у спуска в город, пока спешит подмога. Повсюду кипел отчаянный бой!
Несмотря на сопротивление защитников, Медведи закрепились на стене. Загудел рог, призывая бросить отвлекающий штурм и спешить к месту прорыва. В этот момент Александр показал не только храбрость, но и выдержку с точным расчётом полководца. Едва враг чуть отошёл от ворот, спеша к захваченной стене, как личная дружина великого князя неудержимой волной ринулась на врага. Свежие воины конной лавиной понеслись по округе, сметая попавших под копыта, сея панику и угрожая ворваться в лагерь. И резервы мятежников вместо штурма поднялись в седло, попытались перехватить дерзких воев… Момент был упущен! Небольшой заминки атакующих хватило, чтобы помощь с других концов города успела подойти к опасному месту и нападавших отбросили. Когда же в городе узнали, что смельчаки вернулись почти без потерь, за молодым князем потянулась слава счастливчика. Каждый хотел подойти к нему, потрогать и получить от него хоть капельку удачи. А осада продолжилась.
Как будто понимая, что в случае поражения пощады не будет, Медведи воспользовались тёмным искусством. Вражеское чародейство не давало обороняющимся обстреливать бегущих к городу солдат – выпущенные из луков и скорпионов стрелы пролетали не больше десятка шагов, а огонь под котлами со смолой бессильно гас. Это был акт отчаяния: за такое братья Святого Доминика отыскивали и жгли виновных вместе с семьёй и роднёй до десятого колена. И даже киевский князь, инквизицию на своих землях обычно не жаловавший, в подобных случаях помогал розыску. Вот только Хотим, судя по всему, рассудил, что решать – дьявольское колдовство или божье чудо – будут победители. Горожане дрались с отчаянием обречённых. То тут, то там над стеной поднималась новая лестница, летели, хватаясь за зубцы, петли верёвок, по которым неутомимо, словно не люди, а муравьи, лезли враги. Вот где-то удалось запалить костёр и в лицо Медведям плеснули смолу, жидкую как вода, дымно-пламенную. А чуть дальше, разметав ополченцев, участок стены отгородили два ежа мечей, между которыми подкатила башня и в город штормовой волной хлынули вражеские солдаты…
Сотня пешего войска медленно вышла из дальнего леса на истоптанное пепелище посада. В городе сильнее ударили колокола, зовя на помощь. А Медведи словно и не сразу заметили дерзкую горстку, они продолжали неторопливо мостить вязанками хвороста ров и толкать осадные башни. Пешцы отошли от опушки на расстояние половины выстрела из лука, когда встречная полусотня конных нацелились в их тыл. Лихие всадники были похожи на соколов, которые заходят косым полетом, чтобы ударить сверху на утиную стаю. Тогда вторая сотня пеших вышла из леса, а первая остановилась. Неожиданность лишила всадников порыва. Конница замялась перед копьями, из-за которых густо посыпались стрелы. Стало понятно, что перед ними не кучка воев, жертвующих собой, чтобы продлить агонию града, обречённого на поругание волей Старшего боярина. Пронзительно свистали дудки десятников, ревели рога сотенных начальников. Коноводы гнали лошадей прямо ко рву, и Медведи, бросив осаду, садились в седло. Внезапно еще один отряд пеших витязей вышел из лесу, и ещё один. Не разрывая строя, будто скованные цепью, подобно железным полкам знаменитых легионов латинов, они спешили к городу – и над всё новыми и новыми полками реяли княжеские хоргуви. Кто-то из гонцов всё же добрался до подмоги!
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
Закат давно отгорел, час был поздний, но воевода Богодан никак не мог заставить себя лечь. Пожилому воину не спалось, уж больно дурные вести пришли из Киева. «Правы в чём-то были деды, – размышлял Богодан. – Правы, когда требовали от князя силу показывать каждый год. А если не можешь – уступи». Сам он с нынешнего лета так и хотел. Это сейчас зима, и на рубежах тихо, не воюют обычно по холодам. Как появится свежая трава, да зазеленеют листья, так сразу и навалятся. Если не поганая чудь или пруссы23 начнут деревни жечь, так гнесинская шляхта опять в набег за холопами пойдёт. И заполыхает пограничье. Особенно сейчас, когда Игоря вынесли на погост, а новый великий князь ещё не показал, что и его надо бояться. Поэтому едва зазеленеет трава, пусть на границу полки поведёт кто помоложе… Гонец от передовой заставы примчался ночью. С вестью, что идёт не просто большой отряд набежников, а войско гнесинского короля перешло границу. И всем, от воеводы до отрока было понято, что просто стоянием друг напротив друга да угрозами в этот раз не кончится. Король Казимир, судя по всему, решил, пока в Киеве неурядица, взять на щит, а то и попытаться захватить спорные земли вдоль границы.
Богодан встретил врага на равнине, в удачном для себя месте. Вроде и ровное поле, но за спиной холмы, где, если что, легко оборониться. И куда враг, не зная тайных троп, не доберётся. И теперь гнесинские шляхтичи крутили круг24 перед строем пехоты, а закрывшиеся чешуёй щитов древляне отвечали. Длинный пехотный лук бил дальше конного, всадники были чуть быстрее – но существенного значения это не имело. Потери с обеих сторон всё равно будут невелики. Вот пешие стрелки выбьют то одного, то другого налётчика, вот упадёт пронзённый стрелой щитоносец и в рядах древлян образуется брешь. А его товарищи плотнее сомкнут щиты, защищаясь от обстрела. Ещё несколько минут – и под прикрытием стрелков в атаку пойдут рыцари, а дальше всё будет завесить от искусства пехотинцев. И пусть своя конница почти вся ушла вместе с княжеской армией против карантанцев. Если древляне сумеют быстро перестроиться, когда стрелы уже не летят, а бронированный клин ещё не ударил – всадники увязнут на копьях, а строй пехоты перемелет и их, и легковооружённых кнехтов, бегущих следом. Не сумеют – рыцарская масса разорвёт линию обороняющихся, ударит в спины, а подоспевшие кнехты довершат разгром.
Впрочем, небольшой сюрприз Богодан подготовил. Полесское княжество, расположенное между землями Великого князя и гнесинским королевством, было небольшим, но драчливым. Тамошняя вольница любила ходить в набеги и на гнесинов, и на древлян, и на не признававших Христа пруссов. Впрочем, с древлянами уже давно был мир, а вот ненависть к гнесинам последние десятилетия, когда шляхтичи надумали расширить границу державы на восток и принялись разорять полесские деревни и угонять селян в холопы, разгорелась буйным пожаром. Потому-то и откликнулось на призыв воеводы больше двух сотен лихих набежников. Когда тяжёлая конница только-только начнёт свой разгон, в неё из засады ударят полесские латники. Встречная лавина замедлит атаку, заодно потреплет лёгкую конницу и примется резать кнехтов, пока древляне добивают рыцарей.