ишь ты, право он имеет.
— Эх ты, одиннадцать… А я вот в семь лет впервые закурил! Обскакал тебя, хвастунишку.
— Ну а ты-то чем хвастаешься, Иосиф! — качала головой мама Надя. — Какой пример детям!
Вася потом по секрету сообщил Томику и Сетанке:
— Наш отец раньше был грузином.
— А что такое гузин? — спросила Сетанка.
— Грузины — это о-о-о! — важно поднял указательный палец Вася. — Они ходили в черкесках и всех подряд кололи кинжалами.
Отец никаких черкесок не носил, на прежних фотографиях он и в пиджаках, и в шляпах, но теперь всегда ходил в какой-то полувоенной одежде, ее называли френч или китель, с накладными карманами, куда можно много положить. Зимой, весной и осенью френч шерстяной, темно-зеленый или светло-зеленый, еще говорили: цвета хаки, а летом легкий, белый, из какой-то коломянки, такая льняная ткань с добавлением пеньки. Всю одежду для семьи шил один и тот же портной, звали его Абрам Исаевич, фамилия Легнер, он одновременно служил в НКВД в звании полковника.
В последнее время отец и мама Надя все чаще ссорились, она хваталась за голову и кричала, что его не переубедить, а он в ответ рычал:
— Если человек бывал у нас в доме, это не значит, что я должен исполнять его прихоти, подчиняться его требованиям. Да, приходится ломать через колено, а иначе мы проканителимся и не будем готовы к новой войне.
— Ну почему ты все время говоришь о войне? — возражала мама Надя. — Я каждый год езжу в Германию, там никто не помышляет воевать с нами. Европа смирилась с существованием СССР, даже с уважением смотрит на наши достижения. Призы на международных выставках получаем.
— Это было до поры до времени, покуда у них не разразился кризис. Биржевой крах в США непременно подтолкнет буржуев к грабительскому походу против нас.
— Так нельзя, Иосиф! Жить с постоянной оглядкой на врагов, всюду искать одних врагов, выявлять врагов. Как все вопили: покушение! Покушение! И что в итоге? Ни в первом, ни во втором случае никаких покушений.
Это мама Надя говорила о том, как однажды в машину, где ехали Сталин и Ворошилов, врезался грузовик. Никто не пострадал, водитель грузовика с места происшествия сбежал, его вскоре поймали, оказалось, просто пьяница, никакого злого умысла против вождя. А через несколько недель обстреляли катер, в котором находился Сталин, это уже на Черном море возле Гагр, просто катер из-за непогоды задержался, а береговую охрану забыли информировать, и, когда катер появился, по нему дали предупредительные выстрелы.
На юг к Черному морю отец и мама Надя ездили ежегодно. Ему необходимо лечение суставов. В год, когда родилась Сетанка, он поехал один, написал, что заболел, и мама Надя, оставив Сетанку на попечение воспитательницы Натальи Константиновны, стремглав туда помчалась. А через пару-тройку лет он снова почему-то один поехал, и мама Надя приревновала, будто у него завелась другая.
И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов со своими женами Н. С. Аллилуевой и Е. Д. Ворошиловой. 1932
Фотограф Н. С. Власик. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1663. Л. 3]
У отца до нее были какие-то другие, и мама Надя очень ревновала, боялась, что она сама станет бывшей, а он заведет себе новую жену. И зря, потому что он ее очень сильно любил. Все время старался ласково разговаривать, даже когда она доводила его упреками. Жены других партийных деятелей ей жужжали в уши, что он слишком резко обращается с людьми, что все его уже боятся как огня, и мама Надя пыталась ему внушить, что с людьми надо мягче, вежливее.
А между тем шутки шутками, но накануне очередного седьмого ноября в 1931 году Сталин шел по Ильинке, и бывший белогвардейский офицер Огарев намеревался его застрелить, но за ним следили, и агент НКВД схватил его, когда тот пытался выхватить из кобуры револьвер. Это уже не спишешь на случайность. С того дня Сталину больше не разрешали просто так, без усиленной охраны ходить по московским улицам. И на переднем сиденье в машине запретили, он теперь за спиной у водителя Палосича откидывал особое кресло и на нем ехал.
А если его убьют? Этого прекрасного, смелого и умного человека, которого все домашние так любят, а он любит их. Но он еще каждый день думает обо всей стране, обо всем народе, чтобы лучше жилось, чтобы мы были готовы к войне, а она непременно грянет. Мировой капитализм не захочет долго мириться с существованием самого свободного государства в истории всего человечества. К тому же у нас вон какое богатство полезных ископаемых.
В прошлом году как-то особенно здорово жилось на даче в Зубалово. Мама Надя чувствовала себя лучше, много фотографировала своим собственным аппаратом, сама проявляла пленку, сама печатала снимки. Лишь иногда жаловалась, но не на голову, а на боли в животе, ездила в Москву на обследования, возвращалась грустная, говорила, что скорее всего будут делать операцию. По вечерам усаживались и вслух читала книги. Когда читала «Робинзона Крузо», предложила построить робинзоновский домик, и все вместе возвели его в лесу с помощью крепких бревен и досок, соединив несколько деревьев, забираться туда следовало по веревочной лестнице. И спортивную площадку она сама спроектировала, а зубаловцы дружно ее построили. А экзотический птичник! Это уже сталинская инициатива. Огородили в лесу полянку, запустили туда фазанов, цесарок, индюков и индюшек. А еще озерцо соорудили, в нем стали утки плавать, селезни, утята вывелись.
Н. С. Аллилуева с дочерью Светланой. 1927. [РГАСПИ. Ф. 558.Оп 11. Д. 1651. Л. 17]
Каждый день наполнен новыми впечатлениями. Упоительное лето! Хоть и засушливое, с лесными пожарами, Москва задыхалась от дыма, но их Зубалово дымы почему-то обходили стороной.
И кто бы мог подумать, что наступит осень и принесет всем такое неслыханное горе!
Закончилось восхитительное зубаловское лето, вернулись в Москву, в кремлевскую квартиру Потешного дворца, Вася и Томик пошли в пятый класс. Продолжалась засуха, сентябрь поставил температурный рекорд, почти тридцать градусов в середине месяца, вокруг горели леса, и в Москве было нечем дышать. У бедной мамы Нади возобновились головные боли, с каждым днем все хуже и хуже. А в октябре жара резко пошла на спад, и к началу ноября ударила зима, с обильными снегопадами и морозами.
Особенно сильный приступ у мамы Нади случился шестого ноября вечером. Утром она едва встала, ее отговаривали, но она все равно пошла вместе со всеми на парад. Дул пронизывающий ледяной ветер, и, глядя на мужа, стоящего на трибуне Мавзолея, она сказала:
— Вот
