Раз покачал головой. Он носил длинные волосы незаплетенными, набок, чтобы прикрыть ухо, где отсутствовала нижняя часть, которую он потерял в сражении, когда был молодым.
— Иногда мне кажется, что нам жилось бы лучше, если бы нами правил обычный человек. Как это было в прежние времена, когда было много начальников, а не один.
Такс возмутился, и черная лошадка стала двигаться быстрее под нажимом его ног. Таксу пришлось ее осадить. Он посмотрел на Раза, тот внимательно смотрел на брата. Такс быстро отвел от него взгляд.
— Ты понял, почему я сказал тебе это? — спросил Раз.
— Потому что ты — глупый. Ты даже глупее меня. Тебе следует любить кагана.
— Может быть. Но ты меня послушай. Хунну, а мы все хунну, верят в определенные вещи — в силу наших предков, в прежний жизненный строй и еще в целый ряд вещей. Если человек начинает верить еще во что-то, он уже больше не хунну. Но кем он тогда становится?
— Что ты хочешь сказать? Моя мать была хунну, и отец был хунну, как я смогу стать римлянином? Или германцем?
Такс покачал головой.
— У кобылы не родится теленок. Что ты мне хочешь сказать?
Раз ласково улыбнулся ему.
— Я тебя расстроил?
— Да. Тебе не стоит говорить непочтительно о кагане. Ты бы не повторил свои слова в его присутствии.
Они объезжали холм кагана в направлении к лагерю хунну. Запахи вечернего приготовления пищи доносились до них. Цвета закатного солнца постепенно становились серыми.
Раз спросил:
— Почему ты сделал это? Привез тело Марата домой? Тебе, наверно, было нелегко сделать это.
— Но… Что я еще мог сделать?
Они двигались между юрт. Таксу пришлось натянуть поводья, чтобы пропустить лошадей Раза. Ему было непонятно, как можно было говорить то, что Раз сказал ему о кагане. Получалось, что Раз плохо говорил о самом Таксе. Он ехал за братом к середине стоянки. Ему хотелось сказать ему что-то резкое, если Раз начнет этот разговор снова.
Когда они доехали до того места, где им было нужно разъехаться в разные стороны, Раз позвал его! Такс объехал лошадей и приблизился к брату. У него горело горло, так ему хотелось высказать Разу все умные вещи, которые он придумал по дороге.
— Давай, поужинай с нами, — сказал ему Раз. — Ты редко бываешь у нас, а нам нужно чаще видеться друг с другом.
— Яя будет…
— Поехали.
Раз улыбнулся и коснулся руки Такса.
— Тогда ты сможешь мне сказать все, что ты обо мне думаешь.
Такс улыбнулся и кивнул головой:
— Если у тебя есть еда — тогда поехали.
— У нас всегда есть, чем угостить брата.
Раз повернул к своей юрте. Его кобылы направились за ним. Такс видел, как младшая жена брата поджидала его с кувшином, чтобы полить ему на руки, когда он спешится с коня.
Через несколько дней римляне прибыли в Хунгвар. Никому не позволили их приветствовать, за исключением нескольких специально назначенных людей, которые должны были следить за ними.
Но любопытные все равно вертелись вокруг, делая вид, что просто проходят мимо. Дитрик был среди них. После того, как Такс встретил римлян, его отпустили, они вместе пошли на стоянку гуннов.
Юммейк снова заболела. Такс сказал, что на этот раз болезнь проявилась очень сильно, и она могла умереть. Трубач пришел, чтобы помочь ей. Дитрик и Такс пошли к юрте шамана. Вокруг нее болтались люди и с любопытством заглядывали в дверь, когда она отворялась. Такс сказал, что Трубач желает его помощи, и было видно, как он гордится этим. Дитрик сначала держался позади, думая о том, как станет реагировать Трубач на незваного гостя, но Такс втащил его за собой в юрту.
Они сели посредине помещения. Шаман был чем-то занят в задней части юрты. Они видели его профиль, но он не обращал на них внимания. Дитрик с интересом огляделся. Он никогда не встречал у германцев таких богатых домов. Он не видел ничего подобного с тех пор, как они покинули римский дом в Сирмиуме.
— Юммейк болеет всю жизнь, — сказал Такс.
Он уселся поудобнее и пальцем начал водить по рисунку ковра.
— Ее мать съела змею до рождения Юммейк, и кровь у девочки стала холодной. Трубач, откуда эта вещица?
— Новый Рим.
— Почему, если у нее холодная кровь, она кашляет кровью? — спросил Дитрик. — Ты, правда, считаешь, что она от этого так больна?
— Конечно.
Такс даже сплюнул, чтобы подчеркнуть свои слова. Трубач грозно глянул на него, и Такс быстро растер свой плевок по ковру.
— Все знают, что если человек харкает кровью, то у него холодная кровь.
Дитрик смотрел, как Трубач растирал ягоды на плоском камне. В юрте больше никого не было. Такс сказал, что шаман был женат, но Дитрик не видел его жены. В юрте было темно и очень тихо, если не считать звука растираемых ягод. В полумраке, в свете огня небольших масляных ламп блестели золотые узоры на лаке лавок, на основном шесте, который держал на себе всю юрту, на сотнях маленьких чашек и чашечек, стоявших повсюду и полных разных трав и порошков. Здесь даже пахло по-особому.
— Я был один раз в Новом Риме, — заметил Такс. Он поглаживал рукой темно-красный рисунок ковра, который был окружен резкими мазками черного цвета.
— Они там писают в горшки из золота, и даже на собаках надето золото.
— Если бы они не были богаты, то мы бы погибли от голода, — сказал Трубач. — Помолчи, мне нужно подумать.
Такс уперся руками в бедра, округлив пальцы, и сидел абсолютно спокойно. Дитрик пораженно взглянул на него. Трубач поставил чашку на ковер и высыпал туда размолотые ягоды. Он достал одну из чашек, стоявших вокруг, высыпал оттуда порошок в руку и протянул ее над чашкой довольно высоко. Из руки в чашку начал тонкой струйкой сыпаться порошок. Дитрик с восхищением наблюдал за его мастерством. Ардарик как-то сказал, что некоторые гунны обладают прекрасными манерами и они много знают, что возвышает их над соплеменниками.
Трубач опустил руки и тихо сидел, не моргая и глядя на чашку. Его, как щитом, окружала настоящая стена тишины. Свет лампы отражался на маленьких белых камешках, прикрепленных к его сальным волосам. На шее у него выступили жилы. Это было прекрасное представление, и Дитрик восхищался искусством шамана. Он считал себя умнее Такса, который, видимо, верил шаману. Через мгновение над чашкой показалась струйка дыма.
У Дитрика на руках поднялись волосы. Трубач не прикасался к чашке, не двигался и молчал все время. Он не сводил взгляда с чашки. Небольшой дымок поднимался с ровной поверхности жидкости в чашке. У Дитрика пересохло во рту, он с трудом проглотил слюну, он боялся произнести хотя бы слово. Краем глаза он глянул на Такса. Тот не двигался, но сейчас улыбался уголками рта.
— Хо!!!
Дитрик подскочил. Трубач резко, как змея, подпрыгнул в воздух. Он мотал головой и вращал руками.
— Пора, пошли со мной. Такс, неси погремушки, палку с перьями и жаровню. Осторожно, она очень горячая. Скажи своему другу, чтобы он держался позади и не дышал на меня.
Трубач взял в руки дымящуюся чашку и вышел из юрты.
Такс схватил две погремушки, сделанные из тыквы, и длинную палку, на которой были прикреплены покрашенные орлиные перья. Дитрик протянул руку к жаровне, чтобы передать ему, но Такс стукнул его по руке.
— Нет, я сам. Важно все делать так, как он приказывает. Он взял жаровню и пошел к двери, а Дитрик следовал за ним с пустыми руками.
Народу вокруг юрты собралось очень много. Дети прятались за родителями, и тощая серая собака завизжала и убежала прочь, когда вышел Трубач. Был удивительно теплый день, как это иногда бывает в начале весны. Яркий солнечный свет ослепил Дитрика.
Такс и Дитрик шли гуськом за шаманом через толпу к маленькой юрте, куда привел Яя Юммейк, когда она разболелась. Толпа не отставала от них. Дитрик услышал, как кто-то сказал по-гуннски:
— Это сделал заход солнца.
И сразу кто-то начал возражать этому человеку.
Держа перед собой дымящуюся чашку, Трубач начал читать заклинания, и люди замолчали. Дитрик подумал, что Трубач еще относительно молод, гораздо моложе Ардарика, но его голос, когда он произносил заклинания, дрожал и хрипел, как у старика. Некоторые слова были из языка гуннов, но иногда он шипел и странно и удивительно тихонько посвистывал. Дитрик решил, что все это было просто чушью. Ему не хотелось придавать этому значение, но чашка продолжала дымиться, и он чувствовал сильный горячий запах того, что в ней кипело. Но огонь не коснулся чашки, и Трубач нес ее голыми руками. Он дважды топнул левой ногой, перестал произносить заклинания и вошел в маленькую юрту.
Такс прошел вперед, но он не успел подойти к двери, как оттуда вышел Трубач и остановил его. Шаман забрал у него палку с перьями. Потом повернулся к толпе и что-то выкрикнул по-гуннски. Дитрик не смог разобрать слов. Шаман потряс палкой с перьями над головой и воткнул ее, как копье, в землю.
Толпа хором вздохнула. Трубач вернулся в юрту, и Такс переступил с ноги на ногу. Дитрик понимал, что Такс не знает, идти ли ему за шаманом или оставаться на месте. Почти сразу шаман крикнул ему:
