Томирис, слегка прихрамывая, подошла поближе. Царица савроматов лежала боком, неловко подвернув ногу, надломленное древко стрелы торчало из спины. Ларкиан была мертва.
Томирис, коротко вздохнув, сказала подоспевшим воинам:
— Передайте через пленных тело царицы савроматам. Пусть окажут ей свои почести.
* * *
Отбросив савроматов за Даик <Даик (Авест) – река Урал. Предполагается, что название происходит от имени даи-дахов (ср. Жаик, Яик)>, войско саков возвращалось в родные степи. Родные кочевья встретили победоносное войско не ликующими кликами радости, а пепелищами разоренных аулов, толпами беженцев, горестными воплями вдов и плачем детей.
Суровая складка пролегла на лбу Томирис при виде народного горя. Воспользовавшись тем, что все силы массагетов были брошены в огонь войны с савроматами, гургсары и каспии, подобно смерчу, прошлись по земле саков, предавая все огню и мечу, истребляя мужчин от мала до велика, а женщин и скот угоняя в неволю.
На малом Совете Вождей главы племен, срываясь на крик, перебивая и мешая друг другу, требовали немедленного возмездия. Томирис медлила с решением, понимая, как утомлено войско, тем более что значительная часть его разъехалась по дальним кочевьям сразу после окончания боевых действий. Чтобы собрать всю армию под бунчуки, надо время, и немалое.
В шатер непрошено вошел Бахтияр и растерянно сообщал, что в царском стане собрались несметные толпы людей и они... т р е б у ю т, чтобы царица вышла к ним. Томирис изумленно подняла бровь. Немного поколебавшись, поднялась с места и вышла к народу, разгневанная. Она готова была отдать приказ "бешеным" плетками разогнать это сборище, но что-то ее насторожило. Перед ней в грозном молчании стоял народ, а не скопище привычно покорных людей. Томирис стояла надменная, вопросительно изогнув бровь. Вдруг толпа взорвалась криками: "Веди нас, царица, на гургсаров!", "Веди на каспиев!", "Мщение!" Из толпы выдвинулся тщедушный старичок и, обратившись к царице, сказал надтреснутым голосом:
— Голос народа, царица, голос богов. Веди народ на врага!
Томирис не верила в силу этого скопища плохо вооруженных людей, но народ смотрел на свою царицу с таким требовательным ожиданием, что она не посмела отказать.
* * *
Гургсары и каспии ждали массагетов на самой границе, в песках Черной пустыни. Массагеты были знакомы с излюбленной тактикой каспийских племен. Ударной силой у них являлся правый фланг, где сосредоточивались отборные части их армии, чтобы, разгромив более слабый противостоящий фланг противника, боковым ударом смять центр и уже всеми силами довершить разгром врага. Неожиданно для вождей Томирис предложила применить против гургсаров и каспиев их же тактику.
Массагеты создали ударный кулак на своем правом фланге, оставшиеся боеспособные отряды составили центр, а против сильнейшего фланга противника — многочисленное, но слабо вооруженное, безлошадное народное ополчение. Ими командовал Скилур, который дал клятву Томирис продер- жаться как можно дольше. Центр взял себе Рустам, понимая, что от его стойкости и упорства будет зависеть исход битвы. Правое ударное крыло возглавил Бахтияр. Царица не устояла перед страстной мольбой возлюбленного и, вопреки тайному и явному сопротивлению военачальников, поручала выполнение решающей задачи своему фавориту. В таком построении массагетов был риск, все зависело — какой фланг быстрее сокрушит противостоящие силы, но Томирис учитывала и силу гнева, и жажду мести массагетов, которые должны были удвоить их мужество и отвагу.
Это был тяжелейший бой, полный неожиданных событий. Суровый урок бы преподан Томирис, бывшей на волосок от гибели по собственной вине, и в то же время эта битва помогла увидеть силу, которой она раньше пренебрегала, найти опору там, где прежде не искала.
Перед началом сражения Рустам послал гонца к Бахтияру с приказом бросить предварительно на позицию противника легкую конницу и прощупать намерения врага. Упоенный властью и уверенный, что настал час его славы, Бахтияр пренебрег этим советом. Возможно, если бы Рустам не употребил слова "приказ", Бахтияр поступил бы более осторожно, но, оскорбленный повелительным тоном командира центра (общий командующий не был назначен), он повел воинов в прямую атаку. Цвет сакской армии, возглавляемый "бешеными", с пронзительным воем и улюлюканьем устремился на левый фланг противника и завяз в барханах, Бахтияр попал в ловушку, заготовленную врагом. Держась за животы, надрывались от хохота гургсары и каспии, видя, как барахтается в песках конница Бахтияра, а кони брюхом напарываются на врытые в землю и присыпанные сверху песком заостренные колья.
Поспешность Бахтияра поставила саков в тяжелейшее положение. Рустам, при помощи разведки распознавший уловку противника, приказал срывать с кибиток и повозок кошму, войлок и бросать их на барханы. Бесстрашно, под непрерывным обстрелом из луков саки выполняли приказ Рустама.
Окаменевшая Томирис смотрела на гибель лучшей части своей армии. "Я, я виновата!'В делах царства сердце должно молчать. Моя вина. Покарайте меня, боги, но пощадите его!"— шептала еле слышно помертвевшими губами царица, и слезы катились по ее щекам и падали на гриву коня.
Позади царицы стояла группа вождей, Шапур, Михраб, Кабус и Хусрау поставили свои дружины под бунчук Бахтияра, но сами наотрез отказались участвовать в битве под началом молокососа-выскочки, и царица должна была молча стерпеть этот вызов. Боясь столкновения между Рустамом и Бахтияром, она не назначила верховного вождя, воля которого была бы непререкаемой в боевой обстановке, и этим развязала руки своим недругам. Если до начала сражения они выражали свое недовольство невнятным ворчанием, то теперь, возмущенные бессмысленной гибелью саков по вине бездарного вояки, они награждали вслух Бахтияра самыми нелестными прозвищами, зная, что эти ядовитые стрелы без промаха разят сердце царицы.
Томирис, внутренне содрогаясь, молча выслушивала злобные выкрики осмелевших вождей. "Так мне и надо! Молчи, глупое сердце. Обливайся кровью и молчи!"— кляла себя царица и вдруг крепко сомкнула веки, закусила губу и вонзила ногти в ладони. С волчьим воем на пешее ополчение массаге-тов двинулась ударная сила гургсаров и каспиев. "Все! Это конец! "— с отчаянием подумала Томирис. В ушах звенело, перед глазами поплыли круги, закружилась голова. "Только не упасть. Только не упасть",— твердила про себя Томирис Словно издалека донесся злобный выкрик Шапура: "Баба останется бабой, хотя и назовет себя царицей!"
И вдруг позади наступила тишина. Удивленная Томирис медленно открыла глаза, посмотрела вдаль и тихо ахнула. Подобно Бахтияру, увязшему в песках, отборные части врага увязли в пешей толпе не дрогнувшего ополчения. Саки, муравьями облепив тяжеловооруженных всадников, били их палицами, секирами, дубинами, стаскивали с коней, душили руками. Некоторые из ополченцев, оседлав вражеских коней, продолжали сражаться в конном строю. Народная ярость оказалась сильнее оружия.
Тем временем, наконец, по настланным кошмам перевалил через барханы Рустам и, отрезая противника от правого фланга, ударил по центру гургсаров и каспиев. Спасая положение и пользуясь тем, что атака Бахтияра захлебнулась, левый фланг, обнажая свои позиции, поспешил на помощь центру, который рассыпался под сокрушительными ударами отрядов Руста ма. Этим богатырь спас своего соперника от окончательной гибели.
Отчаянным усилием, по обнаруженному дорогой ценой узкому проходу обезумевший от позора Бахтияр вырвался с остатками своего войска на простор и с бешенством ударил справа по гургсарам. Рустам, видя, что Бахтияр замкнул кольцо, с небольшим отрядом бросился на выручку Скилура, но ополчение уже начисто истребило вражеское войско.
Радость, охватившая Томирис, была настолько огромной, что ей сделалось плохо. Прижав руки к неожиданно занывшему сердцу, она подумала: "Вот где сила! В народе я найду опору против вождей!"
* * *
На этот Совет вожди явились как никогда быстро. Вчерашние события настолько взбудоражили их, что шатер, где со брался Совет, напоминал гудящий улей. Томирис запаздывала, й вожди, ерзая от петерпения, снова и снова обсуждали речь царицы, с которой она обратилась на еще не остывшем от битвы поле к своему победоносному войску.
Горячо, со слезами на глазах поблагодарив воинов за любовь и преданность, за самоотверженность и мужество в бою, царица с печалью помянула тех, кто сложил свои головы в этом кровавом побоище. Особо отметив героизм народного ополчения, она объявила, что каждый ополченец получит коня, оружие, по двадцать овец, корову и верблюда. Не успели стихнуть крики радости, как царица добавила, что самые храбрые ополченцы, которых назовут их же товарищи, будут зачислены в гвардию царицы, в ряды "бешеных". Массагеты притихли от неожиданности.
