Средние слои были во власти непреходящих кризисных волнений. Они чувствовали угрозу, исходящую от быстрого изменения окружающего мира, рост доходов этих слоев отставал по сравнению с другими группами общества, инфляция уничтожила все их сбережения. В их глазах ответственность за экономическую катастрофу несла демократическая республика. Они резко качнулись в сторону тех, кто обещал немедленное улучшение их положения.
Имущие группы, предприниматели и аграрии, с подозрением относились к республике, поскольку ее социальная политика проводилась в интересах низших слоев. Несмотря на то что государство выделяло тяжелой индустрии и аграрному сектору значительные дотации, эти круги воспринимали Веймар с враждебным раздражением.
После внезапной смерти Эберта новым президентом в апреле 1925 г. был избран бывший кайзеровский фельдмаршал 78-летний Гинденбург. Но, к великому разочарованию его окружения, Гинденбург, с минимальным перевесом одержавший победу над кандидатом от партий веймарской коалиции Вильгельмом Марксом, и не помышлял о том, чтобы реставрировать монархию. Он намеревался лояльно служить нелюбимой республике. Правые круги допустили ошибку, сбросив со счетов отношение Гинденбурга к присяге. Будучи прусским офицером и дав присягу на верность республиканской конституции, он считал делом чести относиться к ней с таким же уважением, как и к прусскому полевому уставу.
Но при всех добрых намерениях фельдмаршал плохо разбирался в политике, и ему были необходимы советники. Кроме того, почтенный возраст и связанное с ним умственное угасание ставили его в зависимость от помощников. А его окружение было совсем не таким, каким оно должно было быть у президента демократической республики, — старые боевые камерады из прусской армии и сливки ост-эльбского юнкерства, которым ненависть к республике застилала и без того не слишком широкий политический горизонт.
Период буржуазных кабинетов закончился с выборами в рейхстаг 20 мая 1928 г. СДПГ, получив свыше 9 млн. голосов избирателей, одержала убедительную победу. Канцлером стал ее лидер Герман Мюллер, а важнейшие министерства также возглавили социал-демократы. Но кабинет Мюллера не был таким прочным, как казался. Уже при обсуждении вопроса о строительстве нового тяжелого крейсера взамен устаревших судов коалиция едва не развалилась. А когда социал-демократические министры, желая ее спасти, уступили своим буржуазным коллегам, то их собственная фракция в рейхстаге нанесла им публичное оскорбление, проголосовав против предложений кабинета.
Между тем росла безработица, учащались забастовки, на улицах происходили беспорядки. Все это расшатывало правительство и усиливало давление партий на своих министров, которые и сами были не прочь отделаться от все более неудобной ответственности. Наконец, силы Мюллера иссякли. Воспользовавшись незначительным конфликтом, возникшим в кабинете по поводу повышения страховых взносов по безработице, канцлер 27 мая 1930 г. подал в отставку. Вместе с ним ушло и последнее парламентское правительство Веймара. Социал-демократия вернулась на уже привычные скамьи оппозиции.
Провал республиканских партий стал симптомом политического коллапса демократии и усиления экстремизма. 1 мая 1929 г. на улицах Берлина впервые с 1920 г. вновь прогремели выстрелы. Это было столкновение между руководимой социал-демократами прусской полицией и коммунистическими демонстрантами. Влияние КПГ усиливалось вместе с ростом безработицы. По она сама себя изолировала, направляя по указанию Москвы главный удар против «социал-фашистов», а не нацистов. На другом фланге националисты во главе с «королем прессы» Альфредом Гугенбергом и консервативная организация бывших фронтовиков «Стальной шлем» сблизились с партией Гитлера.
НСДАП полностью была творением ее фюрера, партией, зависимой от его ораторского, демагогического таланта и его харизмы. Строго говоря, Гитлер создал не политическую партию, а своего рода секту, поскольку опирался на веру своих приверженцев и являлся единственным носителем истины.
При этом все его речи представляли собой мешанину самых различных идей, в изобилии процветавших в атмосфере послевоенного времени. Лозунг «национального социализма» еще до войны использовался как средство борьбы против «интернационального социализма» марксистов. Он был нацелен на привлечение рабочих, а также служил приманкой для социально-романтических движений молодежи из различных слоев общества. Идея «народного сообщества», родившаяся в католическо-романтическом учении о сословном государстве, казалось, обещала решение социальных проблем современной индустриальной системы. Антисемитская расовая теория служила для обоснования всемирной миссии арийцев. Понятия «нация» и «раса» взаимодополняли друг друга. Прежде всего следовало освободить нацию от оков Версаля, а затем приступить к завоеванию «жизненного пространства» для якобы наиболее ценной арийской расы, которую представляли германцы.
Но не программные высказывания придавали силу публичным выступлениям Гитлера. Его ораторская мощь заключалась в умении предельно ясно выразить желания и надежды своих слушателей. Он извлекал на свет страхи и предрассудки людей из подсознательных, иррациональных глубин сознания и формулировал их в соответствии с собственным мировоззрением. Если конкурирующие с НСДАП партии старомодно полагали, что людей можно убедить разумными доводами, то Гитлер делал ставку на эмоции массы, чего не принимали в расчет прежние партии.
НСДАП более других партий веймарского периода имела основания претендовать на звание народной. Она имела сторонников во всех слоях общества. Правда, процент рабочих и крестьян в партии был ниже их доли в обществе, хотя число рабочих постоянно росло и в 1930 г. достигло 35,1 % состава партии. Напротив, доля средних слоев в партии была выше, чем в обществе.
Некоторые группы оказались невосприимчивыми к нацизму. Это был костяк социал-демократического рабочего движения, в то время как достаточно большой стала текучесть сторонников НСДАП и КПГ, их переход из одной партии в другую. В целом равнодушными оставались также крупная протестантская буржуазия и католическая среда на Юго-Западе и в Силезии. Однако и здесь Гитлеру удалось добиться прорыва и привлечь на свою сторону значительную часть молодежи из этих слоев.
Час Гитлера пробил, когда наступила «черная пятница» 19 октября 1929 г. В этот день произошел крах на Нью-йоркской бирже, и начался самый страшный в истории экономический кризис, охвативший весь мир. В Германии, экономическое положение которой было и без того трудным, кризис повлек за собой роковые последствия. Вначале казалось, что это временный спад конъюнктуры, но он перерос в невиданную доселе катастрофу, в которой экономический развал и политическая радикализация шагали нога в ногу. Это показали выборы в рейхстаг 14 сентября 1930 г., на которых нацисты добились сенсационного успеха. Они получили 130 мест и стали второй по численности после социал-демократов фракцией. Успех партии Гитлера посеял такие сомнения в стабильности Германии у зарубежных инвесторов, что опок капиталов из страны превратился в паническое бегство. Экономический кризис всегда сопровождается усилением таможенных барьеров. Но у немецкой экономики своих капиталов было недостаточно, иностранные кредиты прекратились, а поскольку она значительно зависела от экспорта, то это повлекло за собой тяжелейшие последствия как для производства, так и для занятости. Всего за год число безработных возросло с 9 до 16 %. Но это была только первая стадия. В середине 1931 г. один за другим стали лопаться банки, а за ними — и крупные предприятия. В 1932 г. промышленное производство Германии было вдвое меньше аналогичных показателей 1928 г. Курс акций понизился на треть, их мелкие держатели оказались нищими, а число безработных достигло 30,8 % и составило 6 млн. человек.
Кризис охватил всю Европу, но в Германии он принял особенно разрушительный характер. В этой ситуации парламент оказался совершенно беспомощным. Когда в июле 1930 г. рейхстаг отклонил жесткие меры по оздоровлению национальной экономики, то канцлер Генрих Брюнинг (1885–1970) воспользовался 48-й статьей конституции и издал необходимые законы как чрезвычайные, которые президент мог подписать без обсуждения в рейхстаге. Начался период президиальных кабинетов. Некоторое время 48-я статья действовала вполне успешно, когда речь шла о необходимости проведения срочных мер в экономике и о повышении государственного авторитета в обстановке растущего политического насилия справа и слева, выплеснувшегося на улицы немецких городов.
Решительная политика в период кризиса никогда не может быть популярной. Особенно относилось это к курсу Брюнинга на радикальное сокращение государственных расходов, которое резко ухудшало положение безработных. Поскольку Германия теперь не могла выплачивать репарации, то в конце 1931 г. союзный комитет установил ее неплатежеспособность, а формально репарации были отменены на Лозаннской конференции в июле 1932 г. Заседавшая в Женеве с февраля того же года международная конференция по разоружению в принципе признала равноправие Германии в области вооружения. Брюнинг, по его выражению, находился «в ста метрах от цели», когда 30 мая 1932 г. Гинденбург неожиданно отправил его в отставку.
