опорожнил кадушку с солеными огурцами. Как раз заказали сразу несколько кувшинов, а рассол уже пора менять. Какой рассол! Травы для него мне с лесов привозят. С хреном! Запах – любой москательщик помрет от зависти. Остается только соединить этот отвар с этим рассолом и добавить туда ячменной крупы. Непременно самой лучшей, из очищенного зерна. Которое называют жемчужным.
У стола уже орудовала улыбающаяся Юксудыр, ловко разливая горячее варево деревянным ковшом с резной ручкой в глубокие миски.
Глядя на нее, наиб вспомнил про ниточки Адельхарта. Приехала с тем парнем со свиной ногой, теперь оказалась возле второго пропавшего. Не та ли веревочка их связала, на которой висит кольцо с печатью Кутлуг-Тимура? Девушка почувствовала взгляд, подняла глаза и улыбнулась. Если так, то про перстень знает кто-то еще.
– Пятьсот иперперов! – не переставал удивляться разомлевший от еды и тепла Касриэль. – Это что же такое в этом сундуке лежит? Нескольких рабов можно купить.
– Ты бы лучше про свой сундучок вспомнил. Где письмо, за которым посланцы Могул-Буги приезжали. Может, и это их рук дело?
– Смеешься, что ли? Здесь сразу видны люди, которые привыкли дела делать без лишнего шума. Да если бы мне за это письмо пятьсот иперперов посулили! Я бы не только письмо, я бы еще три копии в придачу снял. На самом дорогом пергаменте. И в шелковые мешочки зашил.
Больше в этот вечер о делах не говорили. Оставили их грядущему дню. Не нами сказано – утро вечера мудренее. Поэтому и спать легли пораньше. Только огонь немного поутих в очаге и темнота стала сдвигаться от углов, сливаясь с тенями, Злат приказал всем укладываться. Сам он утащил свой огромный тулуп к дальней стене и пошутил над сказочником, устроившимся у самой печи: «Ты как кот». Огонь вскоре совсем погас, только угли зловеще переливались, как кровавые рубины, в душной тьме. Потом потухли и они.
От всех треволнений дня Злат так и не мог уснуть, одолеваемый мыслями. Он лежал на лавке, закинув руки за голову и всматриваясь в темноту под крышей. Надо бы отдохнуть, чтобы голова завтра была свежей. Но сон не шел. Было так тихо, что доносились крики ночной стражи, сменявшейся вдалеке у заставы. «Это уже вторая», – подумал Злат. За полночь, значит.
Бесшумно открылась дверь хозяйских покоев. Невидимая, словно бесплотная, тень замерла где-то посередине комнаты. Не выдавая себя ни единым звуком, даже слабым дыханием, она, как клубок мрака, скользнула к дальней стене, у которой лежал наиб. Злат насторожился, стараясь дышать ровно, чтобы не выдать себя.
– Чего это тебе не спится? – неожиданно раздался из темноты голос стражника. Старый служака, привыкший повсенощно бодрствовать в карауле, и сейчас не смыкал глаз, хотя, как и остальные, тихонько лежал на лавке у входа. Тень вздрогнула и полушепотом ответила что-то на незнакомом языке. Потом стремительно и все так же бесшумно исчезла за дверью. Это была Юксудыр.
Злат вспомнил ее длинные пальцы, разрывающие сложенный лоскут, и ему стало не по себе.
Утро было снова дождливым, тоскливым и пасмурным.
Сарабай с вечера наставил в печь кушаний, потому выехали, очень сытно поев, отчего все заметно повеселели и приободрились. У ханского дворца их уже ожидали Соломон и люди Могул-Буги. Еврей смиренно спешился и потрепал по морде своего холеного мула. Нукеры, все еще верхом на конях, с заносчивым видом держались поодаль. Заметив это, Злат усмехнулся – спешившийся всадник теряет уверенность. А битва в суде часто бывает горячее и опаснее, чем схватка в чистом поле.
Диван-яргу – высший суд, разбиравший дела по верховному закону Ясе Чингисхана, – заседал в отдельном помещении рядом с ханским дворцом, которое выходило одной стороной на площадь, другой во двор, где стояли другие дворцовые постройки. Оттуда заходил эмир, а порой и сам хан. Во дворе у наиба была своя каморка, где он и оставил под охраной стражи Касриэля и Илгизара. Юношу он решил взять в суд на всякий случай, как личного писца. Потом Злат поспешил к дому эмира, благо тот был в двух шагах. Нужно же было объяснить свое вечернее отсутствие.
Наиб не должен был разочаровать эмирских жен, поэтому рассказ об исчезновении постояльца постарался приукрасить, напустив таинственности, особенно по части загадочных подземелий, которые он по милости людей Могул-Буги так и не успел осмотреть.
– Я там Бахрама оставил, он по части всяких загадочных дел большой дока – сказочник как-никак. Вечером велел прийти с докладом.
– Вот и ладно! – повеселел эмир. В суд он прибыл в хорошем расположении духа.
Судьи-яргучи уже были в сборе. На скамье у стены Злат увидел и городского кади Бадр-ад Дина, который всегда заходил с утра узнать, нет ли дел о мусульманах. Сегодня таких не было, но мудрейший правовед заболтался с Соломоном, который сидел возле него. Бадр-ад Дин явно не торопился выходить под холодный моросящий дождь.
Перед судьями выступил Злат. Выставив на середину Касриэля, он торжественно объявил:
– Вчера я взял под стражу этого человека по просьбе людей, именующих себя нукерами эмира Могул-Буги и утверждающих, что он изменник. Хотя у них не было при себе никакого письма или ярлыка, я счел нужным доставить этого человека в суд, учитывая серьезность обвинения.
После чего отошел в сторону, давая место вчерашнему напыщенному юноше.
Как и предполагал наиб, тот, спустившись с седла, растерял часть своей уверенности. Тем более оказавшись перед седобородыми судьями и восседавшим на почетном месте грозным эмиром. Два пера на шапке и золотой пояс давали понять дерзкому юнцу, что в руках этого немолодого человека с нарочито тяжелым взглядом сосредоточена немалая власть.
Для похода в суд нукер принарядился. Даже надел вместо простого халата парадную шелковую юбку, какие в последнее время полюбились молодым людям из знатных. Говорили, что наряд этот завезли из Китая, и старики его не одобряли, считая признаком изнеженности и лишней роскошью. Судя по презрительно скривившимся губам эмира, он думал так же.
– Значит, ты потребовал от моего наиба, чтобы он задержал этого человека как изменника? Твоя просьба выполнена, и теперь мы готовы выслушать твои обвинения.
Злат подумал, что начало получается очень хорошим. Ответчика даже не спросили о его имени, давая тем самым понять, что не воспринимают его всерьез. Будь юноша поопытней, то заметил бы это. Но он решил припугнуть присутствующих могуществом своего хозяина:
– Я выполнял приказ эмира Могул-Буги. Он велел мне схватить и доставить к нему этого иудея.
Эмир поджал губы:
– А мне уважаемый Могул-Буга ничего не велел передать? Кстати, его почтенный отец
