Наварху и двум его слугам была отведена лучшая комната в нашем доме, и я сделал все, чтобы спасти его ногу и его жизнь. Мой отец вернулся только через несколько дней. Все это время мне приходилось рассчитывать только на собственные силы. Я давал раненому специальное обезболивающее средство. Я не стану приводить здесь его рецепт, потому что обещал это отцу. Скажу только, что в его состав входит сок трех разных растений, мед, масло и перебродившее ячменное пиво.
Когда вернулся отец, я подробно описал ему весь случай, с волнением ожидая его приговора.
— Я бы сделал все точно так же, — сказал он. — Но, надеюсь, ты понимаешь, что некоторый риск все же остается. Могут еще возникнуть некоторые осложнения.
Но, очевидно, Сохмет и Асклепий[11] были к нам благосклонны: никаких ухудшений и осложнений не возникло, и спустя двадцать пять дней строжайшего постельного режима командующий флотом смог наконец в первый раз покинуть свое ложе.
— Это просто чудо, — пробормотал он. Однако при первой же попытке ступить на больную ногу он убедился, что это не совсем так, и издал сдавленный крик и длинное проклятие. Мне стоило большого труда успокоить его.
— Конечно, так, как раньше, уже не будет, — предупредил я. — Тебе всегда придется опираться на палку или костыль. Но ведь нога спасена, господин наварх. Это все же лучше, чем быть безногим калекой.
— Мой сын прав, о господин, — поддержал меня отец.
Наварх хромая добрался до кровати и осторожно сел.
— Да-да, я понимаю. Но для меня это так неожиданно.
Это были обычные жалобы наших пациентов: нога не гнется, плечо перекошено, бедро осталось кривым. Но постепенно они привыкали к этому: человек ведь ко всему может привыкнуть, пока у него остается надежда.
В день отъезда командующий флотом настоял на том, чтобы дойти до порта самому, без помощи слуги. Он опирался, конечно, на палку, но преодолел все расстояние сам. Он велел дать нам пять золотых стотеров, но мой отец вернул их.
— Мы оба служим царице: ты на воде, я на суше. Было бы неправильным принимать за это плату.
Командующий флотом упрямо покачал головой:
— Я не возьму их обратно! Пусть они пойдут на больных, которые не служат в войске и не имеют денег.
— Хорошо, наварх, пусть так и будет, — кивнул мой отец.
Я проводил моего пациента на корабль. Он сел на стул и отставил палку.
— Тебе, Олимп, я обещаю одно: я похвалю царице твое искусство, потому что ты этого заслуживаешь. Вместо того чтобы избрать более простой путь: отнять мне ногу и избежать тем самым возможных осложнений, ты отважился лечить такую опасную рану по всем правилам твоего ремесла и с большим терпением. Такие врачи, как ты, нужны нам в Александрии в мусейоне[12], чтобы они передавали свои знания и опыт молодым.
Я улыбнулся, польщенный.
— Но я и сам еще очень юн. Вряд ли мусейон примет такого учителя. Может быть, лет через десять…
— Когда бы это ни произошло, тебе всегда будут рады, — кивнул командующий флотом.
Я не воспринял этот разговор всерьез и вскоре забыл о нем. Благодарные пациенты обещают много — каждый врач знает это. Но потом болезнь и боль забываются, и остается только радоваться, если они хотя бы здороваются с тобой при встрече.
Я уже упоминал, что согласие между царствующими супругами было только фикцией, чтобы успокоить и убаюкать народ. Однако жители Александрии быстро раскрыли этот обман. Даже среди образованных граждан Сиены возникли некоторые волнения по поводу создавшейся ситуации.
Многие римские и греческие авторы подробно описывали эти беспокойные годы после смерти Птолемея XII Авлета. Но, как мне кажется, все они при этом черпали свои сведения не из первоисточников. И хотя их сообщения нельзя назвать неправильными, все же я нахожу в них множество пробелов.
Одно можно утверждать наверняка: Клеопатра, как явствует из ее слов и дел, всегда видела Владычицей Обеих Земель только себя одну. Ее сестра Арсиноя и оба брата были в ее глазах только пешками, мимолетными тенями на полотне истории, творцом которой — в Египте или где-нибудь еще — она хотела видеть только себя.
Покойный фараон завещал, чтобы она правила страной вместе с одним из своих братьев. Поначалу так и было. Но вскоре Клеопатра ясно дала понять, что она не намерена делить власть со своим десятилетним братом-супругом Птолемеем XIII. С этим, однако, не мог согласиться стоявший за его спиной регентский совет во главе с «приемным отцом» Потином. Прежде чем ее малолетний брат успел подрасти и стать серьезным конкурентом в борьбе за власть, она сделала все, чтобы затмить его и заслужить любовь народа.
Вернувшись в Александрию, Клеопатра вновь заняла трон рядом с братом. Потин и регентский совет покорились, но втайне продолжали строить свои козни. Год выдался неурожайный. Регентский совет «от имени царя и царицы» издал декрет, который предписывал все собранное в Среднем Египте зерно свезти в Александрию, не посылать ни в коем случае в бедствующие районы. Это должно было ослабить и подорвать авторитет Клеопатры в Нижнем и Среднем Египте. По-прежнему угрожала опасность из Рима: в бушевавшей там гражданской войне могли одержать верх те силы, которые выступали за захват египетских земель.
Когда я сегодня, спустя всего четыре десятилетия, взираю на Рим и остальные страны, мне трудно поверить, что из этой смуты мог вырасти такой прочный и длительный мир. Сейчас почти невозможно представить, что всего несколько десятилетий назад на улицах Рима сражались друг против друга сторонники триумвиров Цезаря, Помпея и Красса[13].
Красс был убит в одном из походов против парфян. Теперь борьба за власть разыгрывалась только между Цезарем и Помпеем. Сторонники последнего в Риме были, казалось, сильнее. Однако Цезарь изгнал его, и Помпей попытался получить поддержку в Египте. Его приняли там очень любезно, так как его отец всегда помогал покойному Птолемею Авлету, в том числе и звонкой монетой. Однако Клеопатра, как она сама мне потом подтвердила, ни на минуту не допускала мысли о том, чтобы поспешить к нему на помощь. Ибо от своих шпионов она знала, что Цезарь прочно удерживает в руках власть над Римом и Италией. Поэтому она сделала единственно возможное, а именно — ничего. И переложила на регентский совет ответственность за шестьдесят кораблей, солдат и продовольствие, которые он предоставил Помпею. Часть бежавших с ним сенаторов бурно благодарили Птолемея XIII. В ответ на это Помпей формально был назван опекуном юного царя. Прекрасная, волнующая игра, которую Клеопатра не могла больше наблюдать спокойно, потому что всерьез опасалась за свою жизнь. Ночь спустя она бежала из города и вместе с верными ей войсками двинулась в Палестину, к северной границе своего государства.
Узнав об этом, Цезарь стал к ней более внимателен. Она выступила против Помпея, а Цезарь помнил старое правило: враг моего врага мой друг. С этого момента Цезарь встал на сторону Клеопатры и благоволил ей до самой смерти.
Однако предстояло еще победить Помпея. Цезарь, гениальный полководец, закрепил за Италией Иберийский полуостров, затем вернулся форсированным маршем и принудил Помпея к решающей битве при Фарсале в Фессалии. Это произошло в третье лето правления моей царицы. Помпей был наголову разбит и бежал в Египет, чтобы просить у юного царя помощи и поддержки. Однако намерения Птолемея тем временем изменились. Его «приемный отец» Потин убедил его, что для Египта было бы невыгодным надолго стать ареной гражданской войны, которую ведут римляне. К тому же это стоило бы слишком дорого…
Несколько верховных римских военачальников были подкуплены. И когда Помпей поднялся на корабль, чтобы плыть в Египет, они убили его. Одновременно на корабли Помпея напал египетский военный флот, и часть из них была потоплена, а остальные поспешно ушли в открытое море.
Теперь пробил час единственного оставшегося в живых члена триумвирата. Красс и Помпей были мертвы. И уже спустя четыре дня после убийства последнего Юлий Цезарь высадился в Александрии с одиннадцатитысячным войском. Его встречала царская делегация, которая преподнесла ему перстень с печаткой и забальзамированную правую руку Помпея. Цезарь держался холодно. Помпей, хотя и был его врагом, но все же был римлянином. Не пристало поэтому вмешивать в их спор египтян. Цезарь довольно явно выразил свое недовольство, но дал понять, что гнев его можно смягчить — например, с помощью денег. Он нуждался в них, чтобы продолжить борьбу против сыновей и сторонников Помпея. Далее Цезарь напомнил, что покойный правитель Авлет просил его во имя всех богов, а также согласно договорам, заключенным в Риме, проследить за выполнением его завещания — что Цезарь и собирался теперь сделать в качестве римского сенатора и проконсула. Первым делом он направил быстроходное судно в Палестину с просьбой к Клеопатре вернуться и принять правление вместе со своим братом. С этим, однако, не могли согласиться круги, стоящие за спиной теперь уже двенадцатилетнего Птолемея. С помощью этой царствующей марионетки они хотели бы и дальше проводить свою политику, оставаясь у власти и денег. Таким образом, обратный путь в Египет был для Клеопатры закрыт. Ей пришлось высадиться на берег тайно, переодевшись на одном из маленьких судов в порту.
