Военная активность Швеции во второй половине XVI века оказалась полной неожиданностью для ее соседей, которые заговорили о «новом викингстве». Шведские правители как-то сразу выработали особый стиль внешней политики: агрессивный, смелый, на грани риска.
В войнах с Данией в 1560-х годах шведы стали побеждать под новым знаменем: с золотым крестом на синем поле. При Эрике XIV (1560-1568) и Юхане III (1568-1592) они захватили Эстонию, Ивангород и Нарву, где «по обычаю», как выразился начальник экспедиции Делагарди, было убито несколько тысяч мужчин, женщин и детей.
Во время правления Сигизмунда (1593-1600) и Карла IX (1600-1610) Швеция ввязалась в войну с Польшей за Лифляндию и с Россией за северные торговые пути. Заканчивать эти войны пришлось сыну Карла IX Густаву II Адольфу, заключившему с Россией выгодный для Швеции Столбовский мир (1617), который закрепил шведский контроль над балтийскими торговыми путями.
Густав Адольф продолжил дело основателя династии, укрепив королевскую власть и Лютеранскую церковь. Эребруское постановление 1617 года грозило жесточайшими карами за всякую связь с католичеством; католикам запрещено было проживать в Швеции, а протестантов, перешедших в католичество, насильственно высылали из страны. Король велел начинать утро колокольным звоном, зовущим на молитву, и ввел три дня для всенародного покаяния. Он также создал новое дворянство, обязанное своим возвышением не праву рождения, а государственной службе. В сознании дворян 80-90-х годов XVI века произошел настоящий переворот, именно они составили ту железную когорту шведской армии, чьи победы вскоре потрясли всю Европу. «Дворянство геройским мужеством и государственными талантами сумело создать себе политическое положение, находившееся в прямой зависимости от личных заслуг», — свидетельствует Оскар II[9]. Старое же дворянство, по словам одного автора, «сидело дома, присматривало за женами, разводило ищеек и охотничьих собак, травило зайцев, расставляло западню для лис и волков». Война с Россией показала Густаву Адольфу огромные возможности шведской экспансии на юге и юго-востоке. Вообще в представлении Густава Адольфа и его соратников династические, политические, стратегические и религиозные вопросы сливались в одно. С помощью войн король стремился и обеспечить государственную безопасность Швеции, и расширить торговлю, и защитить протестантов в Европе, и укрепить свой трон.
Густав Адольф осуществил важнейшую реформу армии, введя рекрутский набор для мужчин от 15 до 44 лет (правда, 15-летних часто браковали с мотивировкой «еще ребенок»). В то время рекрутства не было еще нигде, и создание регулярной национально однородной армии, воодушевленной идеей религиозного миссионерства, явилось основой военных успехов Швеции в XVII веке. Уже в начале 20-х годов датский посол в Стокгольме доносил, что шведская королевская пехота «ловко обучена и хорошо вооружена». К этому надо добавить замечательную дисциплину шведских солдат — предмет гордости нескольких поколений шведских военных. Вслед за древними римлянами они могли бы повторить историю о яблоне, с которой расположившиеся вокруг легионеры не сорвали ни единого плода.
Вскоре представился случай опробовать новую армию в деле. В Чехии, входившей в состав Священной Римской империи[10], монахи двух аббатств разрушили близлежащие ропаты — молитвенные дома чешских протестантов. Возмущенные протестанты явились в Прагу к наместникам императора и после оскорбительного отказа удовлетворить их жалобу выбросили имперских чиновников из окон. К счастью, те упали в мусорную яму и остались невредимы, но император счел действия протестантов личным оскорблением и двинул на Прагу войска. Эти события, происшедшие в 1618 году, послужили прологом к Тридцатилетней войне, в которой участвовали почти все европейские государства. Под предлогом защиты свободы совести (само собой и католики, и протестанты отстаивали эту свободу только для своего вероисповедания) каждый участник преследовал собственные цели: северные германские княжества отстаивали свою независимость и приверженность лютеранству, южные католические княжества стремились вернуть северные к истинной вере и одновременно не допустить усиления императорской власти; Австрия надеялась подчинить себе Германию, Франция — ослабить Австрию. В результате возникла серьезная опасность того, что благами религиозной свободы в Германии вскоре некому будет пользоваться — страна потеряла в этой войне, получившей название Тридцатилетней, две трети населения!
Имперские полководцы Валленштейн и Тилли нанесли чехам страшное поражение у Белой Горы под Прагой (1620) и затем опустошили Данию, оказавшую помощь протестантам. К 1629 году реставрация католицизма в Германии казалась свершившимся фактом. Густав Адольф не спешил ввязываться в европейскую войну и старался вначале создать удобный плацдарм для военных операций шведов. Результатом этих усилий стало присоединение к Швеции Лифляндии, взятие Риги и упрочение позиций на Балтике. Действия шведского короля вызвали протест других стран. «Когда я зачерпнул только ведро воды из Балтийского моря, меня заподозрили в том, что я выпил все море», — лицемерно жаловался Густав Адольф, пока еще скрывая свою мечту сделать Балтийское море «шведским озером».
Вскоре, однако, он признает: «Дело зашло теперь так далеко, что все те войны, которые ведутся в Европе, смешались в одну». От его взгляда не укрылось стремление Валленштейна утвердить власть германского императора на Балтике и создать там имперский флот. В конце 1629 года король известил шведский парламент — риксдаг, что доводы в пользу вмешательства в европейскую войну «очень вески: они ясно убеждают нас в том, что если мы не продолжим наши военные действия, то скоро будем стоять перед опасностью захвата врагом всего Балтийского моря, что приведет к господству его над нами», и предупредил: «Как только немцы покончат с Данией, огонь перекинется к нам».
Мнения депутатов риксдага по этому вопросу не отличались разнообразием; дворяне говорили, что лучше вести войну «возможно дальше от наших границ», а крестьяне сходились на том, что будет правильнее «пустить наших коней за забор врага, чем их коней — за наш». Окончательный вердикт риксдага гласил: «Лучше и благоразумнее будет, чтобы его королевское величество отправился с оружием и вел переговоры, надев шлем на голову».
В середине лета 1630 года «снежный король» высадился в Померании с отборной армией. Имперский полководец Тилли решил жестокими мерами в корне пресечь любые попытки немецких протестантов оказать помощь шведам. Тилли был фанатичным католиком, он гордился тем, что ни разу не притронулся к вину и женщине и всю жизнь посвятил борьбе с мечом в руке за чистоту веры (протестанты были того мнения, что лучше бы он пил и развратничал, но оставил их в покое). По его приказу имперские войска предали огню и мечу протестантский город Магдебург (Восточная Пруссия); по окончании экзекуции Тилли с гордостью заявил, что «со времен разрешения Трои и Иерусалима мир не знал такой катастрофы».
7 сентября 1631 года шведы и имперцы сошлись при Лейпциге. Здесь состоялась первая серьезная проверка военных нововведений Густава Адольфа: мощным терциям Тилли — компактным четырехугольным колоннам копейщиков и мушкетеров, обладавшим колоссальной ударной силой при лобовой атаке, — шведский король противопоставил гибкие, подвижные соединения пехоты, а медлительному конному клину имперской конницы — атаку конными шеренгами в галоп.
Первый удар имперских войск сокрушил 17-тысячный союзный саксонский корпус; 23000 шведов остались один на один с 32-тысячной армией непобедимого Тилли. Но умение шведов пустить в ход артиллерию в разгар рукопашной схватки в сочетании с маневренностью и взаимодействием всех родов войск вырвало победу из его рук. После шестичасового боя армия Тилли была наголову разбита. «Я смешал его с грязью!» — воскликнул Густав Адольф, объезжая поле сражения.
Поражение Тилли вызвало изумление всей Европы и самих шведов. Об этом свидетельствуют записки шведского дипломата Юхана Адлера Сальвиуса, который оставил такое описание двух вражеских лагерей перед боем: «Наша армия, проведшая целый год в непрерывных тяжелых походах, выглядела жалкой, потертой и грязной по сравнению с позолоченной, покрытой серебром, украшенной перьями имперской армией. Наши шведские и финские лошадки казались маленькими по сравнению с огромными немецкими лошадьми. По наружному своему виду наши крестьянские парни сильно уступали солдатам Тилли с их римскими носами и закрученными усами». Но сила шведов, по словам дипломата, была в том, что они «с победами прошли почти вокруг всего Балтийского моря».
Именно с этого времени шведские войска стали сравнивать с викингами древних саг. У себя на родине и в Европе Густав Адольф сделался популярнейшим героем, легендарной личностью. «Подавляющая окружающих личность короля, частая смена его настроений — то он был резко вспыльчив, то неотразимо привлекателен (и то и другое — типичные черты семьи Ваза) — вообще производили сильное впечатление, и не только на поле битвы, но и за дипломатическим столом и при торжественных церемониях», — говорит шведский историк Андерссон. На завоеванных территориях король пользовался абсолютной властью. Несмотря на преждевременную смерть Густава Адольфа, обаяние его личности и слава его побед сделали для укрепления королевской власти в Швеции больше, чем старания всех его предшественников, вместе взятых.
