Подобин пошел к капитану просить от имени команды позволения помыть гиляка и оставить его ночевать в казарме.
…В бане душно. Жар пышет от раскаленных камней. Подобин плеснул ведро ледяной воды на каленые камни. Зашипело. Пар хлынул белой пеленой. В клубах его Подобин, Фомин, Конев. Таркуна потянули туда же.
— Ты совсем разденься, штаны-то сними, не бойся. Не стыдись.
— А теперь плесни на него горяченьким. Не бойсь, Таркун, смотри, мы уважение завсегда сделаем. Да ты не кричи как резаный.
Таркуна вдруг принялись хлестать вениками.
— Чего дерешься? — заорал гиляк, понимая, однако, что ему стараются угодить.
— Ну и меня вениками, пожалуй! Ну-ка возьми и сам хлещи теперь меня, — сказал Подобин, давая гиляку веник.
Гиляка опять окатили из ведра.
— Ты что? — не на шутку разъярился Таркун.
Подобин нагнул ему голову и намылил лохматые волосы. Кто-то поливал, потом ветошью терли спину.
«Такое баловство с кипятком! — думал гиляк. — Можно заживо свариться».
— Давай с дресвой, а то не берет…
— Белеет уж, белеет…
— Домой приедешь, баба на тебя не налюбуется, — сказал Иван. — Не признает, скажет: чей такой молоденький?
— А ты, Ванька, волосатый, как медведь, — надевая подаренное новое белье, отшучивался Таркун в предбаннике.
«Зимой вымылся! Этого еще не бывало, — удивлялся он в душе. — Так терли и мыли, боялся, что сдерут кожу, зато теперь легко».
На другой день после молебна и пальбы из пушек и ружей солдаты и матросы прошагали по расчищенному месту около казармы перед капитаном, потом стали и разошлись. Парад окончился.
«Капитан какой молоденький, — думал Таркун, — и ростом небольшой. Если начальник — старик должен быть обязательно, как у маньчжуров. Старый — умный, а молодой — еще дурак!»
Бывая тут и видя издали Невельского, Таркун всегда хотел с ним познакомиться.
Присутствовавших гиляков пригласили в казарму на угощение. Гиляки садились вперемежку с русскими за большой стол, сложенный во всю длину казармы из досок. Всем подали мутовки с кашей, а детям — леденцы и сухари. Тут же сидел рядом со стариками сам капитан и тоже ел кашу.
— А как пушки, всегда у вас заряжены? — спрашивал Ивана Масеева какой-то гиляк.
— Или как ружье — заряжается, когда надо стрелять? — приставал другой.
— По уставу! — отвечал Масеев.
— Что такое устав?
Устав нашелся у молодого солдата. Боцман Салов на днях велел ему выучить раздел: «Нижние чины и лошади».
Капитан после ужина позвал к себе некоторых гиляков.
Влезгун — патлатый, сутулый искиец лет семидесяти, с соловыми глазами, торговавший в зимнем стойбище водкой, — остался в казарме. Сидя рядом с Таркуном, он вспомнил Джонку-китолова, что придет летом и привезет много рому, тогда будет веселей, и что с Джонкой он кашу не ест. Матросы позвали Таркуна в свою компанию.
— Сыграем в дурака, — тасуя колоду, сказал Подобин.
Таркуну хотелось пойти к капитану. Но он сел играть в карты.
Четверо казаков взяли ружья и оделись в тулупы. Они выстроились перед казармой, и коренастый боцман повел их. У пушек сегодня двое часовых, у склада — один и у флага, где молились и стреляли, — тоже часовой. Часовые время от времени меняются. Все выпили по чарочке, но пьяных нет. В казарме у стойки с ружьями тоже стоит часовой и никому не позволяет трогать оружие.
Иван Подобин стал собираться с Таркуном к капитану. По дороге гиляк доказывал, что валенки — дрянь, а не обутки, ноги в них преют и от этого болят; ступню надо заворачивать в траву, и мороз не застудит. Есть такая теплая трава. Тогда обутки можно носить легонькие.
Вошли в сени к Невельским, очистили метелкой ноги. Вышла Дуняша, служанка Невельских. Шея у Таркуна вытянулась, стала тонкой, голова задрожала. За дверью слышны голоса. Сильно пахло табаком. Дуняша позвала капитана.
Быстро вышел Невельской. Распахнул боковую дверь в кухню, где горела свеча и где кто-то маленький, седой и курчавый, возился с посудой. Дуняша прошла туда же, пособлять.
— А-а! Милости просим, — сказал капитан, обращаясь к Таркуну.
— К вам, Геннадий Иванович, приятель мой, — пояснил матрос.
Невельской обнял гиляка и поцеловал в обе щеки. «Верткий и ловкий сам, как соболь, — решил Таркун, — лапы цепкие!» Капитан поблагодарил Подобина и отпустил, а гиляка повел в большую комнату.
Стол там сдвинут к стене. На полу, посреди комнаты, поджав ноги, сидели старые гиляки в нерпичьих шкурах. Капитан подвел Таркуна и предложил садиться. Лохматые старики потеснились. Таркун робко опустился. Капитан устроился на низком табурете. Рядом с ним Ездонок, важный старик из стойбища Пуир на устье Амура, неподалеку от деревни, где живет Таркун.
Все с трубками, дым валит клубами. То и дело руки тянутся к коробке с табаком.
Ездонок продолжал рассказывать. Переводил узколобый, горбоносый гиляк Питкен, здешний, из стойбища Иски. Большие верхние зубы у него выдались наружу так, словно он всегда смеется. Он служит в экспедиции. По левую руку капитана — лицом в один цвет с гиляками — Воронин. Таркун знал его немного. Вчера по его приказанию приказчик выдал Таркуну белье.
Ездонок на куске бересты рисовал ножом какие-то горы и берег моря с заливами, потом тропы.
Таркун, глядя на его большую круглую коричневую лысину, подумал, что не будет ничего хорошего, если придется просидеть весь вечер среди стариков, где считаешься глупей всех, рта не раскроешь при таких злых медведях. Он решил при удобном случае убраться отсюда потихоньку в казарму к Ваньке Подобину, где можно опять сыграть в дурака.
Вошла та самая маленькая русская в шелестящих одеждах с цветами и с седыми волосами, которая возилась за дверью у плиты с девкой. Таркун испугался, но заметил руки молодые и нежные, держащие поднос с чашками. Он сообразил, что это, видно, жена капитана. «Зима, а на ней цветы, еще совсем молоденькая, а волосы как седые. Такие волосы у русских бывают даже у детей».
— Знакомься с гостем, Катя, — обратился к ней капитан. «Так, правильно, это Катя! — подумал гиляк. — Я угадал!»
Екатерина Ивановна расставляла чашки. Одну она поставила перед Таркуном и, подвинув себе низкий табурет, присела подле мужа.
Она прекрасно знала, что открыто экспедицией и что еще следует открыть, куда направлены поиски. Она знала карту края и представляла, что означают ее необъятные белые пятна. Муж не раз говорил: «Главное, это гавани на юге. Они находятся южнее Де-Кастри и тянутся одна за другой до корейской границы».
Когда муж найдет средство разорвать путы, наложенные Петербургом на его руки[5], он откроет их. Он говорит, что со временем там будут цветущие города и отличные порты, там теплей и людям удобно жить. Туда явятся к нам все флаги со всего мира по океану. Именно о тех далеких бухтах, которые почти не замерзают, рассказывает сейчас Ездонок. Поэтому так светел взгляд мужа и он так бережно берет куски бересты из рук старика.
Да, у экспедиции есть цели дальние, только достигнув которых муж сможет считать свое дело исполненным. Он говорит: в будущем Сибирь — не ледяной мешок, не каторга, не проклятая страна, а преобразованный трудом и наукой цветущий край, преисполненный благами жизни, заселенный сотнями миллионов людей. Во льдах и снегах, в самом гнилом и туманном месте Охотского моря, где его держали петербургские чиновники, он мечтает и трудится для будущего. Одновременно экспедиция достигает целей ближних, не менее важных и кладущих основу для достижения целей дальних.
В то время как на посту стараются сберечь людей и установить доброе соседство с гиляками, лучшие офицеры и служащие экспедиции — ее цвет и надежда — стремятся к этим целям. В чудовищные морозы они бредут среди лесов и снегов, по горам и замерзшим рекам, чтобы совершить необходимые открытия. С ними смелые проводники — казаки, уроженцы Охотского побережья и преданные туземцы. Каждая экспедиция из двух-трех человек. Описываются реки. Ищутся пути по краю, идет торговля.
Ездонок поманил Катю, показал на свою трубку и на опустевшую коробку табаку. Катя принесла другую коробку, раскрыла и набила старику трубку. Ездонок в знак благодарности потрепал своей тяжелой рукой маленькое плечо хозяйки.
Вошла Дуняша с блюдом горячих лепешек. Это любимое кушанье гиляков. Берестяные карты убрали. Появился горячий чай. Разговор переменился.
— Я очень рад, что ты зашел, — обратился капитан к Таркуну. — Откуда ты, из какой деревни?
Молодой гиляк широко улыбнулся и подсел поближе. Оказавшись рядом с Катей, он покосился на цветы, украшавшие ее платье, почувствовал запах цветов. Но не может быть сейчас цветов. Это все так сделано, и даже запах русские подделали.
Гиляк ответил Невельскому, что живет на острове Лангр, неподалеку, объяснил, что от материка идет эта длинная песчаная коса, где стоит пост, потом узкий пролив и очень длинный узкий остров Удд, как продолжение косы, потом опять пролив и остров Лангр в лимане реки. Невельской это сам знал. Таркун снова посмотрел на цветы на платье.
