– Да, что ты милая, – отвечаю, – она здесь уже лет двести, как стоит, и ничего. Бури всякие, ураганы, даже Наполеона пережила и ещё сто лет стоять будет.
А она, упрямо:
– Нет, тётечка, не будет, сегодня и упадёт.
Тогда и вспомнил Матвей Карлович распиленный на куски гигантский ствол во дворе приюта.
– Дык, хорошо ветер был не в нашу сторону, а так бы всех и похоронила эта сосна, – продолжала Паша, – нам теперь этих дров на всю зиму хватит.
Ночью Дора спала мёртвым сном без обычных странных видений и уже утром, когда из кухни Карлуши вкусно потянуло жареной на шкварках яичницей, она снова отчётливо вспомнила Абрашин подвал. Увидела плёнки, которые сушились под потолком и свисали оттуда, как змеи, горы жестяных банок, кучи фотографий и, вдруг, ясно и чётко поняла, что столько лет ищут эти люди.
Скрипнула дверь, заглянул Карлуша.
– Ну, как спала?
– Хорошо, – улыбнулась Дора.
За завтраком обсуждали дела в отделе, болтали о разном, пока Матвей Карлович, смущённо не спросил:
– Как у тебя дела с Глебом?
– А никак, – легко ответила Дора, – послала я его далеко-далеко. Прошла любовь, устала я от неё, да и он измучился, ну скажи, Карлуша, кому это всё нужно?
– Тебе решать, ты у меня уже большая девочка, ну, а что надумала по Абросимову, не томи, вижу, как глаза-то блестят.
– Думаю, они ищут что-то из фото или плёнок Абраши, наверное, попал кто-то в его объектив случайно или нет, не знаю. Но знаю точно, это так, я уверена.
– А я, пока ты спала, газетки почитывал, вот взгляни – там, где красным карандашом помечено, Ну, очень интересно!
– «Злодейское убийство знаменитого художника…МУР идёт по следу….» И что? Обычная сводка происшествий…
– На дату выпуска посмотри…
– Да, в день убийства?
– О, Господи! – вскочил со стула Карлуша, – мы были на месте уже в пять утра, правильно? Убийство произошло часа за три да нашего прихода, так?
– Не понимаю, – Дора удивлённо смотрела на Карлушу.
– Газеты, доча, начинают набирать в два часа ночи, а то и пораньше. Это значит, что после разгрома в мастерской они побежали и дали это сообщение, так что ли?! А сейчас всё повесили на этих мелких уголовников, это что, по-твоему, пресс-секретарь братвы давал объяву в газету «МУР идёт по следу», когда МУРа там ещё и в помине не было. Приёмчик не новый, но основательно забытый, я такие фокусы ещё в Охранном отделении видел. Так-то!
– Значит, контора?
– Конечно, договорились с бандитами, те сдали им парочку своих шестёрок и все дела. Ладно, фотографии принесла?
Дора достала из сумки тяжёлый конверт с фотографиями и отдала их Карлуше.
– Ничего интересного для нас, по крайней мере, нет.
Матвей Карлович водрузил на нос свои старые очки, быстро и сноровисто просмотрел фотографии, одну с подписью «Незнакомка», отложил в сторону. Тяжело вздохнул и протянул ей отложенное фото. Дора недоумённо посмотрела сначала на фото, потом на Карлушу:
– Ну и что?
– Господи!! – Карлуша в сердцах топнул ногой и нервно вскочил из-за стола, – да ты в зеркало-то на себя посмотри! А потом на это отражение в воде! Одно лицо!!! Бери, доча, отпуск и мотай из Москвы куда-нибудь подальше – в Кисловодск или Ялту, а там фестиваль начнётся, им не до тебя будет, как-нибудь всё и рассосётся.
Прощаться с Карлушей Доре категорически не хотелось, но «служба, есть служба». Матвей Карлович хотел проводить её до станции, и, было, закинул её рюкзак за плечи, пока она не пропищала: «Дядечка, прокатите меня на «тракторе», – это означало только одно: за руль его любимого «Опель-капитана» сядет сама Дора. Карлуша обречённо открыл ближние ворота в лес, сел рядом, и сказал, ни на что не надеясь: «Ты уж поосторожней, как-нибудь… А сам подумал: «Первое дерево наше!». Но Дора цепко держала руль, и уверенно летела по просеке, пока не выехала на просёлок, который шёл вдоль железной дороги, по которой шастали не только редкие электрички, но даже и пассажирские поезда дальнего следования.
На прощание они расцеловались, не зная, разумеется, что их ждёт дальше, и, когда Дора перебежала через железнодорожные пути и села в электричку, идущую в Москву, старого сыщика вдруг охватило нехорошее предчувствие.
Израиль. Иерусалим
Фейга и Адам приехали в Иерусалим к вечеру, когда изнуряющая жара почти спала, но всё равно солнце ещё палило нещадно. Адам заехал к своим ребятам в отделение Ведомства и кое-что уточнил у них по поводу Якова Мойсе. Потом они долго пили очень вкусный кофе у палестинца, приятеля Адама, и пешком, через рынок, который Фейга про себя назвала «слоёный пирог», спустились к Стене плача.
С обрыва Адам показал ей, где примерно должен находиться дом Якова Мойсе.
– Видите, за стеной, кладбище древних пророков, на горе, чуть правее – та самая оливковая роща, а левее, на горке дома, где-то там и живёт ваш волшебный Мойсе. Пока они шли назад к машине через израильские и палестинские посты, Фейга всё допытывалась у Адама: «А ослик всё там, в роще, стоит и ждёт прихода нового Спасителя, да? А кто его кормит?». Адам долго смеялся: «Когда-то по легенде это так и было, сейчас это делается для туристов и паломников».
В местном филиале своей конторы Адаму рассказали, что в городе Яков Мойсе – звезда, то есть человек, на которого приходят посмотреть, разумеется за деньги. Налоги он платит исправно, и у властей к нему претензий нет.
Когда Фейга и Адам нашли нужный дом, во дворе уже собралось немало людей, среди которых Адам с удивлением увидел и арабов. Вместо скамеек прямо на камни были брошены циновки, сидя на которых, зрители, по-видимому, и должны были смотреть это представление. Все ждали вечерней молитвы, и только потом занимали места в этом странном, наверное, единственном в своём роде, театре. От жары спасали древние оливы, которых Фейга во дворе насчитала семь.
Только после захода солнца должно было начаться главное действо. Народу уже набилось изрядно, Фейга слышала обрывки негромких разговоров: «Эту лачугу фанаты-хасиды поджигали уже несколько раз, а шар со зверюшкой били каменьями и молотками, так дом неисповедимым образом оставался цел, а на шаре этом даже царапины не осталось…». Люди шушукались, некоторые яростно спорили, но всё закончилось с выходом главного актёра – Якова Мойсе. Он был почему-то в чалме и длинном арабском шёлковом халате. В руках, действительно, был стеклянный шар, внутри которого бегала довольно шустрая зверюшка.
Яша возгласил: «Вот оно, главное чудо Моисея!». И задумчиво посмотрел в небо, будто там находился главный дирижёр этого представления. «Предание гласит! – голос Яши от фразы к фразе набирал силу и обертоны, – после всех чудес на горе Синай, после куста Неопалимого и разговора с Богом, почувствовал Моисей в себе силу необыкновенную. Поймал он по дороге в лагерь иудейский зверюшку малую, собрал соплеменников и накормил её досыта. Затем взял этот сосуд и запустил её туда, а мастера запаяли сосуд наглухо. Наложил Моисей на него руки свои и попросил Господа нашего Яхве: «Останови время в сосуде этом, отец наш всевышний!!!».
Голос Якова звенел и переливался уже где-то в третьей октаве, волной нёсся вниз, ударялся о Стену плача и затихал где-то в оливковой роще.
– Да будет это живым примером всемогущества твоего для потомков наших!!! И разверзлись небеса и ударил огонь священный в шар сей! Это был апофеоз!!!
Фейга, перечитавшая всю библиотеку в монастыре и особенно полюбившая Шекспира, улыбнулась и прошептала Адаму на ухо: «Есть многое на свете, друг Гораций, что и не снилось нашим мудрецам!», – ему бы короля Лира играть.
Между тем, рабе передал шар в руки зрителей, те смеялись, щёлкали по шару, удивлялись и передавали его друг другу. Яша, как настоящий актёр мхатовской выучки, стоял, скрестив руки на груди, и держал паузу. Люди молча начинали расходиться, не забывая бросать в пустую коробку из под обуви, которая стояла рядом с шаром, шекели. Постепенно двор опустел, даже кипящее иерусалимское солнце, после такого зажигательного монолога Яши, опустилось куда-то в море, видимо немного охладиться. Стало даже прохладно.
– Пора, – сказал Адам и они подошли к Мойсе и представились. Адам показал ему своё служебное удостоверение, чем не очень удивил Якова.
– Мои друзья Голда Меир и Ицхак Харель, надеюсь, эти имена вам о чём-то говорят?
– Мы по личному делу к вам, рабе, у нас письмо от Абрама Лифшица, – сказала Фейга.
– Господи, Абраша!! Проходите, прошу вас в дом, там и поговорим.
Он давно снял с себя чалму и халат и оказался простым, симпатичным и обаятельным человеком. На удивление, внутри дом оказался просторным и чистым, с холодными мраморными полами. Вышла женщина в парандже, бесшумно и быстро накрыла стол и так же незаметно исчезла, как привидение. Чай был изумительным по своему вкусу, Яша внимательно читал и перечитывал послание Абрама. Фейга и Адам почтительно молчали. Яша вытер слёзы: «Он и «Крысюка» вспомнил!». И в ответ на недоумённый взгляд Фейги, объяснил: «Мы втроём: Абраша, Борька Крамер и я в детстве звали так вот эту «Моисееву зверюшку» и постучал пальцем по шару.
