За год, проведенный в Петербурге, автор завел знакомство с тюремщиками, полицейскими чиновниками, сенатскими канцеляристами. Он разговаривал с просителями и накопил множество наблюдений из служебного быта, а также выслушал немало рассказов о взяточничестве и казнокрадстве и поделился ими с читателями своей книги.
Резкие страницы в ней были отведены осуждению бесчестных иностранцев, слетающихся в Россию на поиски денег и карьеры, в особенности придворной. Они управляют русским государством, не думая о его благополучии, о помощи населению. Их цель — наполнить свои секретные шкатулки и скрыться, чтобы не быть повешенными за воровство. Они торопятся грабить, но на их головы неминуемо обрушится гроза, когда умрет Анна Иоанновна и на трон взойдет дочь Петра I славная принцесса Елизавета. Только через нее московиты освободятся от рабского состояния, в котором находятся ныне. А пока Елизавета живет уединенно и скромно, в бедности и молитвах.
Можно понять, как напугали и рассердили государыню, Бирона, их придворное окружение выпады против иноземцев, завладевших Россией, и похвалы Елизавете Петровне, названной автором ближайшей претенденткой на русский престол. В Петербурге выражали досаду на то, что не раскусили вовремя Локателли и он безнаказанным уехал. Еще и на дорогу ему выписали двести рублей. А ведь ничто не мешало осудить его как шпиона, заключить в тюрьму или поселить в Сибири, откуда он ничего бы не сумел написать и отослать…
Резидента запросили, как теперь можно покарать Локателли за "Московские письма", а заодно какую неприятность следует доставить английскому королю, в чьем городе вышла такая оскорбительная для русской государыни книга?
Резидент ответил, что, как он знает и судит по расспросам, в Англии за книги наказывать не принято ни авторов, ни тем более королей. Это называется "свободой печати", от которой правительство не страдает, потому что брань на вороту не виснет, а у кого есть сила, у того и право. Просить короля казнить Локателли не нужно — на себя это действие Георг II не возьмет, парламент же своего разрешения не даст. Обратиться в суд — и он бессилен совладать с Локателли. А вот через тайно посланных людей побить этого писателя вполне возможно. Не поискать ли для такой комиссии охотников?
Вероятно, Остерман понял насмешку в словах Кантемира, потому что на письмо его не ответил и дальше о Локателли не вспоминал.
"Русский резидент в Лондоне… Что он там делает?" — спрашивали себя знакомые Кантемира в Петербурге и Москве. "Чай, хлопот у него немного, может для хороших людей потрудиться", — вероятно, рассуждали придворные и чиновные особы, садясь писать Кантемиру просьбу купить и прислать английских товаров. Поручения были различные. Так, граф Михаил Гаврилович Головкин, сын канцлера, видевший в резиденте подчиненного его отцу служащего, забросал Кантемира требованиями покупок:
"Английскую дамскую епанчу, долгую, чтобы на все платья надевать, камлотовую готовую, цветом серенькую, с позументом серебряным…"
Ишь, как подробно представлял себе он эту епанчу, камлотовую да серенькую…
"Прислать английского сукна разных цветов образчиков, ибо я чрез вас намерен выписать себе сукон разных на несколько пар, тако ж под всякую пару подкладки, пуговиц и гарус, и по чему всякая пара провозом обойдется?"
Считай, господин резидент, провоз, готовь приложение к дипломатической почте!
"Купить в Лондоне дюжину шелковых чулков, половину белых стрелками, половину других цветов".
"Прислать на корабле лошадь езженую, а летами чтоб была не молода и не стара, лет семь или восемь, а больше десяти лет не была б. С ходу также смирна и собою плотна и крепконога, и не пуглива, и стрельбы не боялась…"
Какие точные и обширные требования у канцлерского сына! И какая уверенность, что князь Кантемир, оставив государственные дела, будет искать в лавках белые чулки со стрелками, в конюшнях крепконогую лошадь средних для ее породы лет, а на реке Темзе — корабль везти заказы в Россию…
Об украшениях и нарядах просили многие отцы семейств — английские вещи были в чести у модниц и щеголей.
Андрей Иванович Остерман просил купить некоторые математические инструменты для занятий со своими детьми.
От имени графа Павла Ягужинского, русского посла в Берлине, секретарь его Сергей Волчков отправил просьбу в стихах, обратившись как поэт к поэту — он переводил книги, следил за литературой и знал кантемировские сатиры:
Мне, государь, пришел слух повсюды,
Что в Лондоне есть хорошие уды,
Которые с принадлежностью вложены в тростях,
Носятся на ремнях и ленточных лопастях;
Таких здесь никак не мог достать,
Чего ради прошу парочку прислать,
Чтобы оными могли рыбу мы ловить
И тем долгость дней летних с скукой проводить.
Даже императрица Анна Иоанновна не обошлась без подарка лондонского резидента: по просьбе ее ближних людей Кантемир прислал в Петербург французские легкие дамские фузеи — ружья, из которых государыня, не покидая дворца, через окно стреляла птиц, сидящих на ближайших деревьях сада.
Кантемир никого не обременял просьбами присылать ему что-либо из России. Он только просил увеличить ему жалованье: трех тысяч рублей в год, что были определены, — увы! — не хватало. Расходы на представительство были большими, как того требовали авторитет и могущество государства, пославшего его за границу.
На каждый праздник в королевском дворце шьется новое платье, таков здесь обычай. А сколь велики расходы на приемы у себя! И как стыдно, что у русского резидента нет серебряного сервиза, какие ставят на стол даже в иных частных домах! Купить его можно за семьсот фунтов стерлингов, и деньги эти не пропадут — посуда останется следующему резиденту, казне… Да вот беда — денег нет, ни фунтов, ни рублей.
Кантемир знал, что, когда несколько лет назад был отправлен Чрезвычайным посланником в Швецию князь Василий Лукич Долгорукий, ему отпускалось по сто рублей на день, на экипаж и ливреи слугам дано 11 тысяч рублей, сервиз серебряный, дорогие обои — правда, лишь на одну комнату, — разные вина. Да, кроме того, повез он с собою 20 тысяч рублей на раздачу скудным дворянам, которые имеют вес в шведском обществе, драгоценные вещи и червонцы раздавать услужающим людям. Главным персонам Долгорукий мог обещать знатные подарки и пенсионы, если будут они поступать по желаниям русского двора.
Но и задача была у него нелегкая — удержать Швецию от вступления в союз с Францией и Англией. Старался Долгорукий много, да не вышло дело. Не помогли червонцы и золотые шпаги. А Кантемиру без денег и без серебряного сервиза надобно союз с Англией сочинить!..
Письма и реляции иностранных дипломатов, посылаемые из Лондона, прочитывались сотрудниками Форин-оффис, и Кантемир знал об этом. Уже в апреле 1733 года он писал в Петербург, что "здесь обыкновенно всех чужестранных министров письма распечатывают и имеют искусных людей для разбирания цифирей на всяком языке".
Чтобы сохранить тайну переписки, резидент просил прислать ему новый ключ к шифрам, потруднее прежнего, и позволить отправлять депеши с нарочным в Голландию, где сдавать на почту, и там получать письма, которые будут присылать ему из Петербурга. Этот порядок пересылки ему разрешили, хотя поездка из Лондона в Голландию обходилась казне в пять гиней. По этой причине с нарочным доводилось отправлять не каждую почту.
Шифрованные обозначения ввел Кантемир и в переписку со своей старшей сестрой Марией, сумевшей стать его верным другом. Брат посылал ей книги, различные подарки, Мария же выступала ходатаем по его делам перед Остерманом и бывала в доме Черкасских, дружа с Варварой Алексеевной. Они переписывались на греческом или на итальянском языках и старались в корреспонденции не называть имен, а если без этого обойтись нельзя, то пользоваться прозвищами, их заменявшими.
Мария Дмитриевна почти в каждом письме сообщала брату о том, что происходит в семействе Черкасских. Сам князь за медлительность в действиях и решениях заслужил у них название Черепахи. Варвара получила прозвище Тигрица. Она была резка, неприступна, не давала окончательного согласия на брак. Княгиня Черкасская характерного прозвища не получила, о ней упоминалось так: "Мать Тигрицы, — писала Мария Дмитриевна, — все болеет, сама же она здорова; обе они ко мне очень ласковы, так что, по-моему, название в данном случае не соответствует действительности; но все-таки полагаю, что если она желает иметь супруга, ей нужно сделаться более ручной".
3
Международные события поглощали все внимание Кантемира. Он понимал, что близость между Францией и Швецией неприятна правительству Георга II и, пожалуй, только в этом направлении интересы Англии сходятся с русскими. Но привлекать шведских сановников на свою сторону, платя им больше, чем платят французы, расчетливые англичане, по-видимому, не собирались — тут можно было понадеяться на пенсии, которые посылались из Лондона русским вельможам. Московские — как их? — бояре сумеют урезонить шведов, и если не словом, то ружьем и саблей.
