Сын, о котором он так мечтал! Которого хотел бы тетешкать, задаривать игрушками, воспитывать, учить ходить, говорить, ездить верхом и владеть оружием, которому мог бы передать все свои знания и умения, Францию, наконец!
На лице Наполеона появилось и долго не исчезало столь мечтательное выражение, что у Жозефины дрогнуло сердце. Как же он хотел сына! Но разве может Гортензия родить Наполеону ребенка? Конечно, нет! Вернее, родить-то может, но кто же признает этого ребенка?
Видно, та же мысль пришла в голову самому консулу, выражение счастья словно погасло на его лице.
Почти растерянно консул прошептал:
– Что же делать?
Жозефина набрала в грудь воздуха и, словно бросившись в холодную воду с разбега, заявила:
– Выдать Гортензию замуж за Луи.
– Какого Луи?
– Бонапарта. Твоего брата.
– Нет!
– Наполеон, послушай меня внимательно. Я много передумала, но другого выхода не вижу. Жениться на Гортензии ты не сможешь, даже если разведешься со мной. И признать ее ребенка своим тоже. На все нужно время, Франция тебе этого не простит. А если сын будет похож на тебя, родившись якобы от Дюрока, то насмешек не избежать. Похожесть можно простить только в одном случае – если мужем Гортензии станет твой брат. У тебя лишь один брат не женат. И пока он не нашел себе невесту сам, нужно поторопиться.
Наполеон молчал, Жозефина понимала его, у нее самой сердце обливалось кровью, отдать красавицу Гортензию занудному противному Луи было жестоко, но что же делать?
– Она не согласится.
– Я поговорю с дочерью сама. Гортензия поймет.
– Почему ты уверена, что будет сын?
– Ленорман сказала, что у моей дочери будут только сыновья…
Она чуть не добавила про корону на голове одного из них, но решила, что это будет уже слишком, и промолчала.
Действительно, такой выбор жениха был жестоким наказанием для девушки. Младший брат Наполеона был подвержен какой-то болезни, часто переносил ревматические приступы, мало двигался, а потому производил впечатление калеки даже тогда, когда им еще не был. Мрачный ипохондрик, подверженный приступам внезапной агрессии и одержимый манией преследования, мог быть предложен очаровательной, живой и красивой Гортензии только в качестве насмешки или издевательства.
– Мне жаль Гортензию. Хотя можно поженить, а потом сразу развести.
– Наполеон, об этом потом. Если ты хочешь, чтобы твой сын обладал правами и ты мог взять его в руки, не боясь насмешек, другого выхода у нас нет.
– Это тебе Ленорман подсказала?
– Нет, сама придумала. Всю ночь не спала.
Наполеон вдруг вскинул на жену блестящие глаза, ему явно пришла какая-то приведшая в восторг мысль!
– Жозефина! Мы усыновим этого ребенка! Или удочерим, если это будет девочка!
Жозефина с трудом сдержалась, чтобы не обозвать его глупцом, но заставила себя улыбнуться:
– Там будет видно. Нужно торопиться.
Теперь предстоял не менее тяжелый разговор с дочерью. Одно дело – придумать выдать дочь за столь неприятного человека, и совсем иное – сказать ей об этом.
Гортензия от предложения обомлела:
– Нет…
– Я вчера долго разговаривала с консулом. Столь же долго могу объяснять тебе, почему другого выхода нет. Теперь Наполеон знает, что у него могут быть дети. Как, ты полагаешь, он поступит? Разведется со мной и женится на тебе? Едва ли его семейка допустит это! К тому же на такое нужно время, и будет просто поздно. Если ты выйдешь замуж за другого, допустим Дюрока, а ребенок будет похож на отца, то все станут показывать пальцем и на тебя, и на дитя, и на Наполеона тоже.
Она взволнованно прошлась по комнате и села в кресло рядом с дочерью.
– Кроме того, только так мы можем привязать к себе Наполеона надолго. Он мечтает о сыне? Он его получит. Не я, так ты родишь.
На мгновение Жозефина задумалась, стоит ли говорить о предложении Наполеона усыновить дитя, но решила, что пока не стоит, зато сказала о других его словах:
– Наполеон уверен, что вас можно будет быстро развести, вы же не консул и его несчастная супруга…
Переговоры шли долго, но умная Гортензия поняла, что другого выхода действительно нет, скрепя сердце она согласилась.
Самым поразительным был… отказ Луи жениться на красавице:
– Нужна она мне! Обойдусь!
– Луи, я хочу завещать все вашим с Гортензией детям.
– Мне не нужны никакие дети!
Наполеон убеждал Луи даже дольше, чем Жозефина Гортензию, брат консула твердил одно: жениться не желаю, а на Гортензии тем более!
– Но почему?! Она красива, умна, грациозна, очень приятна в общении.
Лицо Луи исказила противная гримаса:
– Вот потому и не желаю! Будет наставлять рога каждый день.
– Это будет зависеть от тебя. Уделяй побольше внимания супруге, причем внимания ласкового, почаще говори ей о своей любви, дари подарки, она не станет изменять.
Договаривал фразу Наполеон не так уверенно, как начал. Брат смотрел на него с насмешкой, без слов было ясно, о чем Луи думает: сам Наполеон чего только не делал для супруги, даже Италию завоевал, а та вовсю наставляла ему рога.
Почему-то это рассмешило консула. Следом за ним расхохотался и брат. И тут же Луи доказал, что вовсе не так глуп, как о нем думают:
– Скажи лучше, что вам нужно скрыть беременность Гортензии?
Обомлевший от такой прозорливости Наполеон растерянно кивнул. Глаза брата стали совсем насмешливыми:
– От кого?
– От меня.
Теперь хохотал уже Луи:
– И ты поверил?! У тебя же не может быть детей!
Наполеон молчал долго, потом с надеждой возразил:
– А что, если может? Вдруг это Жозефина не может?
И тут же пожалел о своих словах. Потому что брат заорал в полный голос:
– Так гони прочь эту дрянь и женись на ком-то помоложе и поприличней!
– Ты забываешься!
– Ну откуда ты знаешь, что ребенок твой?
– Знаю. И щедро награжу вас с Гортензией…
– А кем придется тебе этот ребенок? Внуком, потому что Гортензию ты удочерил. Племянником, потому что будет считаться моим. И сыном в действительности. Так еще никому не удавалось.
– Ты женишься или нет?
Поняв, что Наполеону надоело его уговаривать и все может закончиться плохо, Луи угрюмо кивнул:
– Да.
4 января 1802 года в салоне дома на улице Победы (бывшей Шантерен) сочетались браком брат Первого консула Франции Луи Бонапарт двадцати четырех лет и падчерица консула Гортензия Богарне девятнадцати лет. Невеста выглядела так, словно сама себя тащила под венец, ее мать прорыдала всю церемонию. Жених смотрел с усмешкой, его брат был несколько смущен и вроде даже виноват перед невестой, придворные гадали, к чему понадобился такой брак. Родственники жениха не скрывали своего негодования: очередная Богарне влезла в их семью! Семейство Бонапарт мало волновало, что Богарне куда более знатная фамилия. Сестры Бонапарт продолжали дружно ненавидеть Жозефину и ее дочь.
Ничего хорошего брак не обещал, но он состоялся.
На время медового месяца пара никуда не уехала, решив провести его в Мальмезоне. Уже там придворные оказались свидетелями ссор, вернее, безобразного поведения молодого супруга. Луи словно одержимый ревновал жену, разыскивая в ее спальне любовников, устраивал сцены с криком и скандалами, если ему казалось, что над ним смеются, а казалось ему всегда, когда раздавался смех Гортензии и ее подруг.
У молодой женщины началась нелегкая жизнь. Скорей бы родить, чтобы появилась возможность развестись с этим уродом – такая мысль не отпускала несчастную Гортензию ни днем ни ночью. Муж вызывал у нее одно чувство – страх!
Наконец Луи заявил, что должен отправиться на юг, чтобы там подлечить свой ревматизм.
– Эта мне там не нужна! – ткнул он пальцем в сторону супруги.
«Эта» была только счастлива хотя бы временно не видеть супруга. Луи уехал в Пиренеи, Гортензия осталась в Мальмезоне.
Перед отъездом у братьев состоялся весьма неприятный разговор, во время которого Наполеон понял, в какую кабалу попал.
– Мне нужны деньги!
– Сколько?
– Чем больше, тем лучше. Ты развлекаешься с чужими женами, я тоже хочу.
– С какими чужими женами я развлекаюсь?
– Тебе лучше знать.
Ухмылка Луи подсказала Наполеону, что отныне он будет платить и платить за молчание брата. Он уже тысячу раз пожалел, что выдал свою тайну, только изменить ничего уже было нельзя. Оставалось платить и ждать рождения ребенка.
Но ни слухов, ни пересудов избежать не удалось. Жозефина тоже осознала, что главные ее мучения только начинаются. Ревновать к собственной дочери оказалось не легче, чем к другим. Не один раз она пожалела, что рассказала Наполеону о тайне, можно было просто выдать Гортензию замуж куда-нибудь подальше от дома. Мало ли что еще будет с ребенком, вдруг родится девочка или вообще долго не проживет, а семейная жизнь уже была разрушена.
Наполеон откровенно заглядывался на женщин и раньше, теперь его внимание стало иным, он видел в каждой не просто хорошенькую любовницу, а возможную мать своего ребенка. Жозефина это понимала, а потому ревновала еще сильнее.
