Супруг, желая сломить стойкость узницы, морит ее голодом.
Но она, Жанна, решает бежать от тирана.
Лунной ночью спускается она по плющу, обвивающему башню, на землю и по потайному ходу выбирается на свободу!
Она идет босыми ногами по утренней серебряной росе к белому шатру на холме, где страдает в думах о ней верный Рыцарь, и темная цепочка маленьких следов остается позади нее…
У Жанны заныло в груди.
… Легкая, как ангел, входит она в шатер и падает на руки своего Рыцаря.
Рыцарь снимает с шеи золотой ключ, который сделал ему кузнец по глиняному слепку и, наконец-то, срывает с нее ужасный пояс! И увлекает свою Даму на шелковое ложе, где предлагает ей Турнир Любви. И тут такое начинается!..
Жанна запнулась, воображение сдержать уже было нельзя совсем, но слова кончились, не в силах описать эту захватывающую картину. Пережив ее бессловесно, Жанна продолжала представлять:
…А верный скакун всю ночь бил ногой у шатра.
Рыцарь сажает Прекрасную Даму на коня и они скачут прочь от замка.
Утром супруг пришел в башню и увидел, что она пуста. Со смотровой площадки он видит беглецов и кидается в погоню.
Топот коней его рыцарей, закованных в черные латы, разносится над долиной.
Они почти настигают белого скакуна, несущего двойную ношу.
Но уже близко лазурное море и крепкий корабль качается на его волнах.
Рыцарь вносит Прекрасную Даму на палубу и корабль распускает паруса как раз в тот момент, когда передние копыта коня супруга опустились на доски пристани.
Рыцарь увозит ее, Жанну, на сладкую землю Кипра и там, в прекрасном белом замке делает ее своей королевой!
Жанна так замечталась, что не заметила, как и день прошел.
Вечерело. Призывали к очередной молитве громкоголосые муэдзины. Готовились к очередной тяжелой ночи воины.
Жаккетта, сидя на корточках как заправская восточная женщина, деловито подшивала свое новое покрывало.
«Ну почему жизнь такая противная!» – тоскливо подумала Жанна. – «Как все красиво происходит в рыцарских романах…»
Сделав такой глубокомысленный вывод, Жанна вдруг почувствовала, что сильно проголодалась.
Если смотреть с какого-нибудь минарета на россыпь триполийских кварталов, дом нубийца представлял собой квадрат, две стороны которого были, собственно домом, по третьей стороне шла глухая стена с воротами, а по четвертой располагались стойла и загоны для скота. Там же был и колодец.
Угол, образованный Г-образным домом, покрывала решетка. Виноградная лоза буйно заплела ее, образовав тенистую беседку. Чуть подальше беседки по направлению к стойлам располагалась кухня с ее нехитрыми приспособлениями.
Дом углом выходили на пересечение улиц, а с двух других сторон его окружали соседние дома. На плоской крыше дома, как и у всех горожан, лежали камни, защита от ветров. На ней же невольница Абдулла сушила бесконечные одежды и прочее тряпье.
* * *
Враги, убившие шейха, упорно нащупывали слабое звено в цепи осады. И нашли его.
В неприметный обычный день воду принес другой водонос.
И незамедлительно выяснилось, что пить эту воду без риска для здоровья никак нельзя. Это обнаружили караульные, томившиеся на жаре. Вода была отравлена.
Дело кончилось бы очень печально, не вмешайся в дело Жаккетта со своим неотразимым рвотным из куриного помета, и не имейся в хозяйстве нубийца помимо прочих нужных вещей молочная коза. Ее молоком удалось отпоить отравленных, иначе количество осажденных уменьшилось бы еще на два человека.
– Какой нечестный, плохой враг! – сплюнул Абдулла, выплескивая драгоценную влагу на улицу. – Блеск меча не любит, яд использует. Как женщина! Теперь будем пить воду из колодца.
Остальные только уныло вздохнули.
Вода в колодце по вкусу была не слаще неразбавленного яда.
– А что, у вас мужчины ядом не пользуются? – тут же спросила Жаккетта. – А чем они тогда убивают? Если надо по-тихому?
– Кинжалом! – отрезал нубиец. – У ты, Хабль аль-Лулу, странный интерес. Какой для ты разница, чем убивает мужчина?
– Так у вас только зазеваешься… – Жаккетта приняла от темнокожей невольницы Абдуллы еще одну чашку с молоком и принялась поить одного из отравленных караульных.
– Тогда, чтобы твой знание жизни стал совсем целый, – сказал Абдулла, – ты запомни, что молодой невольница любит убивать старых хозяев подушкой, набитой пером или кусочками беличьего меха.
– Как? – удивилась Жаккетта. – Камней в нее наложить и треснуть по голове?
– Нет. Дожидается, когда хозяин заснет. Берет подушку и кладет на лицо господина. И прижимает. Тогда он задыхается. Теперь ты ученый дама в этом вопросе.
– Хороший способ! – одобрила Жаккетта, принимая вторую чашку и переходя ко второму караульному. – Очень по-вашему.
– Что ты прицепился? – возмутился Абдулла. – Ваш, наш. Везде один закон.
– Везде, да не везде! – буркнула Жаккетта. – У нас тоже и война шла, и в Бретани, пока не освоились, как в осаде сидели. Но столько крови и смерти я там не видела! Там бы Господина не убили! Дома мы хорошо жили, тихо! А здесь все из огня, да в полымя! Сколько же можно! Нехорошее место!
– И дома так же было, если бы Господин там заниматься тем же делом, что здесь! Не важно, где место, важно, что делать. Сосед за стеной, – нубиец ткнул пальцем в направлении крыши соседнего дома, – вся жизнь мирно живет, в лавке торгует, деток растит. Как и у вас!
– Да-а! – всхлипнула Жаккетта. – И живой. А Господин нет!
– Это было дело Господина, который предначертал Аллах! Он не мог не делать!
– Раз все предначертано, почему же мы дергаемся? Защититься пытаемся? Сели бы лавочку и сидели бы. А Аллах твой сам бы все сделал.
– Аллах не помогает глупцам и лентяям. Это глупый разговор, Хабль аль-Лулу!
Абдулла оставил Жаккетту при отравленных и пошел в очередной раз осматривать караулы.
Жаккетта проводила взглядом его прямую спину, уверенную походку и который раз удивилась: ведь в Аквитании нубиец был совсем другим. Там он даже бороться за жизнь не хотел, приходилось его силой спасать. Такой же был жизнелюбивый, как куриная тушка. А здесь – прямо орел. Ну интересно!
* * *
В очень скором времени ко всем проблемам осады прибавилась еще одна.
Если пить воду из колодца при большой нужде Жанна и Жаккетта еще могли, то умываться ею не получалось никак.
Не принимала кожа эту воду, начинала страшно зудеть, шелушиться, даже отекать.
Умывшись в первый раз, ничего не подозревающая Жанна вдруг почувствовала, что лицо ее начинает гореть, словно от кислоты. Она кинулась к зеркалу и ахнула. Лицо стремительно надувалось, превращаясь в подушку. Все оттенки красного, от малинового до вишневого, полыхали теперь на нем.
Жанна закричала от ужаса и выронила зеркало.
Несколько минут спустя, ощутила жжение на лице и Жаккетта. У нее наоборот, кожу стянуло и впервые в жизни Жаккетта увидела в зеркале, как лицо пробороздили самые настоящие морщины.
Жаккетта завопила еще громче Жанны:
– Абдулла!!!
Пришел удивленный нубиец и сказал:
– Чего орете?
С возмущением тыкая себя пальцем в щеку, Жаккетта крикнула:
– Ты какую отраву в свой колодец налил?
– Какая есть! – Абдулла не мог понять из-за чего сыр-бор. – Зачем кричать?
– Твоей водой умываться нельзя! Посмотри, у меня морщины появились!
– Я не знал, что ты такой старый! – пригляделся к щеке Жаккетты Абдулла. – Точно, есть морщина.
Жаккетта от возмущения даже запинаться стала:
– Это я-то с-старая? Это твоя вода м-мерзкая!
– Значит не мойся, раз плохо! – сделал вывод Абдулла и ушел.
Легко сказать не мойся! Хорошо бы еще по доброй воле, а то из-за отсутствия воды!
* * *
Уже на второй день и Жанна, и Жаккетта почувствовали, что нести на себе образовавшуюся броню из пота пополам с вездесущей глиняной пылью невыносимо мучительно.
Они были не такие уж и грязные, но сознание того, что мыться нечем, заставляло все тело свербеть, зудеть и чесаться.
Самое обидное было то, что вода действовала только на них, ни арабы, ни Абдулла с домочадцами абсолютно не страдали. Да и умывались они нечасто, предпочитая не тратить ставшую теперь бесценной воду.
– Ты почему угрюмый? – заметил страдания Жаккетты Абдулла.
– Мыться хочу! Зудится все! – взмолилась Жаккетта, словно Абдулла был джинном, который способен за одно мгновение соорудить бассейн с чистой прохладной водой.
– Раз мыться нету, значит, не хоти, – посоветовал Абдулла.
– Не могу!!! – скривилась от жгучего желания почесать спину Жаккетта.
– Почему? – искренне удивился Абдулла. – Не надо делать беду из такой простой вещь. Есть вода – надо мыться. Нет вода – не надо мыться. Просто!
