– А не могу!
– Бедуины и берберы, который живут совсем в пустыне, не моются вообще и чувствуют себя как у Аллаха за пазухой! – привел пример для подражания Жаккетте Абдулла.
– У меня за пазухой даже Аллах не выдержит! Мыться хочу! – замотала головой Жаккетта.
– Ты и твой Полулысый Рыба всегда недоволен! – сказал Абдулла. – Когда моетесь, жалуетесь, что зудится, когда не моетесь, жалуетесь, что зудится. Вы сами не знаете, что вам надо.
– Помыться! – плюнула на бессмысленный разговор Жаккетта и пошла в комнату, представляя, как будет сейчас расчесывать себя в кровь.
– Ты погоди, не горюй, – неожиданно сказал ей в спину Абдулла. – Я сейчас пришлю к вам свой невольница. Она поможет.
Жаккетта не очень поняла, чем ей может помочь невольница, разве что спину почешет, но решила на всякий случай подождать и не чесаться.
Темнокожая девушка принесла в комнату тазик, наполненный тестом и пиалу с оливковым маслом.
– Она что? – удивилась Жанна. – Лепешки печь собралась?
Жаккетта недоуменно пожала плечами.
Невольница жестами показала, как дамы умывались, потом махнула рукой в сторону теста.
– Я ничего не пойму, – призналась Жанна. – Что ей от нас надо?
Девушка потянула рукав платья Жаккетта, показывая, что надо раздеться.
– А, хуже не будет! – решила Жаккетта и разделась.
Что-то щебеча на своем языке, невольница принялась втирать в кожу Жаккетты кусочки теста.
Жанна решила, что та сошла с ума.
Но девушка втерла на одном участке тела кусочек теста, потом костяным скребочком аккуратно сняла тесто вместе с налипшей на него грязью. Затем сделала то же самое на соседнем – и так, пока не обработала все тело.
После теста вступило в действие масло. Невольница растерла им очищенную Жаккетту до блеска и Жаккетта неожиданно почувствовала себя чистой, свежей и воздушно легкой.
– Получается, госпожа Жанна! – в восторге крикнула она. – Я прямо как из бани.
Теперь новый способ мыться захотела испытать и Жанна.
В четыре руки невольница и Жаккетта быстро проделали всю процедуру.
Жанне, как и Жаккетте стало намного легче.
– Слава Богу! – вздохнула она, глядя в зеркало. – Лучше уж тестом мыться, чем этой водой. И чего только люди не придумают!
Жаккетта была с ней полностью согласна.
* * *
Недруги, судя по всему, попались людям шейха на редкость настырные.
После нескольких дней относительной передышки, когда воинам, охраняющим дом просто не давали скучать по ночам, противники опять начали операции по уменьшению количества осажденных.
Это было в ночь новолуния. Темнота стояла – хоть глаз выколи. Люди на крыше и ворот тоже были в темном. Даже Абдулла сменил свою излюбленную белоснежную хламиду на более неприметный наряд.
Обстановка была спокойная, даже слишком. Верный признак – затевается пакость.
Так оно и оказалось, не надо быть пророком.
На крышу и во двор дома одновременно закинули несколько тлеющих головней.
Пока часовые раздумывали, что это и зачем, и какая от головней опасность, резко защипало в носу и зуд стал распространяться на лицо.
Но Абдулла просто неприлично цеплялся за свою жизнь и жизнь своих людей. В Триполи, в отличие от окрестностей замка Монпезá, он не считал, что Аллах уготовил ему верную гибель именно в этом месте и в это время.
И сопротивлялся всем попыткам отправить его поближе к гуриям.
Повинуясь его четким командам, люди, стараясь не вдыхать воздух, засыпали испускающие ядовитые ароматы головни толстым слоем земли. Ядовитый дым заглох.
А яд был качественный. Один караульный, слишком близко оказавшийся от источника дыма, умер к утру. Остальным посчастливилось отделаться сильной головной болью и изжогой. Два человека на несколько часов ослепли.
Так что утро оказалось невеселым.
– Тот сторона нанял мастера по яду! – подвел итог Абдулла, рассказывая события ночи Жаккетте.
У него уже вошло в привычку делиться с ней бедами. Жаккетте эта привычка нравилась.
Боль от утраты шейха перестала быть острой, отодвинулась и затаилась.
Не попади они в осаду, может быть, еще долго Жаккетта плакала во сне, но сейчас острое желание выжить заслонило все остальное. Выжить назло упорным врагам, отправившим на тот свет Господина и стремящимся отправить их.
– И заставил этот мастер отрабатывать свои деньги в полную меру! – добавил нубиец.
– С чего ты взял? – спросила Жаккетта.
Они разговаривали в таком неромантичном месте, как загон козы.
Хозяйство Абдуллы было, все-таки, не рассчитано на такое количество народа и челядь нубийца, состоящая из темнокожей девушки и темнокожего же старика, не справлялась с навалившимися хлопотами.
Жаккетта как-то забыла, что она дорогая женщина, не предназначенная для работы, и принялась помогать. Ведь больше было некому. Госпожа Жанна скорее бы яду выпила, чем до работы опустилась. Да и работница с нее, как с осла верблюд.
Вот и доила Нитка Жемчуга, дорогая невольница и почти шейхиня, самолично козу. А куда деваться?
– Так с чего ты взял? – повторила она свой вопрос.
– Ты знаешь, как сделать яд? – спросил в ответ Абдулла.
– Знаю!.. – безмятежно сказала Жаккетта, направляя белые струйки молока из вымени козы в глиняный горшок.
Таких знаний от нее Абдулла не ожидал.
– А ты сможешь приготовить этот яд? – спросил он наконец.
– Смогу! – кивнула Жаккетта. – Только возни очень много, мух ловить, ящерицу доставать…
– Вот-вот! – обрадовался нубиец. – И я знаю много рецептов, но не готовлю.
– Откуда ты все знаешь? – подозрительно спросила Жаккетта. – По-французски говоришь, про яды соображаешь, про мамлюков и хафсидов всяких треплешься, не заткнешь! Ты же всю жизнь с шейхом на куче песка просидел?
– С чего ты взял? Господин много путешествовал. И я с ним! Господин много наук изучал. И я с ним! Господин по-французски говорил так же хорошо, как и я! Это твой Полулысый Рыба думает, что мы дикари, потому что живем в палатках и не сидим на стульях. Я знаю столько, сколько не знает десяток ваших мудрецов! – по-детски обиделся Абдулла.
– Ну я же и говорю, умный ты – страсть! – подтвердила невозмутимая Жаккетта. – И ядов много знаешь, ну и что?
– Я знаю, но я не буду готовить. Это большой-большой труд. Только сильно ученый мастер может. И яд стоит дороже золота. А на наш дом уже извели яда порядочный количество, простой человек на этот цену может жить несколько лет. Наш враг богатый.
– Нам от этого не легче! – буркнула Жаккетта, оглаживая забеспокоившуюся козу. – А вот ты знаешь, из чего может быть сделан яд, который они на головни насыпали?
– Я знаю несколько ядов, который делают смертельный воздух. Наверное, это один из таких.
– Ну и какой?
– Очень опасный яд можно сделать, если смешать сок луковицы нарцисса и сок растения гашиш.
– Неужели он такой простой? – удивилась Жаккетта.
– Нет. Это основа. Там много надо делать.
– А еще?
– Вот хороший яд, – прищурился хитро Абдулла. – Берешь крокодила, заставляешь его много писать.
– Что делать? – не поняла Жаккетта.
– Писать, – пояснил Абдулла. – Мо – чить – ся. А потом топишь крокодила в этот мочу, что он написал. Кладешь крокодила в сосуд из красный меди, закапываешь на дне колодца и ждешь, пока народившийся месяц станет полный. Потом наливаешь три части кунжутного масла на одну часть фиалкового масла. И варишь. Потом добавляешь смолу, деготь, жир от рыбы. Потом ты заставляешь верблюда много писать. И варишь крокодила с приправами в моче верблюда. Не яд – чистый смерть!
– Да тут сам уписаешься, пока всех этих тварей писать заставишь! – возмутилась сложностью рецепта Жаккетта. – А крокодил еще покусает, чего доброго!
– Вот почему яд делает мастер. И яд дорого стоит! – засмеялся Абдулла. – Будем питать надежду, что денег у врага не так много. Я вижу, лепешки уже готовы. Мужчины идут кушать. Давай молоко!
Жаккетта отдала ему молоко, а сама осталась девушкой при козе. Женщины ведь едят во вторую очередь…
И где же сейчас бедолага Масрур, который пичкал ее сладостями с утра до ночи?! Эх, какая райская, все-таки, была жизнь! Золотая!
* * *
После ядовитых атак противник некоторое время людей шейха не тревожил. Не то деньги на яд кончились, не крокодил писать не хотел.
Пользуясь затишьем, Жанна решила поучаствовать в хозяйственной деятельности и поруководить стиркой своего платья.
Жаккетта безропотно договорилась с Абдуллой о том, что его невольница даст госпоже на время одежду, и что можно брать воду из колодца.
Жанна с видом глубокого отвращения облачилась в штаны и рубаху. И поняла, насколько приятнее в здешнем климате такая одежда.
Сохраняя выражение страдания от необходимости носить одежды дикарей, она принялась прикидывать, как бы остаться в ней подольше и не отдавать обратно, когда золотистое платье высохнет.
