Что можно вынести для понимания действительных характеров Ёсицунэ и его старшего брата из этой смеси фактов, полу-фактов и легенд? Из того, что известно о действительных обстоятельствах событий, кажется достаточно ясным, что падение Ёсицунэ было обусловлено определенными трагическими особенностями его собственного характера, которые не только сделали неизбежным столкновение с Ёритомо, но и определяли непременность его поражения при любом раскладе. Со времени, когда этот необузданный ребенок жил в горах Курама, он, казалось, превращается в резкого, порывистого, идущего напролом молодого человека, не особо почитавшего установленный порядок и авторитеты. Описания динамической части его жизни, до того, как он впал в элегантную пассивность, о которой рассказывают поздние легенды, дают возможность предположить, что в отношениях со своими сподвижниками-полководцами он мог быть груб, вспыльчив и бестактен. В сражениях он был храбр и находчив, однако настаивал на том, чтобы быть предводителем и делать все по-своему, оставляя другим полководцам мало возможности прославиться. Список военных удач сделал его слишком самоуверенным, он не желал прислушиваться к советам; хотя никогда открыто не ставил под сомнение верховность камакурского правления, он зачастую самолично раздвигал рамки своих полномочий и действовал с той долей независимости, которая не могла не разъярить крайне властного Ёритомо.[225] Если бы он безоговорочно подчинялся приказам, подобно своему довольно тусклому брату Нориёри, он бы никогда не стал героем, но без сомнений наслаждался бы гораздо более долгой и удачливой жизнью. Однако он явил собой типичный пример старой японской поговорки об опасностях индивидуализма: «Торчащий гвоздь ударяют по шляпке».
У Ёсицунэ был мягкий, отзывчивый характер, что по преданиям объясняет его популярность у дам и придворных в столице, а также среди священнослужителей в горных храмах. Лишенный в детстве направляющей родительской руки и любви, он очевидно надеялся на тесные отношения со старшим братом; однако в конце концов эти надежды рассыпались в прах и ему пришлось обращаться за помощью к старому предводителю клана Фудзивара-Хидэхира, смерть которого послужила последним ударом. Любящий, верящий, наивный и чистый Ёсицунэ по природе своей был лишен возможности трезвого расчета и планирования действий, которые необходим для мирских успехов; он не шел ни в какое сравнение с такими мастерами манипуляций, как Юкииэ, бывший император, Кадзивара и (прежде всего) повелитель Камакура. Непрактичность и политическая невинность Ёсицунэ являлись опасными слабостям, приведшими его к падению; однако, с японской точки зрения, они стоят в ряду его самых лучших черт, являясь естественными спутниками искренности (макото), определяющей настоящего героя.
Говоря о престиже его имени, пронесенном через века, следует заметить, что исторические свершения Ёсицунэ весьма скромны. Действительно, решительность и быстрота его военных маневров весьма ускорили поражение Тайра, однако к 1184 году баланс сил в стране был таков, что окончательная победа Минамото была неизбежна даже и без вклада, сделанного Ёсицунэ. Весьма забавно, что свою основную историческую роль герой сыграл в укреплении гегемонии Ёритомо. Прежде всего, он совместно с другими родственниками из Минамото провел военную кампанию против своего беспокойного кузена Ёсинака, а затем — против Тайра.[226] Это позволило самому Ёритомо спокойно оставаться в Камакура и объединять под своим контролем восточную часть страны.
После того, как Тайра были разбиты, в Ёсицунэ и его воинских талантах перестали нуждаться, однако он вновь стал важной фигурой в роли беглеца и официального врага двора. Великая охота за человеком дала Ёритомо идеальный предлог расширить свой контроль на большие территории Японии за пределами восточных провинций, выставив Ёсицунэ в качестве опасного бунтовщика, схватить которого необходимо ради установления порядка в стране. Повелитель Камакура принудил двор согласиться на общегосударственное обложение налогом в форме рисовых поборов, с помощью которого, якобы, оплачивалась эта кампания. Он также ввел систему назначений полицейских и управляющих из рода Минамото, которые теперь представляли Камакура в различных районах и наблюдали за большими поместными землями, производившими основное богатство страны. Эти меры отмечают действительное начало феодализации; в японской истории они гораздо более значимы, нежели охота за обреченным беглецом-одиночкой.
Долгие поиски своего брата также позволили Ёритомо узнать своих настоящих друзей при дворе, в храмах и прочих местах. Члены аристократии, поддерживавшие Ёсицунэ, были смещены со своих постов, а иногда и судимы; императорское правительство в столице было реорганизовано по принципам, удобным для Камакура. Все это явилось частью того, что сам Ёритомо насколько напыщенно именовал «началом страны» (тэнка-но сосо) иными словами, — новый порядок в Японии. Последняя служба, которую сослужил ему герой, заключалась в том, что он нашел пристанище у северных Фудзивара, дав тем самым Ёритомо необходимый предлог уничтожить своего последнего потенциального оппонента и включить огромные территории Осю в свои наделы.[227]
Уже во время своего проживания в столице, Ёсицунэ стал жертвой политической интриги отошедшего от дел императора, постаравшегося использовать его в своей игре против Ёритомо. Теперь очевидно, что старший брат использовал его на каждом этапе своей жизни для достижения своих целей, и наконец уничтожил. Но опять-таки, именно эта невинность и жертвенность не только не принижает светлый образ Ёсицунэ, но еще и добавляет ему героической остроты.
В противоположность своему несчастному брату, основный вкладом которого было предоставление себя для использования другими, Ёритомо заявил о себе, как об одном из истинно творческих лидеров в японской истории, который свел воедино новые системы администрации, законопорядка и дисциплины, во многом превосходившие те, что сохранялись до этого на протяжении долгих веков. Хотя старое гражданское правительство в Киото, основываясь на престиже императорской фамилии, в теории продолжало осуществлять высшую власть в стране, центр Минамото в Камакура, основанный Ёритомо в самом начале как исключительно военная ставка, стал вторым центром в стране, из которого и проистекала вся реальная власть. С самого начала своего выступления против Тайра в 1180 году Ёритомо сконцентрировался на администрировании и политике, направляя все движения из отдаленной восточной базы и ни разу не предводительствуя армией. Наконец в 1192 году, когда его правление консолидировалось, а сам он стал непререкаемым политическим хозяином страны, он взял себе титул «Сёгун» — Верховный Командующий. В придворной иерархии это был сравнительно низкий ранг, но он подразумевал контроль над архиважным воинским классом. И хотя реальное военное правление недолго оставалось у наследников Ёритомо в его семье, правление сёгуната, которое он создал в конце XII века, в той или иной форме просуществовало почти семьсот лет.[228]
Хотя Ёритомо признается историками, как один из наиболее замечательных исторических деятелей Японии, его роль в легенде (и в многочисленных пьесах и других литературных произведениях, основанных на ней) играет почти абсолютный злодей; здесь он представлен в качестве «удачно оставшегося в живых», махинации которого привели к падению достойного всяческой жалости и любви героя. В то время, как галантный Ёсицунэ и небольшая группа его последователей занимают центр сцены, повелитель Камакура «реет» на задворках — бессердечный, хладнокровный человек, живущий ненавистью к своим врагам и жаждой личной власти. После поражения Тайра он, как сообщают, приказал, чтобы маленьких детей из вражеского клана утопили, или закопали живьем, а старших зарезали или задушили. Нам сообщают, что даже самые суровые из его восточных предводителей колебались — выполнять ли эти ужасные приказания, однако у них не было другого выхода. Затем, по легенде, жестокий, завистливый характер Ёритомо заставил его обратиться против популярного молодого героя Ёсицунэ и преследовать его до самой смерти. На самом деле повелитель Камакура имел вполне объяснимые причины не любить своего непокорного брата, видя в нем постоянный источник разобщенности и смуты в стране; однако, по легендарной версии, его вдохновляла исключительно зависть и мстительность.
С другой стороны, Ёсицунэ прочно живет в воображении людей как идеальный японский герой, жизнь и личность которого, — особенно в том виде, как она изложена в легенде, — воплощает в себе практически все черты, которые находят отклик в национальных чувствах. В сражении он был сообразителен и бесстрашен, в частной жизни — порывист, доверчив и искренен. Но прежде всего его любят за несчастливость судьбы и за поражение. Своеобразно японский тип пафоса отмечен в его жизни, начиная с ранней молодости, когда он бродил в одиночестве по улицам, наигрывая на своей меланхолической флейте,[229] и до последних лет, когда за ним уже охотились, в то время, как он был невинной жертвой человека более властного, более реалистичного и более хитрого, нежели он сам; когда его покинули все, за исключением горстки последователей, поставленных вне закона, и, наконец, когда его предали и принудили убить себя в раннем возрасте. Яркий успех Ёсицунэ в его боевые годы был предварительным условием его величия, поскольку он сделал последующее падение более впечатляющим и контрастным. В качестве квинтэссенции японского героя, ему удалось сохранить свой престиж на протяжении веков именно по причине своего трагического падения, что закрепило его имя в качестве символа эмоционального сочувствия побежденному.
