Да будут глаза Твои открыты на молитву раба Твоего и на молитву народа Твоего Израиля, чтобы слышать их всегда, когда они будут призывать Тебя, ибо Ты отделил их себе в удел из всех народов земли, как Ты сказал через Моисея, раба Твоего, когда вывел отцов наших из Египта, Владыка Господи![15]
Соломон оттер со лба градом льющийся пот, судорожно вздохнул, приходя в себя от глубокого нервного напряжения, посмотрел на коленопреклоненное людское море и, раскинув над ними руки, уже более спокойным голосом громко произнес:
— Благословен Господь, Который дал покой народу своему Израилю, как говорил! Не осталось неисполненным ни одно слово из всех благих Его, которые Он произнес через раба Своего Моисея. Да будет с нами Господь Бог наш, как был Он с отцами нашими, да не оставит нас, да не покинет нас, наклоняя к Себе сердце наше, чтобы мы ходили по всем путям Его и соблюдали заповеди Его и уставы Его, и законы Его, которые Он заповедал отцам нашим; и да будут эти слова, которыми я молился перед Господом, близки Господу Богу нашему день и ночь, чтобы Он делал, что потребно для раба Своего и что потребно для народа своего Израиля изо дня в день, чтобы все народы познали, что Господь есть Бог, и что нет, кроме Его; да будет сердце ваше вполне предано Господу Богу нашему, чтобы ходить по уставам Его и соблюдать заповеди Его, как ныне.
Отныне и на веки вечные все пути твои, народ Израилев, будут вести к этому Храму. Все дороги ведут к Храму…
Несколько часов длилась молитва царя и благословение его, и весь народ слушал молча, затаив дыхание. И не было речи ни до того, ни после во все времена более страстной и праведной, чем речь Соломона у ступеней Храма. И все это время облако, спустившееся с неба, стояло у ног царя, словно парил он в небе Господа Бога Израиля!
Богу нашему день и ночь, чтобы Он делал, что потребно для раба Своего и что потребно для народа своего Израиля изо дня в день, чтобы все народы познали, что Господь есть Бог, и что нет, кроме Его; да будет сердце ваше вполне предано Господу Богу нашему, чтобы ходить по уставам Его и соблюдать заповеди Его, как ныне[16].
Отныне и на веки вечные все пути твои, народ Израилев, будут вести к этому Храму. Все дороги ведут к Храму…
Несколько часов длилась молитва царя и благословение его, и весь народ слушал молча, затаив дыхание. И не было речи ни до того, ни после во все времена более страстной и праведной, чем речь Соломона у ступеней Храма. И все это время облако, спустившееся с неба, стояло у ног царя, словно парил он в небе Господа Бога Израиля!
На все это я обратил сердце мое для исследования, что праведные и мудрые и деяния их — в руке Божьей, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что перед ним. Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы. Это-то и худо, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие сердце их, в: жизни их; а после того они отходят к умершим. Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезни, и нет им более части вовеки ни в чем, что делается под солнцем. Итак, иди, ешь с весельем хлеб твои, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим. Да будут во всякое время одежды твои светлы, и да не оскудеет елей на голове твоей.
Наслаждайся жизнью с женой, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, и которую дал тебе Бог под солнцем на все суетные дни твои; потому что это доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими трудишься ты под солнцем. Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости.
Экклезиаст. Гл. 9
— Проходи, проходи, не стесняйся! — Соломон поспешил навстречу Иеровоаму, нерешительно остановившемуся в дверях. — Что-то не замечал я в тебе робости, когда строили мы Храм Господу. Неужели испугали тебя советники мои? — добродушно улыбался царь, увлекая Иеровоама вглубь зала.
— Нет робости во мне, — покраснел Иеровоам. — Когда строили Храм, все понятно было. А сейчас я не знаю, зачем пригласил ты меня в общество столь уважаемых людей, какая роль отведена мне великим царем?
— Роль какая? — хмыкнул Соломон. — Ну, не думал я пока об этом. Но если для тебя гак важно, как насчет роли друга царя? Или это слишком мало для тебя?
Иеровоам низко поклонился Соломону.
— Это очень почетно для меня и пока совсем непонятно. Но великому царю виднее, как использовать слуг своих.
— Хорошо, хорошо, — махнул рукой Соломон и, обращаясь ко всем присутствующим, произнес:
— Праздники по случаю освящения Храма, слава Богу, закончились, но жизнь продолжается. И мне непонятно, почему людей начали отпускать по домам. Кто это распорядился? — царь строго посмотрел на Ахисара.
— Разве мог я это сделать? Даже если бы хотел — не смог бы. Всеми рабочими на строительстве командовали Хирам и Иеровоам… друг царя… — с едва уловимыми нотками ехидства в голосе произнес Ахисар.
— И как это понимать? — Соломон удивленно посмотрел на Иеровоама. — Тебя кто-то надоумил так поступить?
— Никто, великий царь. Семь лет строили они Храм, не жалея ни сил, ни жизни своей. Устали люди, да и строительство закончено, и обещал я им…
— А я не устал? Почему ты мне не обещал отдых?
— Царь сам волен решать, когда работать ему, а когда отдыхать… — низко опустив голову, тихо произнес Иеровоам.
— Нет, не волен царь сам решать! — оборвал его Соломон. — Царь, если он царь, еще больший заложник обстоятельств, чем самый простой крестьянин в его стране. Разве можем мы удовлетвориться только тем, что построили Храм? А Дом Правосудия, а царский дом, наконец? С постройкой Храма изменилась страна, да и сами мы уже прежними не будем никогда. Теперь все, что строиться будет в Израиле, должно соответствовать величию Храма, не оскорблять его своей убогостью и нищенством! Так вот, ни один человек не покинет Иерусалим без моего согласия на то! — нахмурился Соломон. — Ни один! Отпусти их сейчас по домам, никакая сила потом не соберет. Но это касается только наших людей. Наемных работников из Финикии мы задерживать не будем — они слишком дорого нам обходятся… И то не всех отпустим.
— Ты, как всегда, прав, великий царь, и прозорливость твоя не перестает нас удивлять, — осторожно начал Адонирам. — Но праздники закончились, и в народе поднимается волна недовольства. Слишком обременительны для них налоги. Пока Храм строился, народ терпел, но сейчас… Боюсь, начнутся волнения…
Соломон отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Сколько сижу я на престоле Давидовом, столько слышу от вас о недовольстве народа и о волнениях. А когда народ наш был доволен? Разве всегда принимал народ все, что делали Саул или Давид? А может быть, все вы думаете, что я хочу построить Дом Правосудия для себя или жен своих? Да и новый дворец царя нужен не Соломону — можете поверить, мне и в доме Давида достаточно хорошо. Разве вы не видели, сколько гостей из других стран приехало на праздники по случаю освящения Храма? Да поймите же, наконец, что наш великолепный Храм теперь обязывает к тому, что и другие сооружения должны ему соответствовать, иначе их убожество еще больше будет бросаться в глаза. Армия не станет сильнее оттого, что у нее будет только одна колесница, пусть и сделанная из чистого золота. Гораздо лучше тысяча — пусть менее дорогих, но добротных и надежных. Царский дворец — это не только жилище царя, но и дом, где он достойно сможет принимать иностранных послов, дом, который видом своим и убранством своим свидетельствовать будет о богатстве царя, а значит, и страны его… Ты, Иеровоам, не искушен еще в политике, поэтому и принял поспешное и неправильное решение. Но учиться на ошибках своих — роскошь непозволительная. Поэтому впредь ты должен запомнить главное — все решения здесь принимаю только я, хотя уши мои всегда открыты для совета разумного. Ты очень хорошо проявил себя при строительстве Храма, но опыта пока нет и быть не может. Придет время — назначу тебя начальником над нашими северными областями. Раз у тебя так остро развито чувство справедливости, попробуешь, каково оно — сочетать любовь к народу с необходимостью этот народ держать в узде. А пока смотри, слушай и запоминай…
— Я полагаю, что уважаемый Иеровоам отчасти прав, — Хирам выступил вперед и низко поклонился царю. — Нам не нужно для строительства дворца и Дома Правосудия такого количества людей. Если великий царь позволит, я завтра доложу об этом подробно. Но уже сейчас могу с уверенностью сказать, что достаточно будет оставить около двух третей работников. Тем более, что и камня, и леса ливанского осталось достаточно много.
