— Совестью! — Он ударил кулаком по столу. — Как насчет совести Энрике, а? Как насчет того вранья, что он говорил, лживых заявлений, что он провозглашал? Он забрал тебя у матери, чтобы запереть во дворце, объявил наследницей бастарда и, возможно, отравил твоего брата. Хочешь, чтобы его шлюха-королева украла у тебя то, что принадлежит тебе по праву?
Я взглянула на его сжатый кулак, на мгновение вспомнила бросающую в дрожь сцену из детства — человека за троном моего отца, который протягивает руку, касаясь его плеча… А потом вспомнила самого Каррильо, чья рука лежала на плече Альфонсо, когда вокруг нас рушился мир, уводя брата от меня к мятежу, восстанию, гражданской войне и хаосу.
К смерти.
Мне не хотелось разделить судьбу отца или братьев, превратиться в марионеточного правителя, в добычу таящихся за спиной теней. Но именно таковой могла стать моя судьба, если я тщательно не выберу путь, которым буду следовать начиная с сегодняшнего дня. Каждый мой шаг мог привести к славе или трагедии; любой мой выбор имел свои последствия. Судьба моя находилась в моих собственных руках.
— Вы забыли, с кем разговариваете, — наконец сказала я. — Теперь я наследница Кастилии и вполне могу принимать решения самостоятельно.
Я уже направилась к двери, когда услышала, как он проговорил сквозь зубы:
— Если ты откажешься поддержать нашу цель, на какую защиту с моей стороны сможешь рассчитывать? Будь ты наследницей или нет, за тобой все равно придут, заставят выйти замуж за португальского принца и отправят в изгнание до конца жизни. Ты никогда не будешь здесь править, ибо за тебя уже все решили.
Помедлив, я снова повернулась к нему:
— Если хотите меня защитить — заключите договор с Энрике, гарантирующий мои права. Я хочу подписать его лично, так что никто не сможет обвинить меня в предательстве. Вы можете также помочь мне обзавестись собственным домом, отдельно от дворца. Я не желаю там жить.
Судя по его хмурому взгляду, он не ожидал, что сегодня кто-то станет им командовать.
— Что-нибудь еще?
Я помолчала, мысленно слыша голос Фернандо — столь отчетливо, будто он стоял рядом со мной.
«Будьте смелой, Изабелла».
— Да. — Я взглянула в глаза архиепископу. — Вы сказали — меня заставят выйти замуж против моей воли. А если я поставлю в договоре с Энрике условие, что любой мой предполагаемый брак должен быть одобрен как мной лично, так и кортесами?
— Одобрен? — усмехнулся он. — Никто еще никогда не слышал, чтобы принцесса решала, за кого ей выйти замуж. Королевские союзы основываются на политической необходимости, а не на личном желании.
— Не смею спорить, — ответила я.
Меня удивило, сколь спокойно звучал мой голос, несмотря на отчаянно колотящееся в груди сердце. Впервые я произнесла вслух то, что до сих пор было лишь тайной возможностью.
— Естественно, политическая необходимость стоит для меня на первом месте. И потому — кто мог бы стать лучшим моим супругом, нежели принц Арагонский?
Глаза Каррильо расширились.
— Он просто идеален, — добавила я. — Мы почти одного возраста, и в наших жилах течет общая кровь. Он такой же испанец, а не иностранец, желающий присоединить Кастилию к своему королевству. Он уже воин, возглавил войска в защиту своей страны; он может защитить меня, так же как и я его. Если Кастилия и Арагон объединятся, Франция дважды подумает, прежде чем напасть, и у меня будет командующий для моих войск, когда возникнет такая необходимость. Возможно, мне не позволят носить доспехи или отправиться на поле битвы, но я хочу, чтобы ко мне относились с должным уважением. И он наверняка достоин того, чтобы…
— Никогда, — прервал меня Каррильо. — Еще ни один арагонец не считался достойным в Кастилии — по крайней мере, того положения, на которое ты хочешь его возвести.
Улыбка исчезла с моего лица.
— Я считаю его достойным. Этого достаточно. Или вы думаете так же, как и остальные?
Каррильо погрузился в молчание:
— Даже если бы я так думал, — наконец сказал он, и мне показалось, что я заметила на его губах язвительную улыбку, — какая, по сути, разница? Похоже, ты уже все сама решила.
Он поднял руку, не давая мне возразить.
— Собственно, я не имею ничего против. Это прекрасный выбор. Все знают, что король Хуан хотел подобного союза много лет, и Кастилия только приобретет, если сам принц считает так же…
— Он так считает, — сказала я. — Я знаю.
— Тогда к чему откладывать? — тихо сказал Каррильо, наклонив голову. — Мы добавим к договору условие, которое ты предлагаешь, и отправим королю Хуану личное письмо. Пусть все идет так, как предначертано судьбой.
Он поклонился, и я едва подавила готовый вырваться смех. Я с трудом могла поверить, что отдала сейчас свой первый приказ в роли будущей королевы Кастилии.
Никто не знал, кто и зачем воздвиг четырех каменных быков Гисандо — равнодушные ко всему доисторические создания языческой эпохи, немые символы тех времен, когда Кастилия была раздробленной и безбожной страной.
Тем не менее мне они казались идеальными свидетелями моего первого политического триумфа, если можно было его таковым назвать. Быки стояли в нескольких милях от Авилы в продуваемой всеми ветрами долине, где невозможно было тайно укрыться. Именно здесь благоухающим сентябрьским утром, всего два месяца спустя после смерти брата, я встретилась с Энрике, чтобы скрепить печатью наше новое соглашение.
Я ехала верхом навстречу королю, чувствуя, как скапливается пот под моим изысканным платьем, украшенным сотнями драгоценностей — на них настояла Беатрис. Она вернулась ко мне вместе с горничной Инес де ла Торре, которая отказалась работать под началом Менсии и упросила меня взять ее на службу. Я не видела никаких причин ей отказывать: Инес никогда меня не предавала, а я нуждалась еще в одной паре умелых рук. Как со свойственной ей откровенностью заявила Беатрис, больше никто из женщин не вызвался мне служить, пока мое будущее оставалось столь неопределенным. Более того, нам требовалось искусство Инес-швеи. Мои платья стали слишком тесными из-за обильных монастырских ужинов и долгого стояния на коленях, и мне был необходим достойный наряд для встречи с Энрике. Вместе с Инес Беатрис распустила швы на моем красном бархатном платье с серебряной филигранью, добавила к нему несколько вставок из вышитого шелка и новые зеленые атласные рукава, расшитые жемчугом. Поверх него я надела короткий плащ на горностаевом меху — несомненный знак королевской власти. Волосы я оставила свободными под украшенной драгоценностями шляпкой; даже упряжь моего Канелы была позолочена, а кожаную уздечку украшали мои инициалы.
Все это — лишь показательное выступление, ибо на самом деле я едва могла позволить себе обычную одежду после оплаты похорон Альфонсо и регулярных сумм, шедших на содержание матери. Но все говорили, что я обязана выглядеть роскошно. Договор, которого добился от Энрике Каррильо, должен был, как утверждалось, впоследствии обеспечить мне приличный доход.
Но все же, когда я высмотрела среди королевской свиты Энрике в простом черном мундире, моя бравада показалась мне совершенно нелепой. Он постарел; в уголках глаз пролегли глубокие морщины, словно брат слишком много щурился на солнце, а в неухоженной бороде виднелись белые пряди. Но тем не менее он сидел верхом на великолепном белом жеребце — единственной его уступке роскоши — и смотрел на меня без каких-либо признаков трепета или страха.
Я приказала Каррильо остановиться.
— Идите и приветствуйте его. Я последую за вами вместе со своей прислугой.
— Нет, — прошипел архиепископ. — Пусть приветствует тебя первым.
Я сердито посмотрела на него, устав от постоянных напоминаний, что мы должны вести себя так, будто превосходство на нашей стороне. Конюх помог мне спешиться, и я направилась по каменистой равнине туда, где ждал Энрике, стараясь не смотреть на стоявших рядом с ним Вильену и других грандов, ибо не ожидала от них ничего, кроме презрительных взглядов. Времена, когда Кастилией в последний раз правила королева, минули двести с лишним лет назад, к тому же и ей пришлось нелегко.
К моему облегчению, Энрике двинулся мне навстречу.
— Hermana, — пробормотал он. Наклонился и поцеловал меня в щеку; от него пахло конской шерстью, потом и немытым телом.
— Я глубоко огорчен смертью Альфонсо, — сказал он, — но крайне рад снова тебя видеть.
Похоже, Энрике заучил свою речь заранее. Как можно вежливее я отстранилась, настороженно улыбнулась в ответ. Теперь, когда мы снова были вместе, на меня нахлынули воспоминания обо всем, что произошло между нами, а следом — разъедающие душу сомнения. Как я могла доверять этому странному, податливому королю, который слишком многое пустил под откос в собственном государстве, поведя войско против брата, чтобы защитить ребенка, который, как он теперь всех уверял, был не его?
