Старика десятскаго изъ стрѣлецкаго войска сразило то, что случилось нѣсколько лѣтъ тому назадъ на Москвѣ, а теперь готовилось и въ Астрахани — уничтоженіе стрѣлецкаго войска. Сбрить бороду, надѣть нѣмецкій кафтанъ и изъ стрѣльца сдѣлаться какимъ-то огороднымъ чучелой, какимъ-то «ундеромъ», какъ сказывали, Быковъ не могъ. Оставаться хладнокровнымъ зрителемъ и смириться старикъ тоже не могъ.
И вотъ эти трудныя времена, эти мудреные порядки привели старика-стрѣльца въ домъ Носова и заставили бесѣдовать съ разнымъ народомъ, въ числѣ которыхъ былъ и пьяница-буянъ Лучка, и подозрительный посадскій Колосъ, и другіе, на которыхъ стрѣлецъ давно привыкъ коситься.
Единственное, на что стрѣлецъ еще не рѣшался, это говорить при всѣхъ. Съ Носовымъ онъ бытъ откровененъ, и рѣчь его была дѣйствительно крѣпка, удивляла и восхищала Носова. Такой человѣкъ какъ стрѣлецъ Быковъ, въ случаѣ какого-нибудь народнаго дѣйства, былъ бы дорогимъ человѣкомъ, былъ бы правою рукой того, кто все дѣло поведетъ. Даже болѣе. Пожалуй, этотъ стрѣлецъ станетъ коноводомъ всего и самъ заведетъ себѣ другихъ въ качествѣ правыхъ рукъ. Носовъ видѣлъ уже въ стрѣльцѣ соперника.
Поздно вечеромъ, когда всѣ разошлись, Носовъ задержалъ только двухъ молодцовъ-пріятелей и своего друга посадскаго, сказавъ кратко:
— Обождите вы и ты тоже, Колосъ. Надо намъ перетолковать промежъ себя. А ты, Костинъ, сходи-ка внизъ да приведи сюда моего гостя, что сидитъ въ подвалѣ. Знаешь, въ томъ самомъ, гдѣ когда-то вы трое, бѣжавъ изъ ямы, укрылись.
— А коли увидятъ его въ окошко? — произнесъ разстрига.
— Кто увидитъ?
— Ну, хоть кто изъ кремлевскихъ. Рыло-то Шелудяка всякая собака въ городѣ знаетъ.
— Небось, теперь уже спятъ всѣ. Да мы отъ окошка-то подалѣ сядемъ. — отозвался Носовъ.
Разстрига ушелъ за разбойникомъ.
Колосъ, смущенный этимъ обывателемъ въ домѣ друга, обратился къ Носову съ вопросомъ:
— На кой прахъ душегуба у себя держать? Да и потомъ чудно. Я еще вчера слышалъ, что онъ опять въ Красноярскѣ проявился и лихо грабитъ на дорогахъ. Вотъ какъ врутъ. Тамъ на его голову всѣхъ убитыхъ валятъ, а онъ тутъ въ подвалѣ у тебя сидитъ.
И Колосъ разсмѣялся.
Между тѣмъ Барчуковъ и Партановъ, узнавъ, что Шелудякъ находился въ домѣ Гроха, невольно переглянулись и невольно усмѣхнулись. Обоимъ показалось смѣшнымъ, что условіе, на которомъ ихъ воевода выпустилъ изъ ямы, можно было теперь исполнить. Можно было созвать тотчасъ народъ, связать душегуба и свести въ воеводское правленіе. И Богъ знаетъ, сдѣлали ли бы они это, или нѣтъ, нѣсколько дней тому назадъ. Быть можетъ, при новой угрозѣ воеводы, ради собственной свободы, они бы и рѣшились схватить и передать въ руки правосудія свирѣпаго человѣкоубійцу, но теперь времена уже были другія. Теперь этотъ разбойникъ, вызванный Грохомъ въ городъ ради нужды въ немъ, былъ въ полной безопасности. Да и сами молодцы не боялись воеводы и ямы по той причинѣ, что въ городѣ чѣмъ-то пахнуло. А случись это нѣчто, то въ ямѣ подъ судной избой никого не останется. Всѣхъ выпуститъ народъ, и ничего не подѣлаютъ тогда Тимоѳей Ивановичъ или его поддьякъ.
Поглядѣвши другъ другу въ глаза довольно пристально и долго, Партановъ и Барчуковъ начали хохотать. Они будто перемолвились, потому что каждый зналъ, что другой думаетъ.
— Чего вы? — обратился къ нимъ удивленный Носовъ.
Молодцы откровенно признались, что заставило ихъ разсмѣяться.
— Ну, — покачалъ головой Носовъ;- не говорите, братцы. Взять, связать и вести къ воеводѣ Шелудяка дѣло не такое легкое, какъ думаете. Хоть кликните вотъ всю улицу. Врядъ что можно подѣлать. А если бы и свели вы его въ концѣ концовъ къ Тимоѳею Ивановичу, то здѣсь у меня въ дому кровь человѣческая рѣкой бы полилась по всей лѣстницѣ на крыльцо и на улицу. Покойниковъ десятка съ два, три оказалось бы во всѣхъ горницахъ. Да, вы, братцы, не знаете, что такое Шелудякъ. Я иной разъ думаю да соображаю: чѣмъ же онъ на томъ свѣтѣ будетъ? Чѣмъ онъ будетъ послѣ суда Божьяго праведнаго и отвѣта на этомъ судѣ? Чѣмъ онъ станетъ? Коли пойдетъ его душа въ адъ, а это вѣрно, то вѣдь, право, грѣшить не хочу, а правду сказываю, — Носовъ усмѣхнулся:- вѣдь отъ него и чертямъ въ аду тошно будетъ. Онъ какъ придетъ, то, прости Господи, самого сатану попробуетъ ухлопать.
Въ горницу вслѣдъ за маленькимъ Костинымъ вошелъ, какъ-то странно передвигая громадными ногами, почтя на ципочкахъ, покачиваясь неуклюже, какъ медвѣдь, громадный красноярскій душегубъ. Узнавъ тотчасъ своихъ товарищей по бѣгству изъ ямы, Барчукова и Партанова, Шелудякъ только чуть-чуть бровями повелъ.
— Что тебѣ? — проговорилъ онъ, останавливаясь на порогѣ и обращаясь къ хозяину.
— Иди, небось, — отозвался Носовъ.
— Иди? — вопросительно повторилъ разбойникъ. — я пойду, только чуръ. Диковинно мнѣ немножко. Статься не можетъ, чтобы ты, Грохъ, въ котораго я вѣрю пуще, чѣмъ въ Господа Бога, чтобы ты, честной человѣкъ, крѣпкій человѣкъ въ своемъ словѣ, да чтобы могъ ты вдругъ меня… Пустое, и вѣрить не хочу. Но, все же таки, скажу напередъ: я не одинъ, а съ пріятелемъ…
Шелудякъ полѣзъ за пазуху и вытащилъ огромный ножъ, но не простой, а, очевидно, такой, который смастерилъ изъ осколка турецкаго ятагана.
— Что ты, Христосъ съ тобой! — проговорилъ Носовъ, удивляясь. Шелудякъ оттопырилъ руку съ ножомъ и произнесъ:
— Ты меня, Грохъ, знаешь. А вотъ этотъ благопріятель не токмо людей, не токмо дерево, а желѣзо насквозь беретъ. Ну, и даромъ я себя, вѣстимо, не дамъ.
— Да что ты шалый, право шалый. Али очумѣлъ? Чего ты ножемъ-то тычешь, кого пугаешь? И что у тебя въ головѣ-то застряло? Спрячь ножшце, да отойди, а то и впрямь кто изъ прохожихъ въ окошко рожу твою признаетъ, да и ножище-то увидитъ. Спрячь, говорю.
— Спрятать можно, пазуха недалеко, — однозвучно произнесъ Шелудякъ.
— Да что съ тобой, объясни прежде, — сказалъ Носовъ. — Позвалъ я тебя на бесѣду, а ты пришелъ и городить началъ. Чортъ тебя знаетъ, что у тебя въ головѣ прыгаетъ!
— А то у меня, Грохъ, прыгаетъ, что вотъ эти два молодца, — онъ указалъ на Лучку и Барчукова, — должны свое житіе моей головой купить. Они гуляютъ и будутъ гулять, коли я сидѣть буду. А не сяду я, то ихъ на мое мѣсто посадятъ. Нешто ты думаешь, что я этого не знаю?
Разумѣется, Носовъ и оба молодца стали клясться и божиться разбойнику, что хотя дѣйствительно имъ приказано поймать и представить его въ воеводское правленіе, но что они и на умѣ не имѣютъ исполнять приказаніе Ржевскаго.
Шелудякъ повѣрилъ и успокоился.
Когда всѣ усѣлись въ углу горницы, Барчуковъ невольно обратился къ разбойнику:
— Кто же тебѣ сказалъ, какъ ты узналъ про воеводово условіе? Вѣдь мы съ Лучкой, почитай, никому этого не сказывали, а ты былъ подъ Красноярскомъ.
— Дурни вы, ей-Богу! — усмѣхнулся Шелудякъ. — Да я тамъ, на большой дорогѣ, больше знаю, чѣмъ самъ вашъ Тимоѳей Ивановичъ у себя въ канцеляріи. Иначе мнѣ и не жить. У меня свои вѣстовщики, которые чуть не каждый день скачутъ ко мнѣ изъ Астрахани и всякій день мнѣ докладываютъ. Это я здѣсь для васъ такимъ мужикомъ, разбойникомъ, острожникомъ, а вѣдь тамъ-то, у себя дома, я почище твоего воеводы. У меня свои поддьяки и дьяки и всякіе прислужники и рабы. Навѣдайся-ка ко мнѣ въ шайку, такъ увидишь, что я тамъ изъ себя изображаю. Что твой ханъ хивинскій или индѣйскій! Не знать намъ эдакаго распоряженія Тимоѳея Ивановича, когда я знаю все, что у него въ бумагахъ прописано къ государю. Что завтра прописано будетъ — и то знаю. Мои сподручники тоже властители. Одно только имъ не поплечу: выпустить меня изъ ямы, если я въ нее попаду. А докладывать мнѣ обо всемъ ихъ должность. Все, что творится въ судной избѣ, въ приказной, въ воеводствѣ, на митрополичьемъ дворѣ, во всѣхъ повытіяхъ Астрахани, все, что сказываетъ и болтаетъ народъ во всѣхъ кабакахъ и на всѣхъ базарахъ, — все это мнѣ вѣдомо лучше, чѣмъ вамъ здѣсь, въ городѣ. А бываетъ, кто изъ богатыхъ людей съ Астрахани въ дорогу собирается и чаетъ меня миновать, то я не токмо знаю время, въ которое онъ выѣдетъ и со сколькими провожатыми ѣдетъ и какъ оруженъ, но знаю даже, сколько рублевъ и алтынъ въ какомъ карманѣ у него зашито. Эхъ, вы, дурни, дурни, одно слово вамъ сказалъ бы я, да только… Ну, васъ!..
Шелудякъ махнулъ рукой въ заключеніе своей длинной исповѣди и отвернулся.
— Слушай, Шелудякъ, — сказалъ Носовъ: — ты на меня во гнѣвѣ, зачѣмъ я тебя изъ-подъ Красноярска вызвалъ… Ну, вотъ тебѣ всѣ они скажутъ, что я не вру. У насъ, въ городѣ, зачинается колебаніе. Стало быть, надо намъ напередъ все передумать… Кому что дѣлать. Колосъ, скажи ему…
Колосъ, оглянувшись на всѣхъ, разсказалъ, что у нихъ съ Грохомъ уже собрана своя команда… И если что приключится, то не надо зѣвать… Пуще всего у нихъ надежда на Шелудяка, что онъ первый шагъ сдѣлаетъ, не жалѣя себя…
