Иван Грозный последовательно претворял в жизнь свои планы. Не забывал он и о делах международных. Весной того же 1565 года завершились переговоры о перемирии со Швецией. Сигизмунд II Август вновь оказался в сложном положении. В случае возобновления боевых действий ему пришлось бы воевать на два фронта.
В начале декабря царь пригласил в Кремль своего старого друга, верного подданного и мудрого советника князя Ургина.
В назначенное время тот вошел в палату, поклонился и сказал:
– Долгих лет тебе, государь.
– И тебе здравствовать, князь. Проходи!
– А я уж и не ждал, что понадоблюсь тебе.
– Дмитрий, ты прекрасно знаешь, что я всегда рад видеть тебя.
– Знаю, государь, да вот только ты все реже бываешь в Кремле.
– Это верно. Дела, князь.
– Да уж, таких перемен Русь действительно еще не видела.
Иван присел в кресло, Ургин, как и всегда, устроился на лавке.
Царь внимательно посмотрел на друга своего нелегкого детства.
– А сам ты, князь, как расцениваешь предпринятые мной меры?
– Что ответить, Иван Васильевич?
– Правду!
– Я никогда не лгал, государь.
– Прости и говори! Не может быть, чтобы у тебя не сложилось собственного мнения насчет всего происходящего.
– Ты прав, сложилось. Но и вопросов разных немало.
– Вот и давай разберемся.
Князь Ургин погладил бороду.
– Скажи, государь, у тебя были веские основания казнить первого воеводу в Казанском походе князя Горбатого-Шуйского, его шурина Петра Ховрина, Горенского-Оболенского, Дмитрия Шевырева?
– Ты забыл князя Лобанова-Ростовского, Дмитрий.
– С ним все ясно, но остальные?
Царь вздохнул.
– А ты, Дмитрий, считаешь, что я вот так просто ради забавы бросил людей на плаху?
– Нет, государь, но казнь может быть и показательным, устрашающим действом. Мол, глядите, люди русские, бояре угнетают вас, а мы их под топор палача. Если другие вельможи не покорятся, с ними будет то же самое.
– Вот ты как!.. И многие мыслят так, как ты?
– За других я не ответчик, да и не общаюсь ни с кем. Но полагаю, что думать так же могут многие.
– Что ж, за содеянное мне пред Господом Богом ответ держать. Но те, кто казнен, заслужили смерть. Скажу больше, не только они. Но ты прав в том, что те негодяи, которые избежали кары за свои подлые делишки, надолго утихнут.
– Особенно ростовские и ярославские князья, которых ты отправил в ссылку?
– Это временная мера. Она действительно устрашающая и предупреждающая. Мне нужна поддержка как боярства, так и простого народа. – Иван Васильевич шагал по палате из угла в угол. – В ином случае все перемены обречены на провал. Даже, казалось бы, самые лучшие, продуманные, очевидные. Если люди не понимают их смысла, крах неизбежен. Я не могу допустить этого.
– Ты говоришь, что ссылка ростовских и ярославских князей – мера временная?
– Да. Верну я их, если не всех, то большинство. Пусть в Казани и Свияжске подумают, поразмыслят, следует ли идти против государя и народа, его поддерживающего. Погляди, как ведут себя некоторые вельможи. Устраивают междоусобицу, чинят раздоры, плетут нити бесконечных заговоров, тем самым разрушая собственное государство. Они служат нашим врагам. Разве я затребовал бы себе особых полномочий, создал бы опричнину, казнил бояр, накладывал бы на них опалу, коли в государстве было бы все спокойно? Всем нам, от царя до нищего, надо вместе укреплять Русь. Бояре же не только противятся, но и открыто предают интересы нашей православной державы. Вот взять, к примеру, тебя. Ты всегда служил родине честно, верно, себя не жалея. Так мне и в голову не придет подвергнуть опале тебя или твой род, потому как ты заслуживаешь только награды. Как и многие другие. Подумай, я ведь мог поступить проще, предоставить новые права средним и низшим слоям населения. Но это привело бы к ослаблению самодержавной власти, чего на Руси в настоящее время допустить никак не возможно. Дело тут не во мне. Ты знаешь, я ради пользы государства готов уйти с трона, но что дальше? Кто возьмет в руки верховную, самодержавную власть? Князь Владимир, который и поныне находится в зависимости то от своей матери, княгини Ефросиньи, ныне монахини, то от ближних бояр, которые спят и видят, как повернуть вспять? А нам, Дмитрий, пятиться нельзя. Надо продвигаться вперед. Многие предали Русь. Яркий пример тому – князь Андрей Курбский. Уж ему, казалось бы, быть в первых рядах наших вельмож, а он что? А с ним и другие. Присяга для них оказалась пустыми словами. Принимая ее, Курбский и подобные ему вельможи уже намеревались бежать в Польшу или Литву, к Сигизмунду, который обещал им рай земной. Вот так, князь Ургин! Для тебя и других верных людей присяга свята, а вот для некоторых собак, другого слова не нахожу, она пустышка или игрушка. Это очень обидно.
Ургин проговорил:
– Понятно, государь, но присяга не нарушит общность правящей знати.
– Ты сам обосновал необходимость предпринятых мер. В данных условиях единственный способ обеспечить себе поддержку заключается в том, чтобы расколоть дворянское сословие. Часть его должна получить особое положение. Опричники, обязанные мне своим возвышением, кровно заинтересованы в сохранении и укреплении самодержавной власти. Решения, принятые мной, оправдывают себя. Указ о создании опричнины привлек на мою сторону много народу, как знатных бояр и дворян, так и простых людей. Я рад всякому человеку, который желает служить своей стране. Раньше как было? Высокие думные и военные чины предоставлялись только знати. Всем остальным путь к возвышению был закрыт. Это несправедливо, так быть не должно. Процветание государства возможно, как я уже сказал, только при общности всех слоев населения, строгом порядке, крепости православной веры, четком, твердом управлении страной. Моя цель – создать такое государство. Я пойду на все, чтобы достичь ее. – Иван Грозный вернулся в кресло.
Князь Ургин пожал плечами.
– Что ответить тебе, государь? Ты мудрый, сильный правитель. Тебе виднее. Я же как был, так и остаюсь на твоей стороне. А со мной и все мои люди. Присягу, данную твоему отцу и тебе, исполню до конца.
– Знаю. Потому и пригласил тебя, чтобы поделиться сокровенными мыслями, объяснить свои действия, послушать советы.
– Ответь, государь, а что за поместье начали воздвигать недалеко от Кремля?
– Опричный двор. Строительство крепостей началось в Александровской слободе и в Вологде. Весной думаю объехать Козельск, Белов, Алексин и другие порубежные места, которым постоянно угрожают крымские набеги. Надо закончить создание всей засеченной черты. Пора завершать строительство крепостей Усвят, Сума, Ситна, Красный и Касьянов на реке Оболе, Сокол и Ула, Копье, Нещерда. Они должны противостоять литовским городам-крепостям и прикрыть Полоцк.
– Значит, ты считаешь вопрос о будущем недавно присоединенных ливонских земель уже решенным?
Царь ответил кратко, категорично:
– Окончательно и бесповоротно.
– Да, государь, размах воистину впечатляет.
Иван поднялся с кресла. Неуемная энергия не давала ему долго сидеть на одном месте.
– Теперь, князь, я хотел бы держать с тобой совет насчет дел нашей православной церкви.
Ургин удивился и спросил:
– В ней что, тоже крамола завелась?
– Я не о том. Думаю, в скором времени встанет вопрос о замещении митрополичьей кафедры. Афанасий тяжело болен, едва способен служить. Замена его неизбежна. Кого ты видишь во главе митрополии?
– У меня одна кандидатура. Тебе, государь, она известна.
– Филипп, мой добрый друг Федор Колычев?
– Да, государь.
– Я тоже о нем думаю. Но, по-моему, здесь я столкнусь с противодействием высшего духовенства. Такой выбор противоречит обычаям.
– Ты, царь, проводящий невиданные ранее перемены, единолично решающий судьбы самых знатных бояр, не сможешь убедить духовенство в правильности возведения игумена Филиппа в сан митрополита?
– Грубым давлением – смогу, но надо ли настраивать против себя высшее духовенство?
Князь Ургин пожал плечами.
– Тогда ищи другого человека.
– Нет, Дмитрий. Мне очень нужен именно Филипп, честный, неподкупный, способный, крепкий в вере, не боящийся говорить правду в лицо. Я знаю, как, не раздражая высшее духовенство, возвести Филиппа на кафедру. Я сделаю так, что собор епископов сам будет настаивать на избрании митрополитом именно его.
Ургин спросил:
– Как же ты намерен это сделать?
Царь впервые за всю затянувшуюся беседу улыбнулся.
– Есть у меня одна мысль.
– Что ж, Бог в помощь тебе, государь!
– Устал поди, князь?
– Нет, с чего? Или считаешь меня уже непригодным для серьезных дел? Дряхлым стариком?
– Не хотел бы я попасть под руку такому дряхлому старику где-нибудь в укромном местечке.
Ургин поднялся.
– Позволь удалиться, государь?
– Ступай, князь. Да хранит тебя Господь!
