Лина ТриЭС - Третья истина

Вера хотела что-то сказать, но наткнувшись взглядом на затылок отвернувшегося от нее Шаховского, вышла. Он тоже не задержался, а, прихватив с собой преисполнившуюся чувством собственной значительности Лулу, отправился вон из дома.

…Беленькая Ромашка шла чуть впереди спесивца Арно. Ежедневные уроки в течение двух недель пошли впрок, Александрин гордо восседала в седле. Собственно, не гордо восседать и не могла, так как при малейшем сгибании спины, слышала сзади напоминающий оклик.

Она слушалась беспрекословно, еще бы! Сегодня Виконт объявил, что раз они отправились с утра, взяли с собой припасы, то можно заехать подальше. Это значит увидеть незнакомые места!

— Привал! — прокричал Виконт и спрыгнул на землю, не подавая ей руки, как сделал бы раньше. — Сегодня ты побила рекорд, так долго была в седле и неплохо держалась. Смотри, Ромашка запылилась. Пойду, помою, а то у нее пропадет аппетит.

Он взял лошадь за поводья и, не оглядываясь, пошел к речке. Возбужденная похвалой своего наставника, Лулу смело подошла к Арно: что, если его тоже повести искупать? Она хорошо держится в седле — вот будет красиво, когда она подъедет к Виконту верхом на Арно! Она уцепилась за высокую холку и попыталась взлететь одним махом, как учил Виконт. Но жеребец всхрапнул, внезапно дернул. Лулу, вскрикнув, отлетела метра на два и упала ничком на гальку. В первую секунду ощутила только испуг. Даже пошевелиться боялась. Наконец, приподнялась на руке и увидела подбегающего Виконта:

— Допрыгалась? Больно? Где? — с тревогой спросил он, опускаясь на корточки.

Лулу уселась и, осмотрев себя, судорожно вздохнула.

— Нет, ничего, — это было неправдой, но она старалась не морщиться и не признавалась, боясь, что он немедленно отвезет ее домой и не будет брать с собой.

— Ничего! А это? — он осторожно разогнул ей ноги. На обоих коленях, чуть ниже плотных штанишек, которыми она в такие жаркие дни успешно заменяла знаменитые коричневые гамаши, были огромные ссадины, содрана была и кожа на руках. — Как ты падала, объясни мне? Забыла, как надо? Потерпи…

Он намочил платок чем-то из маленькой фляги и стер кровь с ее колен и ладоней. На несколько минут боль стала еще нестерпимей, но тут же начала утихать. Взяв другой платок, свой, как всегда, белоснежный, разорвал его и перевязал ссадины. Посмотрел на Лулу, улыбнулся и расправил на повязках бантики.

— Ну, все! Арно, бандит, гуляет, как ни в чем не бывало. А ты молодец, я, признаться, ожидал потока слез.

— Я никогда не плачу! — стиснув зубы, заявила Лулу.

— Рад слышать, но должен тебя предупредить, что если ты хоть раз повторишь свои опыты с Арно, нашим поездкам — конец! А теперь тебе надо посидеть спокойно. Поедим пока.

В пергаментном пакете оказались котлеты с хлебом, ранние огурцы, зеленый лук, грецкие орехи. Лулу чувствуя себя хозяйкой на званом ужине, деловито разложила котлеты по ломтикам хлеба. Стараясь не поглощать еду слишком поспешно, степенно сказала:

— Я люблю с горчицей, Правда, жаль, что ее нет?

— Ничего, и так вкусно. Вообще, я больше люблю сладкое, чем горькое.

Он зажал в кулаке орехи и раздавил один о другой. Лулу, отложив котлету, занялась вытаскиванием ядрышек.

— Скоро ехать! Болит еще? — кивнул он на ее забинтованные колени.

Она замотала головой. Ей и вправду уже почти не было больно.

— Тянет только немного. Это — неважно. Вот в Ростове я видела раненых, они все перевязанные, а некоторых прямо на телегах по городу везли… Кому это нужно, чтобы солдат ранили и убивали? Не простым же людям! — Ей вдруг припомнились разговоры Тани с Катей Кондратюк, к которым она прислушивалась в последние месяцы там, в Ростове.

— Э! Люди во все времена устраивали бойни, придумав приличный повод. Не стоит копаться в причинах, тебе особенно, — он оглянулся, — Арно сегодня окончательно разбезобразничался, теперь его в реку понесло. Стой! — он вскочил и побежал к реке, на ходу приказав: — Александрин, не вздумай вставать!

Он вернулся, слегка запыхавшись, ведя в поводу игриво взбрыкивающего Арно, и разминая что-то в руке.

— Фу, поиграться ему захотелось! — он опустился на траву, вытянув, как всегда, одну ногу. Лулу снова принялась за котлетку. — Зато смотри, какая находка!

Она вытянула шею и увидела у него на раскрытой ладони… кусок земли.

— Ой, что же в этом такого?

— Это всего-навсего глина, но здесь — все. Заказывай!

— А-а-а, чтобы лепить. Вы сами будете? Вылепите меня!

— Тебя. — Виконт критически прищурился на нее. — Можно попробовать, только материала маловато. — Он принялся медленно и сосредоточенно менять форму комочка, поворачивая его в ладонях.

— Расскажи мне пока что-нибудь. Что ты там читала, «Капитана Гранта?»

— А вы это разве не читали? — подозрительно спросила Лулу.

— Ну, читал, забыл, — отмахнулся он.

Лулу принялась рассказывать сначала застенчиво, а потом все больше увлекаясь. Виконт опустил свою работу и смотрел, как она самозабвенно изображала Роберта Гранта.

— Интересно рассказываешь, — проговорил он, когда она остановилась.

— Ох, я уже охрипла, — смущенно засмеялась Лулу и потянулась взглянуть. Интересно, она получилась красивой?

— Держи! — в руках у нее оказалась влажная красноватая фигурка: тоненькая девочка, изогнувшись, приподнялась на коленях, порывисто взмахнула руками, голова запрокинута. Волосы развеваются. Лулу никогда не представляла себя такой изящной и гибкой! Удивительно, лица не видно, но можно поклясться, что вылепленная девочка кричит что-то и, наверное, радостное!

Она посмотрела восхищенно на Виконта, тот тоже слегка откинув голову, рассматривал их вместе: Лулу и свое произведение.

— В глине, на такой крошке, трудно четко передать детали. Так, намек.

— А мне очень нравится. Кажется, сейчас вскочит!

— Ты сама-то не вскакивай, раненая героиня! Значит, нравится? Что ж, приятно!

— Вы мне ее дадите?

— К чему? Потом сделаю потщательнее, обожгу.

— Ну, потом еще, а эту возьму. Пожалуйста! — запросила Лулу. — Ведь хорошо получилось и быстро!

— Дело твое. Только не воображай, будто на скорую руку можно создать нечто путное. Это просто игрушка, баловство.

Лулу кивнула и со всеми предосторожностями, чтобы не смялась, уложила фигурку в карман.

— Пора! — Виконт прикрепил Ромашку к Арно за уздечку. Лулу, кряхтя, поднялась. Виконт, сев на коня, поднял Лулу за талию и осторожно посадил перед собой,

— Что вы наделали?!

— Что такое, задел?

— Все испортилось. — Лулу горестно разглядывала смятую фигурку.

— Ах, это! Ерунда, какая!

Колени противно саднили при движении, кожу тянуло, а неприятность с глиняной поделкой довершила дело — ей захотелось плакать и, чтобы этого не делать, она стала хныкать, привалившись лбом к плечу Виконта:

— Я сама хотела… На Ромашке… Не болит уже ничего… А вы меня не спросили… как кулек какой-то… кровь, ведь, не идет уже… сами подарили и сами испортили…

— Не капризничай, Лулуша, — он забрал в руку ее волосы, слегка покачал ей голову из стороны в сторону и оставил руку на ее голове. Лулу притихла. Постепенно глаза у нее закрылись, и она погрузилась в приятную, несмотря на ссадины, дрему.

— …Ты что, у меня здесь, спишь? Мы приехали.

— Нет, не сплю… — Лулу вздохнула. Так приятно было себя чувствовать слабенькой и оберегаемой, мерно покачиваться в седле… Вот удивительно, как ровно идет у него строптивый Арно!

… —О чем задумались, барышня? Я битый час не могу стоять, дел невпроворот, замоталася! Давайте, где ссадины-то ваши, Пал Андреич пока вас ко мне на руки не сбросил, так вы и не просыпалися…

— Ой, Тонечка, подожди, я сейчас сама приду еще раз! — прихрамывая, она догнала Виконта, который задержался на первом этаже, и обхватила его ладонь двумя руками:

— Я хотела вас попросить!

— Что-то еще?

— Нарисуйте мне Пушкина, Александра Сергеевича!

— Как нарисовать? Портрет?

— Фигурку для игры! Вы сможете… У меня их много!

— Кого? Поэтов? Гениев? Потомков Ганнибала?

— Можно, я покажу вам? Вы все поймете сами… Можно, приду после обеда?

— Ну, заходи. Постучись погромче. И беги переодеваться, Антонина ждет.

…Лулу довольно сильно визжала, когда Тоня промывала ей раны и обрабатывала их:

— Да барышня, да не кричите так, неужто особо больно, и не такие свежие, раны-то, чистенькие…И что вы за девочка, то с братьями дралися, в синяках ходили, теперь вот…

— Тоня, ты приходи ко мне всегда, раньше Веры. Она — противная! — Лулу, как никогда, чувствовала симпатию и привязанность к Антонине.