Черный Вепрь встал при этих словах рядом с каганом и сказал:
— Поляне! Родовичи! Я есть князь ваш… Кто-то из пленников, прервав его речь, бросил:
— Мы тебя не выбирали… Разве было вече наших родов или старейшин? Где же наш воевода Радогаст?
Черный Вепрь вздрогнул и внимательно посмотрел на пленников, желая, видимо, найти смельчака. При этом взгляд его упал на Кия.
— Ты?… Живой? — Не сумел скрыть радости Черный Вепрь. — Значит, ты не признаешь меня за князя? А? Это ты тут разтявкался?
Видя, какой яростью светятся черные глаза княжича, Кий понял, что пощады ему не ждать, а потому решил не скрывать того, что знал. Что будет, то будет! Главное — вывести братоубийцу на чистую воду, чтобы родовичи знали, кого им враги прочат в князья. Поэтому громко сказал:
— За князя никто из нас не может тебя признать, потому что мы же на вече выбирали воеводой Радогаста!
— Радогаст погиб! — воскликнул Черный Вепрь.
— Ты видел?
— Я только что видел его мертвого!
— А как он погиб? Ты знаешь?
— В бою, конечно. Как же иначе?
— Нет, Черный Вепрь, он погиб от руки твоей! Пусть все знают, что ты выстрелил в спину своему брату!
— Это ложь! — воскликнул Черный Вепрь. — Ты наговариваешь на меня, потому что не можешь простить мне того, что я твою девушку взял себе в жены!
— Нет, не ложь! Воевода Радогаст узнал стрелу, которая поразила его! Это была твоя стрела, Вепрь!.. А что ты украл, яко тать, мою жену и где-то здесь спрятал, это правда!
Пленники возмущенно загомонили, зашумели. Раздались возгласы:
— Ублюдок! Злой дух!
— Мы не признаем тебя за князя! — Кровавый оборотень!
— Братоубивец!
— Не годен еси княжить над нами!
Каган Ернак молчал, только переводил взгляд с пленника на пленника. А Черный Вепрь посерел на виду у всех, задергался, словно от падучей. Глаза блеснули неистовым огнем. Десница выхватила меч, а из судорожно раскрытого рта вырвался дикий крик:
— Я убью тебя!
Это произошло так неожиданно и быстро, что никто не успел и глазом моргнуть. Черный Вепрь занес над головой меч, ударил изо всех сил ногами коня — и ринулся вперед с такой яростью, словно хотел одним махом положить всех пленников.
А еще быстрее из уст кагана слетело какое-то слово — и наперерез полянскому княжичу метнулся Крэк, схватил за повод его коня.
— Назад, Черный Вепрь! — прогремел голос кагана. — Ты забыл о присутствии своего владыки!.. А стоит всегда помнить об этом!
Черный Вепрь сразу сник, рука с мечом опустилась. Он действительно в гневе забыл обо всем: и о своем княжеском достоинстве, и о сотнях глаз, которые следили за каждым его словом и жестом, даже о присутствии верховного правителя гуннов.
— Прости меня, дяденька, — прошептал он, кланяясь и уезжая назад. — Не сдержался я из-за того лживого раба! Он заслужил смерти!..
— Бесспорно, он заслужил смерти, — согласился Ернак и, подумав, добавил: — Как и все остальные, кто не хочет признать тебя князем… Но отрубить мечом голову — то слишком легкая смерть для врага!.. Мне кажется, наказать его следует другим способом. Чтобы и сам почувствовал, что умирает, и чтобы другие, невежды, глядя на его мучения и убеждения, стали умнее!
— Как же? — спросил Черный Вепрь, немного приходя в сознание.
— Как? — каган на мгновение задумался, а затем, остановив тяжелый взгляд на Кие, сказал: — Завтра ты будешь сжигать своего умершего отца, князя Божедара… Я позволяю вместе с ним похоронить и его сына Радогаста, погибшего в бою… Вот и принеси этого непокорного пленника богам в жертву! Спали его живьем!
Плечи Черного Вепря разпрямились.
— Спасибо, каган! Я так и сделаю!
— А тех, кто не признает тебя князем, я продам ромеям в рабство!.. Так надо учить непокорных! Огнем и мечом!
Ернак тронул коня, и большая группа гуннских вельмож и воинов, которые сопровождали его, последовали за ним.
* * *
Небо густо затянулось тучами, и на землю упал темный теплый вечер. Ни луны, ни звезд. Только от далеких гуннских очагов доносился красноватый отсвет, и в его лучах все казалось неясным, призрачным — и пленники, и часовые, и деревья, и кусты на опушке.
Кий стоял, опершись на жердь, и всматривался в темноту. Затекли туго скрученные сыромятным ремнем руки. В гуннском стане звучали песнопения и крики победителей. С луга доносилось ржание лошадей. Иногда слышался мучительный стон раненого полянского воина, который, всеми забытый, лежал где-то в поле, и тревожил сердце печальный крик ночной птицы.
Из головы не выходили слова кагана: «Сжечь заживо!» Кий ярко представлял, как это будет. Его свяжут и положат на кучу дров рядом с князем Божедаром и княжичем Радогастом. Потом разведут костер. Огонь будет подбираться медленно, кусать за бока, за ноги, за голову, чтобы затем своим неумолимым оранжевым пламенем обхватить все тело и сожрать до основания. Бр-р-р!..
А Черный Вепрь будет стоять поодаль и злорадствовать над его нечеловеческими муками.
Кию стало грустно. Неужели конец? Неужели оборвется и упадет в неизвестность заря его жизни? И не увидит он больше ни своего отца, ни братьев, ни Цветанки?…
При упоминании Цветанки у него защемило под сердцем. Бедная девушка! Теперь она останется беззащитной одна-одинешенька на всем белом свете! Ибо что может сделать отрок Боривой? Ничего… И будет она прозябать душой у немилого, противного мужа — Черного Вепря, пока боги не смилуются над ней и не заберут к себе.
Кончился долгий летний вечер. Наступила ночь. Стали угасать далекие гуннские очаги. А мысли в голове Кия скачут, как серые волки по полю, и не дают ему покоя, не позволяют сомкнуть глаз.
Завтра его не станет. Душа переселится в зверя или в какое-нибудь дерево в лесу, а тело сгорит — не останется и следа!.. Но племя останется. И пойдет Черный Вепрь вместе с Ернаком подчинять его своей власти. Хлынет с ордой на Поросье, на Росаву, на Роставицу, на Хоробру и Красную, мечом и огнем начнет покорять полянские рода. И никто из родовичей — ни воины, ни старейшины — не ведают страшной силы гуннского клина. А если и знают со старых времен — ну, хотя бы отец, — то сумеет ли противопоставить ему нечто такое, обо что тот клин разбился бы?
Он сам тоже не уверен, что сумел найти надежный способ избежать разгрома от гуннской конной атаки, но это неясно, туманно уже мерещится ему, бродит в его воображении. С того момента, когда он увидел орду, что стремительно, неудержимо, с неистовым криком и топотом копыт мчалась на полян, с того момента, как клин, без особых усилий и без значительных потерь вошел в полянские ряды, как нож в живое тело, и рассек их пополам, с того момента в его голову запала мысль — как же избежать разгрома, как спастись, как не допустить, чтобы враг рассек пополам полянское войско? Что могло бы сдержать стремительную атаку гуннской конницы?
Он еще и еще раз возвращался к той страшной минуте, когда услышал громовой удар и увидел, как гунны в одночасье потоптали пеших полянских воинов, разбили их щиты, поломали копья и, не дав опомниться, врезались глубоко в тыл и начали общее уничтожение.
Как остановить гуннов?
Выстроить своих воинов не в два, а в четыре, шесть или десять рядов? Дать переднему ряду, кроме щитов, длинные и крепкие жерди, о которые грудью ударятся и остановятся гуннские лошади?
Но поможет ли это?
Бесспорно, несколько десятков вражеских всадников упадут вниз и вместе с лошадьми будут растоптаны. Но от удара, от сильного нажима упадут и полянские воины вместе со своими жердями. И гуннский клин беспрепятственно перемахнет через них, врежется в задние, ничем не защищенные ряды и сомнет их тоже.
Дать жердями колоть рядам? А кто же тогда будет стрелять из луков? Кто колоть копьями? Кто, наконец, поражать врагов и их коней мечами?
Хорошо бы противопоставить гуннскому клину свой, полянский клин и свою конницу, как это сделал король Ардарик в бою на реке Недви. Но где ее взять? Поляне, как и все родственные им племена, издавна привыкли сражаться в пешем строю. У них, по сравнению с гуннами, даже лошадей мало, — они же не кочевники, у которых целые косяки лошадей и которые без лошадей вообще жить не могут. Лошади поставляют им свежее мясо, переносят из края в край безбрежной, как море, степи, дают кожу для обуви и других потребностей и, наконец, представляют собой мощную боевую силу.
Не раз и не два у Кия в воображении появлялось перегороженное полянскими щитами поле, и на них, на те округлые щиты, мчатся, потрясая воздух громовыми кликами, гуннские всадники. Построеные одни за другими рядами, в сто, а может, и тысячу рядов, они ужасали своим количеством, стремительностью атаки и напористостью.
Какая же стена, какая сила может остановить их?
В чистом поле, в степи такой силы не найти. Ни скал там каменных, ни круч неприступных, ни лесных оврагов и чащ…
