Открыв глаза и протерев их от остатков медового кваса, Святослав увидел поднимающегося с лавки наставника.
– Каково? – весело спросил старый дружинник. Отрок понял, что произошло. Хорь, плеснув квасом в лицо, ослепил его, а сам рухнул на лаву, избежав удара, при этом ещё и вышиб меч ногой, – всё очень просто, но здорово!
– А ты молодец, княжич, успел-таки от моего ковша уклониться, хотя ничего не видел, и удар нанёс точный, значит, есть в тебе воинское чутьё!
Святослав зарделся от похвалы.
Дни проносились быстро, как дуновения Стрибога. Прошли Великие и Малые Овсени, затем – Колядские святки. Преодолевать рвы, вода в которых теперь замёрзла, но зато нанесло доверху снега так, что лошади вязли в нём по грудь, скакать через частоколы, перебираться через жидкие мостки, в любую погоду упражняться на Ратном поле теперь приходилось почти ежедневно. Святослав подружился со многими юношами. Иным из них учёба давалась не так легко. Особо страдал сын богатого киевского купца Олеша, – тучный, не по-мальчишески грузный, он скоро выдыхался. Святослав с участием глядел, как пот катился градом с его раскрасневшегося лица даже в морозную погоду, а коли падала шапка, то от головы валил густой пар. Как мог, он помогал купчонку – то подпруги подтянет, иначе он либо себе ноги, либо лошади спину натрёт, то коня расседлает, когда Олеша, вконец обессиленный, беспомощно свалится на снег отдыхать. А в свободное время Олеша со своим другом Журавиным – боярским сыном – вдвоём часто ускользали куда-то из Стана. Однажды они позвали и Святослава.
– Пошли с нами! – заговорщицки подмигнул Олеша.
– Куда?
– Да к грекам. Там у них такую вкуснятину продают, язык проглотишь! Не то что у нас, каша да солонина…
Святослав пожал плечами, но, не желая обижать соратников, пошёл вместе с ними.
Прямо за Станом были ряды деревянных столов с навесами. На этих столах торговцы раскладывали для продажи всякую снедь, в основном для воинов, потому что горожане ходили на большое Торжище, расположенное в центре Киева. А здесь специально для пожилых дружинников предлагались перечные коренья, которые они любили жевать, а молодёжи – ягоды в меду, солёное и копчёное сало, подрумяненных в печи кур, уток, гусей, от которых в морозном воздухе разносился манящий дух. Особо ходко в зимнюю пору шла торговля горячим сбитнем. Были тут и яйца – свежие и вкрутую, и кислый творог, и коровье масло, хлеб печёный с мёдом и всякие прочие сласти, потому как торговцы знали, что киевские воины, когда пребывают в Стане, горазды премного есть.
Олеша с Журавиным и бегали сюда покупать за медные монеты маковые медовики и шапталы, шулики всякие, пироги с мясом, рыбой, творогом. Набрав изрядное количество, они пошли по рядам, глядя на другие товары. У Святослава монет не было, и Олеша великодушно ссудил ему пенязь, промолвив: «Ладно, завтра два отдашь!» Святослав тоже взял себе медовик.
У выхода они неожиданно столкнулись с проходившим мимо темником Издебой. Оглядев новобранцев, он лукаво прищурился:
– Что, юноши, тяжко в Стане без сладостей? А настоящие воины, реку вам, не едят медовых варений и маковых пирогов, а только конское мясо, сухую рыбу, хлеб, лук да чеснок. И пьют чистую родниковую воду, а не вино греческое. Поглядите сами на этих торговцев – одни толсты, иные худы, как жерди, какие из них воины? Вот и вы на медовиках да печёных курах такими же станете…
Святослав опустил голову. Откушенный кусок медовика застрял в горле. Княжич почувствовал, что краснеет. Не зная, что ответить, он несмело поднял глаза, но Издеба уже пошёл дальше, торопясь по своим делам. Не было видно и приятелей, – очевидно, испугавшись, что их накажут за самовольную отлучку, они поспешили скрыться.
Вернувшись в Стан, Святослав подоспел к полднику. Зимой дружинники жили в длинных бревенчатых постройках, похожих на конюшни. Только вместо стойл там были широкие лавы и полати. Святослав обитал в рубленом доме воеводы. Там же собирались на обед и на совет темники. Стременной уже накрыл стол и разложил на нём снедь, добавив к ней, как обычно, добрый шмат копчёного сала и мягких пышек.
– Убери! – приказал Святослав.
– Однако воевода Свенельд распорядился… – растерялся стременной.
– Что едят нынче на полдник все простые воины?
– Вяленую конину…
– Принеси и мне, – сурово сказал княжич. – И отныне давай только то, что едят все, уразумел?
– Уразумел, – буркнул стременной, не посмев ослушаться. Святослав принялся за трапезу.
Он не успел одолеть и половины куска жёсткого тёмного конского мяса, как чуткое ухо его уловило какие-то посторонние звуки, вплетающиеся в привычный шум и гомон Ратного Стана.
Княжич перестал жевать и вытянул шею, прислушиваясь. Потом, как был, без тулупа, выскочил наружу. В ворота въезжал отряд усталых, но довольных дружинников. Из заиндевевших конских ноздрей на морозном воздухе клубился пар, крепкие копыта взбивали истолчённый снег на дороге. А следом показались и знакомые сани с резной деревянной будочкой, обитой изнутри, как было ведомо Святославу, мягким войлоком и шкурами.
– Мать княгиня вернулась с полюдья! – мигом разнеслось по Стану.
Из дома навстречу поспешил воевода Свенельд. Собрались темники, приветствуя Ольгу.
– Здравствуй, воевода! Здравы будьте, темники, дружина и рать! Нынче воротилась я с доброй данью, по сему случаю велю завтра дать праздничную трапезу и сверх того каждому воину по ковшу хмельной браги!
– Слава княгине! – загремело над Станом.
Ольга подошла к сыну, обняла его, прижав к груди бритую голову.
– Здравствуй, сынок! Совсем ты от дома отбился, в тереме сказывают, днюешь и ночуешь тут. Я вон тебе яств заморских привезла, посласти язычок-то…
Дюжий гридень принёс расписной короб. Воевода, несколько темников и Ольга с сыном прошли в терем к Свенельду, и гридень стал выставлять на стол красивые сосуды. То в виде раковин, то чудные узкогорлые кувшины, а также золотые и серебряные блюдца и ковшики, в которых находились душистые и тягучие, как мёд, или насыпанные горкой кусочки лакомств, некоторые уже известные – восточный шербет, земляной орех в меду, рассыпчатая халва, – а иные виденные впервые.
Святослав обеспокоенно оглядел сладости и метнул быстрый взгляд в сторону темников. Ему показалось, что Издеба что-то рассказывает Горицвету с Притыкой, и те прячут снисходительно-насмешливые улыбки. «Верно, про нашу вылазку к греческим торговцам поведал, – решил княжич. – А теперь ещё эти сласти… Подумают, что я чревоугодник…»
Отрок поднял глаза на мать, которая смотрела на него любящим и внимательным взором, ожидая, как он похвалит её гостинцы.
Тяжело вздохнув про себя, Святослав нехотя ковырнул в одном, другом блюде, съел пару кусочков, не разобрав чего, и поспешил поблагодарить.
– Да что ты, – удивилась Ольга, – и не ел ведь ничего!
– Дякую, мамо, я сыт. Всё, что нужно, тут есть…
Ольга взглянула на недогрызенный кусок вяленой конины на столе и помрачнела. Как всякая мать, она не понимала, что предложение лакомств и проявление нежной заботы при людях унижало мужское достоинство её взрослеющего сына, поэтому отказ Святослава обидел её.
– Ладно, нечего время попусту тратить, – произнесла она, плохо сдерживая чувства, – приезжай, сынок, со Свенельдом вечером в терем, побудь с матерью хоть немного…
Опираясь на крепкую руку воеводы, она взошла в сани, напомнив, чтоб непременно привёз Святослава.
Вечером, дав Свенельду распоряжение, что выдать дружине из княжеских запасов, Ольга затем стала высказывать недовольным, даже раздражённым голосом:
– Что ж это ты, воевода, обучение княжича невесть кому перепоручил, или у самого руки уже не доходят? Святослав с грубыми мужиками сам час от часу грубеет. То в лесу старые колядуны его сухим хлебом да травой потчевали, в Киев вернулся, глядишь – одной жёсткой кониной питается, будто пастух какой…
Свенельд молчал, зная, что княгине лучше не перечить, надо перетерпеть, а потом уж высказывать свои соображения.
Подождав, когда раздражение Ольги выплеснется, он осторожно напомнил, что обучение дружинников – даже самых знатных – всегда так велось, начиная с пути простого воина.
– Что ж, значит, надо менять порядки, – сухо сказала Ольга. – Негоже князю Руси в окружении мужицком воспитываться. Ты вот что сделай, Свенельд, – уже спокойней сказала она. – Отбери-ка отдельно детей тысяцких, боярских и купеческих сыновей, и пусть княжич вместе с ними, а не огнищанскими отроками науку воинскую постигает…
Слова Ольги пришлись Свенельду по душе.
– Светлую мысль изрекаешь, мать княгиня, – отвечал он, – собрать детей начальников и сделать из них особую дружину будущих тысяцких и темников – воистину велик твой замысел! В такую дружину я своего сына Гарольда первым готов отдать!
