«Святой» ишан не благословит! — Зарлык гневно сверкнул глазами.
Младший Ерназар колебался, не зная, как отнестись к тому, что сказал Алакоз. Генжемурат пригорюнился: уж от кого от кого, а от ишана надо все хранить в секрете!
— Эх, джигиты, джигиты! — удрученно покачал головой Алакоз. — Знаете, чему я научился в Хиве, что я там воочию увидел? С помощью лжи можно обойти весь мир, открыть любые двери! Ханский дворец стоит не на земле, не на ней держится, а на лжи!.. Врага надо бить его же оружием; не беда, если мы прибегнем к лжи.
— Но каким образом? — спросил младший Ерназар.
— Мы внушим Каракум-ишану, что наше войско предназначается для его охраны и спокойствия, для защиты ислама…
— Он не поверит, — возразил Генжемурат.
— Поверит, еще как поверит! Он принял имя Кара-кум-ишана, чтобы подтвердить, доказать свою приверженность нашей земле. Он же на всех дорогах провозглашает, кричит: «Хочу стать каракалпаком!» Мы вчетвером отправимся к нему, поздравим со святым его званием, заведем речь и о войске…
Джигиты были в нерешительности, каждый взвешивал доводы Ерназара.
— Да поймите же вы! Без ишана мы ничего не сделаем, не добьемся ничего! Его одобрение — это одобрение баев, влиятельных людей, их поддержка! Они снабдят конями, оружием и другим снаряжением наших соколов! Сыновей своих охотнее станут отдавать в наше войско! Вот что такое иметь ишана в союзниках! — горячился Ерназар Алакоз.
Жизнь Гулзибы превратилась в пытку. С нее глаз не спускали Рустем и Сержанбай. Беременность уже нельзя было скрыть. Улбосын каждый божий день терзала ее, да так, чтобы бай услышал:
— Интересно, кто это ухитрился обрюхатить тебя? А? Рузмат или кто другой?
Гулзиба отмалчивалась. У нее язык не поворачивался возвести напраслину на Рузмата. Старый бай тоже ни словечком, ни намеком не давал понять, что у него есть какие-то сомнения, его ребенка носит Гулзиба или не его. С тех пор как Сержанбай стал суфи, у него мужской силы не прибавлялось, но вот желание иметь ее не убывало, и он мучил, терзал Гулзибу своими нежностями долгую, бесконечно долгую ночь. Наутро старик молодцевато озирался вокруг, подмигивал ей, похвалялся вслух тем, как славно позабавился он, как насладился любовью… Гулзиба со временем привыкла к его похвальбам, они даже забавляли ее. Пусть уж лучше действует языком, только пусть оставит ее в покое! Сержанбай смекнул, что Гулзибу это устраивает, и принял правила игры, которую сам затеял.
Бедная Гулзиба тосковала без Ериазара и все ждала, что он явится, явится наконец и вызволит ее из неволи. Эта надежда поддерживала ее, давала силы жить.
Но однажды эта надежда чуть было не покинула ее. Гулзиба вышла подышать воздухом и стояла, прислонившись к косяку двери. И вдруг увидела Ерназара! Он прошел совсем близко от нее, обдав ее легким ветерком, прошел мимо, отвернувшись! Стремительный и прекрасный, в новехоньком черном чекмене, в высокой желтой меховой шапке. Гулзиба чуть не лишилась сознания — сначала от счастья, а потом от обиды и горя. С той поры она вовсе лишилась покоя. Будто какая-то темная, грозная сила обняла ее, схватила мертвой хваткой и не выпускала, требовала: «Смирись! Погаси свои пламенные мечты о счастье, о светлой жизни с любимым!» Гулзиба больше всего боялась, что Ерназар не признает ребенка своим, откажется от него, будет думать о ней самое дурное, самое оскорбительное… Порой молодость и вера в счастье все-таки брали свое, и тогда Гулзиба утешала себя: «Нет, нет, Ерназар любит меня, а значит, и верит! Он просто не заметил меня или спешил куда-то!»
Каждый день Гулзиба выходила из дома, усаживалась на циновку и ждала, ждала: а вдруг Ерназар появится опять!
Ее терпение было вознаграждено. Однажды в группе всадников, одетых в черные чекмени и желтые высокие шегирме, она высмотрела Ерназара. Не помня себя от радости, Гулзиба замахала ему платком. Ерназар попридержал коня, повернул его к ней.
Ни Сержанбая, ни Улбосын поблизости не было, только маячил рядом Рустем, он, как обычно, возился с Басаром. Ерназар приблизился; пес залился яростным лаем. Под этот лай Ерназар уронил тяжелые, как могильные камни, слова:
— Не смей мне больше показываться на глаза! — С этим и уехал.
Эта встреча была самым страшным мигом в ее жизни. Силы изменили Гулзибе, ноги ее подкосились, и она, бесчувственная, повалилась на землю.
Рустем с любопытством наблюдал за Гулзибой — что же будет дальше? Он даже хлеб перестал жевать. А она все лежала на земле, лежала без движения. Он поспешил к ней, приподнял ее голову, потом поднял Гулзибу на руки и понес в дом.
Гулзиба пришла в сознание не скоро; у изголовья она увидела Рустема и сразу вспомнила, все-все вспомнила! Она вглядывалась в Рустема напряженно, долго, с рождавшейся где-то в глубинах сознания мыслью: «Я должна, должна растоптать проклятую мою любовь! Победить ее, избавиться от нее, иначе… Изменю ему, подлому, а потом признаюсь, прямо так и скажу, что я тоже его разлюбила! А потом, потом… умереть!.. Наложу на себя руки, чтобы не терпеть больше эту муку мученическую!»
Она мягко улыбнулась Рустему.
— Ты носишь имя сказочного батыра Рустема, почему же ты робок и не смел? Тебе полагается быть отважным!
Рустем радостно встрепенулся: к нему ласково обратилась молодая женщина, красивая как луна. Впервые в жизни он услышал такие слова.
— О какой отваге ты говоришь?
— Ты молодой джигит, но никогда не пошутишь, не улыбнешься!
— Что толку в моих шутках? Ведь ты первая убежишь от меня, обманешь!
— Нет, не обману. Не убегу!
— Поклянись! Поклянись богом!
— Пусть проклянет меня бог, если я убегу от тебя… Признайся, ты пробовал когда-нибудь быть, быть… настоящим джигитом?
— Нет!
— Почему не женишься, не обзаводишься семьей?
— Брат не позволяет. А сам я не знаю, как взять девушку в жены, что с ней делать!
— Хочешь, я научу?
— Не шути так зло! Ведь обманешь! Меня всегда все обманывают!
— Я поклялась! — Гулзиба взяла его большие мозолистые руки в свои, слабо сжала. — Только никому ни слова! Не проболтайся!
— Господи, кому? Собаке, что ли, так она все равно не поймет!.. Ох и баловница ты, Гулзиба! — дурашливо осклабился Рустем.
— Следи за баем. Как только он отлучится из дому на день-два, приходи ко мне ночью и ложись со мной… Потом брат женит тебя, у тебя будет жена, и сын у тебя будет тоже.
— Ах, если бы у меня появился сын! Я бы посадил его на плечи и катал! А как же быть с Басаром?
— Отпусти его, пусть себе бегает.
— Хорошо!.. Поскорее бы черти унесли бая подальше от дома! А теперь я пойду, ладно, Гулзиба?
Гулзиба осталась одна. Она лежала зажмурившись и с отчаянием думала о том, до чего довел ее Ерназар, до чего довела ее глупая, слепая любовь к нему! Готова на любой грех, чтобы отомстить за обиду, за оскорбление!
— Этот клятвопреступник Алакоз всегда ниспосылает на нас всякие напасти! — донесся до Гулзибы голос разгневанного бая. — Теперь придумал затею с каракалпакскими соколами! Может, он обладает какими-то колдовскими чарами? Даже враги и те поддерживают его! Вон Каракум-ишан стал на его сторону.
— О чем это ты? — вяло прервала его Улбосын. Гулзиба припала ухом к остову юрты, а руку прижала к груди, пытаясь унять бешено застучавшее сердце.
— У нас нет сына, который мог бы стать Ерназаро-вым соколом! Так мы должны, видите ли, дать средства на снаряжение одного воина!
— Господи, и правда напасть! Что за снаряжение?
— Коня и оружие. Самое маленькое, считай… стоимость десяти коров! А у нас и осталось-то всего сорок голов!
— Все пустил по ветру ты сам! Из-за этой мерзавки Гулзибы! — упрекнула его Улбосын. — Ну, а потом? Как же будет потом — возвратят нам обратно коня и оружие?
— Коли пошел бы на службу родной сын или свой человек, это бы еще ничего, можно и дать! А так ведь — старайся для чужого! Рустем на коне-то не удержится, пентюх этакий! Вот разве Тенел?..
— Интересно будет посмотреть, как ты заикнешься об этом Гулзибе! Она по одному волоску выщиплет твою седую бороду!
— Уфф! И что делать, как быть?
— Уфф! Именно, что «уфф!», — заскрипела Улбосын.
Не успели они начать намечавшуюся ссору, как пожаловал запыхавшийся Маулен-желтый.
— Радуйся, радуйся, дядя! Только что свершилось великое событие! Теперь, ей-богу, твоему племяннику повезло! Попал-таки на седьмое небо!
— С чем это тебе так повезло? Уж не с каракалпакскими ли соколами?
— Ясное дело, с ними! А что?
— Ведь спокойная-то жизнь лучше!
— Ого, как запел! Видно, приятненько молоденькую-то, мягонькую жену баюкать в объятиях, а, старый греховодник?.. — Маулен захихикал. — Событие свершилось такое, что и самому главному визирю доложить не стыдно! Помнишь его условие, когда ты выпрашивал Рузмату смерть, а Гулзибе жизнь? Или забыл? Так я напомню: «Коли затеет Алакоз на каракалпакской земле какое волшебство, сразу же сообщить! Иначе не жить ни вам, ни вашим близким!..» Ты, дядя, поклялся ему на Коране! Сейчас как раз и свершилось такое «новшество»!
