— Прости, сестра, и увози все, что можешь.
Наконец увидела она Этцеля в окружении королей, которые были его вассалами, и стало ей легче. Седой благородный муж с умным незлым лицом предстал перед ней, а вовсе не зверь-язычник. И окружил он ее таким почитанием, такой роскошью, которой не знала она никогда, даже, если честно сказать, живя за Зигфридом.
Не удивительно это было — Этцелю принадлежало множество стран, ему служили знаменитые короли и среди них — сам Дитрих Бернский. Теперь стали они и ее вассалами. А вместе с ними — сотни баронов, маркграфов.
Кримхильда старалась со всеми быть ласковой, щедрой. И скоро ее полюбили.
Этцель ей позже признался, что еще больше, чем она, боялся их первой встречи. Мало ли что на лице — а если характером ведьма! Но едва увидел ее улыбку, заглянул в глаза, как понял, что уже любит и желанна она ему.
Кримхильда родила ему сына. В те дни по всей гуннской державе был большой праздник. Гордый рождением сына отец подарил немало подарков тем, кто был у него на службе. Вассалы, простые воины долго еще вспоминали с приятной улыбкой рождение наследника. Счастливый король разрешил мальчика окрестить. И назвали его Ортлибом.
Прошло несколько лет. И когда страна гуннов перестала быть для нее чужою, когда каждый вассал считал за счастье и честь побеседовать с нею, она поняла: пора. Пора для отмщения настала.
— Мечтаю я пригласить своих братьев на пир, — сказала она мужу. — Соскучилась я по родственникам.
Великий государь, безумно влюбленный в нее муж, словно ждал этой просьбы.
Уже на другой день король снарядил посольство, во главе поставил любимого многими шпильмана, храброго, знатного мужа Вербеля. И отбыли послы в Вормс с наказами от короля и королевы уговорить трех братьев-королей, родню и вассалов прибыть в гости на пир к солнцевороту.
* * *
Братья были рады получить привет от сестры. Рады узнать, что живет она в роскошных дворцах без печали. Помнит и любит родню. А сам король Этцель, великий владыка, счастлив будет свести с ними знакомство и зовет их, как сердечных друзей, в гости на пир.
Один лишь Хаген ярился, негодовал:
— Мы все погибнем там, короли! Кримхильда до самой смерти не позабудет обид. Лишь неразумный поверит ласковым ее словам. У нее сотни вассалов, у каждого — своя дружина, нам не вернуться домой с этого пира! Мы потеряем там и жизнь, и честь.
Это был второй раз, когда короли не прислушались к его совету.
Ему удалось убедить их в одном — собрать со всего королевства тысячу лучших бойцов. Да еще добавить девять тысяч прислуги, а прислуга та была — молодец к молодцу и до драки охоча всегда.
За Рейном разбили шатры. Там жили воины в ожидании дня отправления. Туда перевозили вьючных лошадей, скарб, запасные доспехи.
* * *
— Брат мой Хаген, ты не весел все эти дни. Не будет ли лучше, если ты останешься с малой дружиной в Вормсе? — тихо спросил Данкварт за день до отъезда.
Гернот, стоявший неподалеку, услышал его слова и рассмеялся:
— У Хагена — хорошая память, но он боится, что память Кримхильды — еще острее.
Гордо выпрямился Хаген в ответ на эти слова. Скажи так не король, другой, поплатился бы он за свою шутку!
— Ты прав, мой государь, я боюсь. Но не за себя меня мучает страх, а за вас. И коли вам показалось скучным умереть в своей стране, а хотите найти свою смерть вы у Этцеля, то и я, как верный вассал, готов с вами там умереть.
С того момента уже никто из королей и вассалов не пытался шутить над сумрачностью Хагена.
* * *
Едва наступила заря, пропели сигнальные трубы и лагерь проснулся.
В последний раз воины прижимали к сердцу своих жен, утешая их, что не такой уж долгой будет разлука и скоро они вернутся. Не догадывались воины в тот миг, что Кримхильда навсегда разлучит их с любимыми женами.
Лишь один вассал, начальник над поварами, храбрый Румольт в то утро решился открыто признаться:
— Король, мою верную службу вы не раз испытали. Прислушайтесь же ко мне и сегодня: останьтесь, еще не поздно!
— Румольт, какая оса тебя ужалила, что ты так печален! — рассмеялся в ответ Гунтер.
— Король! То не оса, то предчувствие! Хаген прав — зря мы позволили послам нас уговорить. Но уж если остановить поход вы не в силах, хотя бы скажите, кто должен без вас блюсти престол?
— Да хоть бы и ты! — ответил все так же весело Гунтер. — Ты и будешь хранить эти дни и трон мой, и сына. А всем желаниям наших дам изволь повиноваться. И не страшись за нас, не смотри так печально!
* * *
Хаген ехал первым, указывал путь. Над дружиной взял начало Данкварт.
Разбойники на них напасть не могли — нет у разбойников такой силы, чтоб воевать с королевским войском. Одинокие путники да немногочисленные обозы — вот что им по силам. И хотя в землях, по которым лежал их путь, разбойниками кишели леса, ни один злодей на дороге не повстречался. На двенадцатый день отряд подошел к Дунаю. Хаген спустился по берегу первым. Спрыгнул на землю, привязал коня к ветле над волнами.
Он помнил Дунай в разную пору и часто говорил, что шире реки не встречал. Но то, что было теперь, смутило даже его. Тяжелые серые волны катились по широко разлившейся реке. Другой берег терялся вдали. И он, Хаген, не решился бы плыть к тому берегу в студеной воде. Ни один из воинов не доплыл бы и до середины. И не было видно среди волн никакого судна.
Скоро подъехал и Гунтер со свитой.
— Хаген, куда вы нас привели? Тут потонут все мои воины! — растерялся король. — Или вы знаете здесь брод, чтобы перейти на тот берег с поклажей?
— Нет, король, вброд мы здесь не переправимся. Такого брода и в летнюю пору не найти. Но перевозчика я отыщу. Вы же пока прикажите воинам, чтоб отдыхали.
Вдоль берега росли густые кусты. Хаген решил обойти их. На левой руке он нес щит, шлем надвинул на лоб. Но не на врага наткнулся он скоро, а на трех вещих дев. Только уж лучше бы Хагену встретился враг, десяток врагов. Их бы он уложил мечом, доставшимся ему от Зигфрида, знаменитым Бальмунгом. То, что он услышал, было страшнее врага. То было пророчество. И оно немедленно стало сбываться.
Вещие девы купались в ручье за кустами. Они сразу узнали Хагена, и едва оделись в свой волшебный наряд, как сразу услышал он такой совет:
— Сын Альдриана, Хаген, вернись немедленно домой! Там, куда идешь ты, ждет тебя гибель. Остальным путникам тоже скажи, чтобы вернулись, иначе погибнут и они, все до одного.
— Смешно мне слышать, девы, вашу пустую болтовню! — печально сказал Хаген. — Для той особы, которая мечтает о мести, довольно одной моей погибели, но чтобы пропали все до одного — это немыслимо!
— Слушай же, Хаген: один лишь дворцовый капеллан вернется домой, если решитесь вы переправляться через Дунай, — остальных ожидает погибель.
— Хорош бы я был, если бы снова принялся уговаривать королей вернуться домой! — И Хаген зло рассмеялся. — Вы сказали о переправе, так где же она? Чем грозиться, лучше бы помогли.
— Переправу ты сможешь найти скоро, если пойдешь вверх по реке. Но послушай последний наш совет: бойся ссоры с перевозчиком. Пусть ваш король заплатит ему за работу столько, сколько он попросит. Если же оросишь свой меч кровью того человека, сбудется все, о чем мы тебе говорили.
* * *
Хаген шел вдоль реки недолго и увидел на другом берегу двор перевозчика. Там же колыхалась на волнах привязанная к колу крепкая ладья.
Пророчество — оно лишь предупреждает, указывает на опасность, но если найти другой путь, оно не исполнится. И Хаген надеялся, что обманет свою судьбу, потому не собирался ссориться с перевозчиком, когда тот после долгого зова приплыл к его берегу. Но ссору затеял лодочник. В гневе ударил он Хагена веслом по шее так, что тот упал на колени. Но даже тогда Хаген сдержал себя.
Однако могучий лодочник не остановился, толстым багром хватанул он Хагена по голове. Только крепок был стальной шлем, крепка была голова Хагена. И не такие удары знавала она!
Гул взлетел над Дунаем. Хаген, забывший в ярости о пророчестве, вскочил и одним ударом срубил голову перевозчику.
Ладья была добротная, с веслами и багром он управлялся с детства и потому скоро пригнал судно к ожидавшему его войску.
— Хаген, вы и здесь успели подраться! — сказал рассерженный Гунтер, увидев на лодочной скамье свежую кровь. — Хорошо бы вам помнить, что кругом чужие земли и нам нельзя затевать ссоры.
— Король, лодку эту нашел я привязанной к кустам, и кто в ней был прежде убит, не знаю, — стал отпираться Хаген.
А потом началась работа, которую кроме него не умел исполнять никто. Весь день перевозил он поклажу, людей. Лошади, освобожденные от вьюков, переплывали Дунай сами.
Последним оставался дворцовый капеллан, стоявший над церковной утварью.
