Георг Эберс - Невеста Нила

Кустарники, осыпанные цветами, разливали вокруг сладкий, дурманящий аромат. Лунный свет пронизывал густые вершины сикомор. Полдневный зной все еще держался под лиственным сводом аллеи; здесь было душно; Катерина чувствовала сладкую истому, красавец Орион, нашептывая страстные речи, первый раз назвал ее своей невестой. Мучительная тревога, терзавшая юношу, придавала его пламенным признаниям кажущуюся искренность. Между тем дочь Сусанны не догадывалась о низком обмане. Она ответила на его жаркий поцелуй, наслаждаясь первым трепетом едва проснувшейся счастливой любви. Ей хотелось продлить без конца эти упоительные мгновения; однако, несколько минут спустя, Орион вскочил, спеша положить конец нежной сцене, которая начинала против воли увлекать его самого.

— Ох уж этот проклятый, дьявольский суд! — громко воскликнул он. — Но такова доля мужчины. Когда его призывает долг, он обязан оторваться от райского блаженства, возвращаясь к житейской прозе. Дай мне твою руку, мое бесценное сокровище!

Неожиданное счастье вскружило юную головку Катерины. Она машинально повиновалась своему спутнику, не сознавая хорошенько, что с ней происходит.

— Да, после пережитого нами сию минуту трудно возвращаться к пошлой действительности! — продолжал между тем Орион. — Ты не можешь представить, как мне неприятно разбирать такое гадкое дело. Я желаю быть другом и покровителем Паулы, но она сама заставляет меня бороться с ней.

При этих словах левая рука молодой девушки, лежавшая на руке жениха, судорожно дрогнула. Юноша понял, что Катерина ревнует, и сообразил, как надо действовать. Он нарочно стал превозносить редкие достоинства ее подруги.

Наивная девочка сначала слушала похвалы, но потом вдруг ударила Ориона по руке и полушутя, полусерьезно перебила его речь:

— Ты отзываешься о Пауле, точно о какой-то богине. Право, можно подумать, что гордая дамаскинка нравится тебе гораздо больше, чем я.

— Вот глупышка! — весело возразил Орион и продолжал успокоительным тоном: — Паулу можно сравнить с холодным светом луны, тогда как ты для меня яркое, знойное солнышко! Ей под пару годится разве какой-нибудь олимпиец, а что касается меня, я предпочитаю всем женщинам в мире мою маленькую веселую девочку, с которой мы будем радостно наслаждаться благами жизни!

— Конечно! — весело подтвердила Катерина, и будущее представилось ей в самом радужном цвете.

— Боже мой! — воскликнул юноша, притворяясь удивленным. — Вот уже мы и пришли. Эти огни виднеются из залы суда. О любовь, любовь! Ее упоительные чары заставили меня совершенно забыть о деле. Скажи мне, дорогая, хорошо ли ты рассмотрела ожерелье, которым вы с Марией играли сегодня в полдень?

— Оно превосходно сделано, и только в самой середине висит у него на цепочке гладкая изогнутая пластинка золота.

— Я вижу, что ты не знаешь толка в художественных произведениях, потому что не заметила драгоценного камня, который вделан в некрасивую оправу.

— Клянусь тебе, там не было ничего!

— А я уверяю тебя в противном!

— Нет, мой милый! — При этих словах девушка весело вскинула глаза, как будто ей удалось совершить необыкновенный смелый подвиг. — Я отлично знаю, что такое камея. Отец оставил после смерти большую коллекцию этих драгоценностей, и мать говорит, что по его духовному завещанию они должны перейти к моему будущему мужу.

— Тогда, мой чудный алмаз, я окружу тебя рамкой из одних камей.

— Нет, нет! — весело возразила она. — Я не алмаз, я такая хрупкая вещь, что мне нужна прочная оправа, только пускай ее заменит мне твое собственное сердце.

— Эта ювелирная работа уже готова! Но возвратимся к вопросу об ожерелье Паулы. Совершенно серьезно уверяю тебя, что на нем висел резной камень, но ты видела только оборотную сторону. Оправа камеи похожа на овальную коробочку с плотным дном из золотой пластинки.

— Неправда, Орион, не спорь напрасно!

— Если ты любишь меня, дорогая, то не противоречь мне, прошу тебя! Впоследствии я всегда буду считаться с твоим мнением, но в настоящем случае твоя ошибка может повлечь за собой большие неприятности. Если ты не послушаешься меня, то остается только уступить Пауле и подчиниться ее власти. Вот мы и пришли! Но остановимся на одну минуту и возвратимся в последний раз к нашему спору! Видишь ли, мы оба можем ошибаться, как ты, так и я, однако я уверен в своей правоте; если же ты опровергнешь своим показанием мои слова, то судьи сочтут меня обманщиком. Теперь мы с тобой жених с невестой и составляем нераздельное целое — что вредит одному из нас, то вредит и другому, и наоборот. Наши домашние с некоторых пор смотрят на тебя, как на будущую хозяйку: твоему свидетельству тотчас поверят, подумай же, удобно ли тебе вступать со мной в спор при посторонних? Ты воплощенная доброта, но тебе по молодости лет трудно еще понять, какие обязанности налагает на женщину любовь и супружеский женский долг. Если ты не уступишь мне с полной готовностью в данный момент, значит, ты не любишь меня, как должна любить будущего мужа. Разве от тебя требуют, наконец, чего-нибудь особенного? Я только задам тебе на суде вопрос, а ты отвечай, не колеблясь, что видела сегодня в полдень ожерелье Паулы, украшенное резным камнем, на котором изображены Амур и Психея.

— И мне надо сказать это судьям? — нерешительно спросила Катерина.

— Ты непременно должна это сделать, мой ангел, — нежно подтвердил Орион. — Неужели ты находишь позволительным со стороны невесты отказать своему возлюбленному в его первой просьбе из пустого каприза? Нет, нет, если в твоем сердечке пылает хоть искра любви к Ориону, если ты не хочешь унизить меня перед Паулой, заставить просить у нее милости…

— Но в чем же тут дело? Неужели так важно доказать, что резной камень, а не простая пластинка золота…

— Я объясню тебе потом все подробности, — с жаром возразил юноша.

— Почему же не теперь…

— Потому что некогда, мы и так опоздали; нам нельзя терять ни минуты больше.

— Хорошо, будь по-твоему; но, право, я умру со стыда, когда придется давать перед судьями показание…

— Которое совершенно справедливо. Помни, что этим ты докажешь мне свою любовь, — прервал Орион настоятельным тоном.

— Как это страшно! — робко заметила Катерина. — Завяжи мне покрепче вокруг шеи покрывало, чтобы оно совсем закрыло лицо. Все эти мужчины с длинными бородами.

— Ты похожа на пугливого страуса, — возразил, смеясь, молодой человек, исполняя желание невесты. — Но если ты действительно не разделяешь мнения твоего… как ты назвала меня только что? Повтори-ка еще раз.

— Своим милым! — воскликнула девушка в радостном смущении и помогла Ориону завязать двойным узлом концы покрывала у себя на шее.

Она не сопротивлялась, когда юноша сказал:

— Попробуем поцеловаться сквозь это кружево! Отлично! Ну, теперь идем. Через несколько минут ты будешь свободна.

Орион ввел свидетельницу в преддверие залы суда, попросил ее обождать здесь немного, а сам обратился к судьям и наскоро передал им, как вдова Сусанна отпустила с ним свою дочь только на том условии, что он немедленно приведет ее обратно после допроса. Потом верховный судья приказал позвать Паулу и попросил ее сесть.

Катерина чувствовала себя смущенной. Хоть ей случалось прибегать к маленьким хитростям, чтобы скрыть свои ребяческие проказы, но она никогда не лгала в серьезных случаях, и теперь ее возмущала необходимость произнести перед судом сознательную ложь. Но разве Орион, самый благородный из людей, кумир целого города, мог потребовать от своей невесты что-нибудь предосудительное? Разве любовь не налагает на нее обязанности делать все, что может избавить его от горя? Катерина не вполне соглашалась с мнением жениха, но думала, что она, пожалуй, ошибается по недостатку опытности. Кроме того, ее пугала мысль, что Паула подчинит своей власти Ориона, если она не исполнит его требование.

Дочь Сусанны была в достаточной степени тщеславна, считая себя одной из самых красивых девушек в Мемфисе, но высокая ростом, царственно прекрасная Паула чересчур подавляла ее своим превосходством. Еще не далее как третьего дня, когда дочь Фомы прохаживалась по саду с Орионом, больной мукаукас увидел их в окно и сказал: «Какая славная парочка!» Катерина сама часто думала прежде, что на свете нет девушки красивее, благороднее и привлекательнее приезжей дамаскинки; она старалась заслужить от нее хоть один благосклонный взгляд или ласковое слово, но замечание наместника заронило в сердце богатой наследницы зависть, которая вскоре нашла себе обильную пищу. Паула постоянно относилась к Катерине, как к ребенку, не признавая молоденькую приятельницу взрослой. Почему она сегодня в полдень отыскивала Ориона и желала говорить с ним наедине? И почему сам Орион, говоря невесте о своей любви, отзывался в то же время с таким восхищением о Пауле? Нет, ей следует остерегаться дамаскинки, потому что холодная красавица явно была неравнодушна к жениху Катерины. Девушка вдруг спросила себя, не была ли в самом деле виденная ей оправа из золотой пластинки дорогой камеей? Разве она внимательно присматривалась к ожерелью? И почему Орион с его большими чудными глазами должен оказаться менее зорким?