зеленой лентой с мягким и влажным запахом. Они сошли с дороги, надеясь найти землянику или ежевику. Вскоре они набрали столько, что могли бы наполнить маленькую корзинку. Рашель завизжала от удовольствия. Они уселись и стали с жадностью есть. Девочка вспомнила время, когда она ходила собирать ягоды с отцом, на каникулах, у речки. Как давно это было.
Ее желудок, отвыкший от такой роскоши, плохо перенес столько еды. Девочка схватилась за живот, согнувшись от боли, и ее вырвало. Ягоды вышли наружу почти целыми. Во рту был горький привкус. Она сказала Рашель, что надо обязательно найти воду. Заставила ту подняться, и они вместе углубились в лес – в загадочный изумрудный мир, залитый солнцем. Девочка заметила в папоротниках косулю. У нее перехватило дыхание. Как настоящая городская мышка, она не привыкла к такому обилию природы.
Наконец они вышли к берегу маленького озерца с прозрачной прохладной водой. Они окунули туда руки, и девочка пила долго, потом прополоскала рот и умыла лицо. Оно было все измазано ежевикой. Потом она опустила в озеро ноги. Она не плавала с того самого лета, когда они жили в маленькой гостинице у реки, и теперь не решалась залезть в воду целиком. Но Рашель уговорила присоединиться к ней. Девочка схватила подругу за плечи, и та помогала ей плыть, поддерживая за подбородок и под животом, как делал отец. Ощущение воды на коже было чудесным, успокаивающим и нежным, как бархат. Она смочила свой бритый череп, на котором волосы начали отрастать, жесткие, совсем как пробивающаяся щетина на отцовских щеках.
Внезапно на нее навалилась страшная усталость. Ей хотелось одного: вытянуться на мягком мху и заснуть. Совсем ненадолго. Устроить себе маленькую сиесту. Рашель вроде бы не возражала. Они могли немного отдохнуть. Здесь они были в безопасности.
Девочки прижались друг к другу, а когда, укладываясь, поерзали по земле, их окутал свежий запах мха, так не похожий на тошнотворный запах барачной соломы.
Девочка быстро заснула. Сон был глубоким и мирным – так она не спала уже очень давно.
Нас посадили за наш любимый столик. В самом углу, справа от входа, за старой стойкой и потускневшими зеркалами. Красная бархатная угловая банкетка. Я села и стала наблюдать за грациозными передвижениями официантов в длинных белых фартуках. Один из них принес мне кир-руаяль [24]. Народу было много. Бертран пригласил меня сюда на наше первое свидание. С тех пор ресторанчик не изменился. Тот же низкий потолок, кремовые стены, лампы-шары с мягким светом, накрахмаленные скатерти и салфетки. Та же коррезская [25] и гасконская кухня, любимая Бертраном. Когда мы познакомились, он жил на улице Малар, в крошечной квартирке под самой крышей, где летом невозможно было дышать. Как настоящая американка, выросшая в кондиционированном воздухе, я не понимала, как он умудряется выжить в таком пекле. А я жила на улице Берт с мальчиками, и моя маленькая, но прохладная комната удушливым парижским летом казалась мне настоящим раем. Бертран и его сестры выросли в Седьмом округе, изысканном аристократическом квартале, где его родители жили уже много лет, на длинной Университетской улице, неподалеку от антикварного магазина на улице Бак.
Наш столик. Здесь Бертран сделал мне предложение. Здесь я объявила ему, что беременна Зоэ. Здесь я сказала ему, что знаю про Амели.
Амели.
Только не сегодня вечером. Не сейчас. Амели – это давняя история. Действительно ли давняя? Должна признать, что не была в этом вполне уверена. Скажем так: я предпочитаю не знать. Ничего не видеть. У нас будет еще один ребенок. Что может Амели против этого? Я горько усмехнулась. Да, я закрывала глаза. Разве я не усвоила типично французское поведение: «закрывать глаза» на неверность мужа? И все же я порой спрашивала себя, действительно ли способна на это.
Когда я в первый раз обнаружила, что он мне изменил, то устроила ему грандиозную сцену. Мы сидели как раз за этим столиком. И здесь я решила расставить все точки над «i». Он ничего не отрицал. Сидел спокойный, невозмутимый и слушал меня, сцепив пальцы под подбородком. У меня были доказательства. Чеки его кредитки. Отель «Перль» на улице Канет. Отель «Ленокс», улица Деламбр. «Рёле Кристин» на улице Кристин. Я доставала квитанции одну за другой.
Он был не слишком осторожен. Квитанции, запах женских духов, впитавшийся в его одежду, волосы и даже в ремни безопасности его «ауди» – первый звоночек, который меня насторожил. «Синие сумерки». Самые тяжелые, мощные и приторные духи дома «Герлен». Мне было нетрудно определить, кому они принадлежат. На самом деле я ее и без того знала. Бертран нас познакомил сразу после свадьбы.
Разведенная, около сорока, трое детей-подростков, волосы с проседью. Символ совершенства «made in Paris». Маленькая, худенькая, великолепно одетая, на руке всегда отличная сумка, в прекрасной обуви, высокая должность, просторная квартира, выходящая на Трокадеро. Вдобавок к этому – звучная фамилия, как изысканная марка вина. Старинное аристократическое семейство, фамильную печатку которого она носила на левой руке. Амели. Его подружка по лицею Виктора Дюрюи [26]. Та, которую он никогда не терял из виду. Та, которую он продолжал трахать, несмотря на женитьбу, детей и прошедшие годы. «Мы теперь просто друзья, – заверял он. – Только друзья. Добрые друзья».
Когда после ужина в тот день мы добрались до машины, я превратилась в настоящую львицу, готовую кусаться и царапаться. В конечном счете ему, наверное, это льстило. Он обещал, клялся. У него только я, никого, кроме меня. Она не имеет значения, просто случайная интрижка. Я долго ему верила.
Но с недавнего времени я опять начала задаваться вопросами. У меня появились сомнения, ничего конкретного, лишь мимолетно посещающие меня сомнения. Доверяю ли я ему?
«Ты просто сумасшедшая, если веришь всему, что он говорит», – как-то сказал Эрве. Кристоф повторил мне
