- Вы были в Риме, господин обер-лейтенант?
- Да, сразу после экзамена на аттестат зрелости.
- Ну, так-то конечно, Вы знаете в этом толк, господин обер-лейтенант!
- Потому что я был в Риме после моего экзамена на аттестат зрелости?
- Нет, господин обер-лейтенант, – заикается Бартль. – Я имел в виду – Вы знаете янки!
- Жевательная резинка, думаю, входит у янки в продовольственное снабжение войск! И потому делает их произношение довольно своеобразным. Без жевательной резинки в пасти они, навер-ное, вовсе не смогли бы договариваться о чем бы то ни было.
- С ума сойти! – удивляется Бартль.
Nogent-sur-Vernisson – так называется местечко, которое мы должны проехать последним.
Ладно: Пропади все пропадом, но сейчас я испытываю сильный голод и жажду. Неудивительно: Вчера едва лишь перекусил, а сегодня с утра во рту ни маковой росинки.
А потому: Найти съезд и исчезнуть с дороги.
Обнаруживаем маленькую рощицу, которая дает нам хорошее укрытие, и Бартль неспешно принимается за работу.
Только не нервничать!
Но вскоре я испытываю беспокойство и разворачиваю свою карту, которая все больше стано-вится менее читаемой: Определяю по карте, что мы, если будем двигаться и дальше прямо, прибудем в Фонтенбло – и тут я нахожу Версаль.
Меня так и подмывает: Если мы сделаем маленький обход, всего лишь немного свернем на за-пад, то я смогу связать друг с другом два знаменитых имени: Fontainebleau и Versailles. Эти на-звания звучат так же великолепно как названия замков у Loire.
Я даже могу обосновать такой маршрут: Мол, хочу прибыть в Париж рано утром. Если уж яв-люсь пред светлые очи Бисмарка, то должен быть свежим, хотя бы наполовину. Городской за-мок нашего отделения пропаганды стоит на западе. Версаль тоже.
Решено: мы прибудем с запада.
Заехать ли в Париже по-быстрому на старую квартиру Симоны? Но как обосновать причину своего визита на Rue Toricelli? Консьержка здорово испугается, если я появлюсь перед ней на этом возвышении... Кроме того, думаю, у нее нет никаких вестей от Симоны.
Тогда лучше заехать к портному Динару. Он без сомнения, может знать что-либо, мне даже ка-жется, что он является членом R;sistance, наверное, даже его шефом...
А что, если он тоже попал в лапы гестапо?
Все бы отдал, чтобы поговорить сейчас со Стариком и получить его совет!
Мои мысли кружат как бешенные вокруг Симоны: Симона – шпионка на службе собственного отца?! Вижу себя идущим с Симоной и ее отцом по Boulevard de Chapelle между множества предупредительных пешеходов, проходящим мимо рекламных тумб с афишами и объявления-ми, и двух пожилых мужчин в роли человека-рекламы – к портному Динару.
А вот вижу меня и Симону, и отца Симоны и этого сомнительного портного в его ателье: Я должен позволить примерить на себя смокинг для «apr;s la guerre» . Сумасшедшая идея Си-моны! На кой черт нужен мне этот смокинг? Только лишь потому, что у этого портного, кото-рого отец Симоны выдает за своего друга, еще есть хороший материал для смокинга?
Теперь я, конечно, понимаю, что там было нечто иное в той игре! Я, добродушный осел, дол-жен был быть продемонстрирован по-настоящему: Морской офицер, в звании лейтенанта ар-тиллерии морского флота, а на самом деле военный корреспондент – довольно интересный объект...
То, что смокинг был лишь предлогом, я уже тогда мог бы догадаться. В конце концов, я видел в высоком, с рост человека зеркале, как хитро щурятся глаза отца Симоны и портного. И я также мог заметить злую усмешку портного. И теперь еще вижу все зеркало и картину в нем: Симона одета в элегантный дамский костюм, сшитый на заказ, а на ногах туфли на толстой платформе. Рядом стоит старый, седой, коренастый господин: Ее отец. На переднем плане всей картины лейтенант и тот, столь же предано, как и зло, улыбающийся портной, важно стоящий со своей портновской лентой. Лейтенанту, и это отчетливо видно, неприятно. Но он спокойно наблюдает и снова видит, как в то время как с него снимается мерка, за его спиной происходит обмен взглядами – на этот раз между молодой дамой и этим портным.
На какой-то миг я не понимаю: Картина из зеркала – это плод моей фантазии или же отражен-ная реальность? А может быть, я придумал сюжет нового фильма? Но в чем здесь различие? То, что выдало мое воображение, было одновременно и реальностью и фильмом. И теперь я даже могу еще придумать, как должен развиваться дальше сюжет этого фильма...
Новая сцена: Обставленная светлой мебелью комната виллы на морском берегу. Лейтенант в брюках и верхней рубашке, молодая дама в пеньюаре с отделкой белым лебединым пухом. Лейтенант ищет бинокль. Молодая дама не помогает, а только таинственно улыбается нервно мечущемуся вокруг лейтенанту...
Американский лагерь для военнопленных: Лейтенант грязный и оборванный – пленный. Портной в форме французского полковника, молодая дама в форме лейтенанта – ее отец, майор, с биноклем в руках...
И тут на ум приходят строки: «Ты спятил, дитя/ тебе надо в Берлин/ Там, где обитают безумцы / там твой мир!»
Едва проезжаем несколько километров, вид повешенного человека пробуждает у меня очеред-ной прилив сильного страха во всем теле: С силой стучу по крыше, и «кучер» тут же останавливает машину. Справа от нас и совсем рядом с дорогой, на мощной, почти горизонтально отходящей от толстого ствола ветви, висит перед нами солдат-пехотинец. Сначала я разглядел одни солдатские сапоги – сапоги с коротким голенищем, будто стаканы для игральных костей – и удивился, почему они висят в листве...
Наверное фельджандармы или такие же как они вздернули беднягу из какого-то подразделения как вора. Дезертирство? Фальшивые документы? Сейчас это решается быстро...
И вот теперь он висит таким вот образом привлекая взгляды, как делал Отто Дикс изображая погибших: изношенная веревка для привязи телят, толстые навозные мухи, большой синий язык, гротескная эрекция в штанах мертвеца. Подумал ли он еще и о птицах? Или таким образом вытягивает свою высокую ноту?
Как загипнотизированный перебираю пальцами свои документы, и затем даю команду следо-вать дальше. Хорошо, что мне не нужно разговаривать с обоими моими спутниками.
Продвижение наше становится все более рискованным: Нам словно красный свет зажгли. По-ток транспорта янки уже давно пришел в движение. Чтобы с ним не пересечься, нам следует тщательно продумать дальнейший путь.
Американские танки, о которых нам рассказал крестьянин, являются, конечно же, авангардом 3-ей Армии, их передовым отрядом, который должен выдвинуться дальше на восток. Так они всегда делают: Несколько танков отправляют вперед, а большую их часть придерживают в ре-зерве. В Бресте было также.
Принять желаемое за действительное?
Сейчас не тот случай. Здесь отчетливо выделяется движение зубов клещей, с которыми прихо-дится считаться.
Лучше всего я бы сказал сейчас Бартлю: Напряги мозги! Это уже не шутка!
Чувствую странное удовлетворение от того, что все происходит таким образом, как я и пред-ставлял себе. Но тут же высмеиваю себя: Маленький Наполеон! Стратег в жилетке! Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны…
Сосредоточь-ка лучше внимание на том, чтобы все не закончилось неудачей. Этот твой план на последней минуте лавировать по пути в Париж – разве он не достаточно сумасшедший?
Но что еще придумать? возражаю сам себе.
На восток от Парижа будет относительно безопасно. «Клещи» янки будут скорее напоминать плоскогубцы, а не кусачки. Плоскогубцы оставят нам до самого конца открытым широкий ко-ридор.
Попробую представить себе все это одной картиной: Париж – это брекватер, на который нака-тывают волны врага. За ним стоит спокойная вода. Париж – Нанси, широкая большая дорога, которая, уверен, все еще в безопасности, и если хочешь выехать на восток – этот район меньше всего страдает от террористов.
Если только нам удастся добраться до Парижа, то мы будем спасены. В Париже будет все, в чем мы нуждаемся, наверное, даже нормальная машина и бензин. Бисмарк, думаю, уже предусмотрел этот вариант для себя и своих людей.
Париж, насколько могу теперь судить, не будет атакован Союзниками. Париж кажется мне по-тому спасительным островком в царящем кавардаке.
По краям дороги рядами стоят выгоревшие машины. В одном месте совершенно деформиро-ванные шасси трех или четырех грузовиков образуют беспорядочный спекшийся клубок.
Еще раз приказываю моему подразделению:
- Сразу же скрыться в кусты, как только забарабаню по крыше! Быстро смыться с «ковчега» – в растущие у дороги кусты! И уйти так далеко от дороги, как только можно!
Этот мой приказ имеет значение лишь при воздушном налете. Но что делать при нападении партизан, хрен его знает.
В следующий момент вижу расстилающуюся перед нами очередь транспортных средств в за-щитной окраске. Дорога слегка идет в гору.
