Красс, находившийся под впечатлением небывалой удачи, долго не мог уснуть. Наконец усталость после трудного дня и монотонное завывание ветра начали убаюкивать его. Поле битвы, стоявшее перед глазами претора, поплыло куда-то в сторону, но тут послышались крики и нараставший шум новой битвы. Крассу казалось, что это звуки какой-то странной ночной битвы из сна, наконец-то пришедшего к нему, но почему-то во сне он ничего не видел, а только слышал…
— Марк, вставай, на нас напали враги!
Претор открыл глаза. Над ним стоял встревоженный Публий Пет. Только теперь Красс понял, что это не сон, и слышал он самый настоящий шум битвы, доносившийся с западной части римских укреплений. Не произнеся ни слова, он быстро оделся и вскочил на коня.
…Пользуясь внезапностью нападения, несколько сотен рабов сумели прорваться через палисады, и теперь бой шел в римском лагере. Квинт Арий, отвечавший за западный участок стены, уже наладил оборону. На стену поднялись балеарские пращники и осыпали рабов градом камней. В нападавших летели целые тучи дротиков. Гладиаторы падали словно ячменные колосья под серпом, но все же продолжали с яростью обреченных лезть на палисады.
Ночная темень и снежная буря мешали определить количество нападавших, и Красс колебался: призвать ли для отражения вылазки воинов с других участков стены или достаточно будет легионеров Квинта Аррия. Однако войско само уже решило за претора. Со всех сторон бежали легионеры, горевшие желанием принять личное участие в избиении рабов. Гладиаторов, прорвавшихся в лагерь, оттеснили обратно к стене, и римляне готовились праздновать новую победу.
В это время к Крассу подлетел всадник на взмыленном коне.
— Претор! — крикнул он. — Рабы прорвали наши укрепления на востоке!
«Неужели он опять меня обманул?» — мелькнула в голове Красса страшная мысль. Он отказывался верить в то, что раб оказался умнее его, Марка Красса. Чтобы развеять сомнения, претор опять вскочил на коня и поскакал к месту вчерашнего боя. С огромным трудом на ледяном обжигающем ветру он одолел пять миль и, лишь встретив еще несколько гонцов с востока, понял, что дальше скакать бесполезно.
Как оказалось позже, на Квинта Аррия напал лишь один легион рабов. Спартак же, подождав, пока все внимание римлян сосредоточится на западном участке, повел свое войско вчерашним путем.
Им уже не пришлось заваливать огромный ров, так как он был наполнен окоченевшими трупами собратьев. Погода, которую в один голос проклинали римляне, помогла противнику незаметно приблизиться к укреплениям и внезапным ударом захватить еще вчера неприступный участок. В то время как большинство легионеров Красса устремилось на помощь Аррию, Спартак перебил немногочисленную стражу и беспрепятственно вывел рабов из ловушки.
Фракиец вновь переиграл римлян и вырвался на просторы Италии. И все же стена Красса не была напрасным трудом, как позже утверждали завистники и недоброжелатели претора. Спартаку пришлось пожертвовать легионом, который отвлекал римлян на западе, а вместе с дневными потерями он лишился двенадцати тысяч человек. Такова была цена грандиозного сооружения Марка Лициния Красса.
Претора мало успокаивали груды изрубленных рабов: его главный враг оказался в Лукании. Прорыв гладиаторов вызвал настоящую панику в южных областях Италии. Они вновь подверглись нашествию голодных рабов-легионеров. После стольких бед обозленные гладиаторы никому не давали пощады на своем пути: убивали даже рабов, отказавшиеся следовать с их войском. Дымом пожарищ заволокло весь юг Лукании, повсюду валялись мертвые тела, и некому было отдать им последние почести, предать огню или земле. Бросая нажитое, люди бежали в Рим и своими рассказами о зверствах рабов вселяли страх в души жителей Вечного города.
Сенат выразил недовольство действиями Красса. Все чаще стали раздаваться голоса, требовавшие передать его полномочия Гнею Помпею. Этот военачальник уже разбил мятежников в Испании, и теперь его легионы находились на пути в Италию.
Об успехах Помпея стало известно Крассу; Спартак также получал сведения от рабов, которые по-прежнему бежали к нему со всей Италии. Приход Помпея грозил отнять у Красса плоды победы, на которую претор пожертвовал столько средств, сил и времени; для Спартака война на два фронта и вовсе была гибельна. Получалось, что оба врага были заинтересованы в скорейшей встрече на поле боя.
Марк Красс легко нагнал гладиаторское войско и теперь осторожно шел следом. Не спешил и Спартак. Оба военачальника, несмотря на то, что не располагали временем, терпеливо ждали какой-нибудь ошибки со стороны противника.
Неожиданно от лагеря фракийца отделились два легиона германцев, и пошли на север. Грабя по пути виллы и поселения колонистов, они медленно удалялись от основного гладиаторского войска. Красс решил, что в стане его врагов произошел раскол и конечно же не мог не воспользоваться благоприятной ситуацией. Претор настиг германские отряды Канниция и Каста на берегу Луканского озера и немедленно напал на них.
Рабы не выдержали первого же натиска и, стараясь сохранить подобие строя, отступали от озера. Казалось, еще немного — и неприятель обратится в бегство, но тут пришло известие, что с юга стремительно приближается Спартак. Красс, как ни жаль было упускать победу, приказал трубить отход. Ему стоило большого труда остановить рвавшихся в битву легионеров; лишь угроза новой децимации заставила их повиноваться.
Красс отступил на несколько миль назад, занял удобную позицию и принялся ждать дальнейших действий Спартака. Фракиец же, убедившись, что его затея заманить Красса в западню не удалась, вновь продолжил путь. Причем германцы Канниция и Каста не соединились с основными силами, а продолжали следовать отдельно. Эти два легиона постоянно раздражали Красса словно бельмо на глазу, но так как германцы не отходили далеко от Спартака, то и Красс не решался заглотнуть наживку фракийца. Огромное напряжение, охватившее обе враждебные армии, неминуемо должно было разрешиться в ближайшие дни.
В ту ночь Спартак спал в походной палатке с женой, которая почти два года делила с ним все превратности и лишения походной жизни. Сон человека, привыкшего к постоянной опасности, был чутким, и сейчас фракиец сразу же открыл глаза, едва Мирина повернулась на ложе.
— Ты куда, дорогая? — Спартак нежно обнял жену за плечи.
— Тревожно мне, Спартак. Схожу к храму Диониса, может, бог успокоит мое сердце.
— Сейчас? Ночью?
— Да, мой любимый.
— Путь к храму неблизкий — успеешь ли ты вернуться к утру? Мы выступаем с рассветом.
— Хорошо, я не пойду, а поеду верхом. Если даже опоздаю, то догоню вас в пути.
— Боюсь, как бы ты не попала в руки легионеров Красса, — засомневался Спартак.
— Не волнуйся, ведь позади идут Канниций и Каст.
— Кстати, германцы расположились у подножия храма Диониса. Заедешь в лагерь и скажешь Канницию, чтобы держался ближе ко мне. У Красса скоро должны сдать нервы, и, кажется мне, он нападет на германцев в ближайшее время.
— Все сделаю, милый, как ты сказал.
— И вот еще: возьми с собой кого-нибудь, не езжай одна.
В следующий миг их губы слились в долгом поцелуе.
Спартак никогда не отказывал жене в просьбах; впрочем, просила она крайне редко. Мирина довольствовалась грубой солдатской пищей даже тогда, когда рабы наслаждались изысканными блюдами патрициев, добытыми во время набегов на виллы. Она превосходно чувствовала себя в походной палатке, а если не было даже такой крыши над головой, могла спать в седле лошади или на сырой земле.
Ни в коей мере жена не была для Спартака обузой, наоборот, она стала помощницей ему во всех делах. Мирина пользовалась большим уважением рабов как жрица, причастная к Дионисовым таинствам и обладающая даром пророчества. К ней шли за советом или просто излить душу, узнать будущее или принести дары словно богине.
Когда-то на невольничьем рынке спящего Спартака обвила змея. Жена объявила, что это знак уготованной ему великой и грозной власти. О пророчестве были наслышаны все гладиаторы, но мало кто знал, что она скрыла финал пророчества: именно эта власть приведет Спартака к злополучному концу. Теперь, среди ночи, Мирина почувствовала, что ей нужно поспешить к своему богу, чтобы отвратить беду от мужа.
Когда Спартак просил взять кого-нибудь в ночную поездку, он имел в виду телохранителей-гладиаторов. Однако Мирина привыкла обходиться без посторонней помощи, на этот раз она взяла лишь свою подругу Лидию. Амазонки вооружились короткими мечами, привязали к седлу Мирины жертвенного ягненка и отправились в путь.
Через некоторое время показался холм, на котором стоял храм Диониса. Чуть дальше виднелись огни лагеря германцев. Вдруг Мирине показалось, что у подножья горы что-то тускло сверкнуло, потом блеск повторился еще раз. Подруги проехали еще немного, и тут жена Спартака тихо скомандовала:
