нами студент не добрался до вас?
— Никакого студента у меня не было.
— Как не было?
— А вот так и не было, — раздраженно ответил городской голова.
— Не прорвался Ментор, — сокрушенно покачал головой Высич.
— А может, он сперва кинулся в комитет? — предположил Петр.
Нордвиг прикрикнул на них:
— Тише! Мешаете говорить! — И крикнул уже в трубку: — Алексей Иванович, переговорите с губернатором. Он должен остановить вандалов!
— Губернатор в курсе происходящего, — сухо ответил Макушин. — Я несколько раз докладывал губернатору о положении в городе. Он отказывается что-либо предпринимать.
— Но ведь могут погибнуть безвинные люди!
— Вы взялись защищать их, вот и защищайте, — отрезал Макушин и бросил трубку телефона.
Какое-то время Нордвиг тупо смотрел перед собой, потом грохнул кулаком по столу:
— Сволочи!
— Еще бы! — усмехнулся Высич. — У либералов хороший нюх. Они сразу чуют, где назревает опасность. Так что, друзья, надеяться мы можем теперь только на самих себя и на комитет.
11
Нордвиг угрюмо смотрел в глаза полицмейстеру Попову. Тот, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину, холодно улыбнулся:
— Если вы отказываетесь сдаться, то хотя бы не задерживайте желающих покинуть здание.
Он оглядел поломанную мебель, разбросанные по полу документы, встревоженные лица сгрудившихся у лестницы чиновников.
— Вы гарантируете неприкосновенность людей? — спросил Нордвиг.
— Надеюсь, моего слова достаточно?
Служащие загудели. Нордвиг повернулся к ним:
— Мы никого не задерживаем. Решайте сами, господа.
Попов взглянул на часы:
— Сейчас четверть пятого. Тех, кто выйдет в течение ближайших десяти минут, не тронут.
Полицмейстер покосился на Нордвига, положил руку на шашку и, позвякивая шпорами, вышел из помещения.
Высич предупредил заспешивших к дверям чиновников:
— Господа, не слишком ли вы доверяете этому человеку?
— Толпа под окнами, а солдаты и полиция далеко, — поддержал его Петр.
Часть чиновников остановилась в нерешительности, но несколько человек все же покинули здание. Оставшиеся поднялись на второй этаж. Дружинники снова забаррикадировали вход.
Вскоре внизу послышались пьяные голоса:
— Эй, антиллегенция, примай своих! Нам они ни к чему!
Петр помог Высичу отодвинуть шкаф, и, держа наготове
револьверы, они сбежали в вестибюль. На полу, корчась от боли, валялись двое из тех, кто доверился обещаниям полицмейстера.
— Остальные убиты, — простонал окровавленный чиновник, пытаясь встать на ноги.
Пуля царапнула по бетонному полу совсем рядом с Петром, взвизгнула, вонзилась в стену, и лишь после этого он услышал звук выстрела. Отшатнувшись, Петр крикнул, чтобы Высич уводил раненых, а сам метнулся к окну. В наступивших сумерках он различил приближающуюся группу черносотенцев, к которой зигзагами бежал долговязый лабазник. Он так смешно задирал ноги и так часто оглядывался, что Петр невольно усмехнулся и опустил револьвер.
Октябрьская ночь накатилась быстро. Подавленные ужасом, чиновники и члены их семей слепо и, казалось, даже безразлично наблюдали за тем, как погромщики развели посреди площади костер, как они, подобно неистовствующим шаманам, кружили вокруг огня в диком первобытном танце. По зданию расползлась гнетущая тишина.
Лешка Зыков, отбежав от костра, ткнул локтем брата:
— Слышь, Никишка, им-то, видать, там холодно… Как думаешь, не погреть?
Никишка опасливо глянул в сторону казаков:
— А энти дозволят?
— Тебе же Самгин говорил, поддержка полная, никаких припятствиев.
— Хрен его знат, дом-то казенный, — с сомнением покачал головой Никишка.
— Э-э-э! — махнул рукой Лешка. Выхватив из костра горящую палку, гаркнул: — Робяты! Айда красного петуха пушшать!
— Айда! — отозвались сразу несколько хриплых и пьяных голосов.
Тишина, царившая в Управлении дороги, взорвалась криком:
— Горим! На первом этаже подожгли мебель!
Паника быстро разрасталась.
— Петр, беги к черному ходу, как бы там лабазники не прорвались, — бросил Высич. — Наших там мало.
Спустившись по лестнице, Петр увидел девушку, рвущуюся из рук дружинников.
— Пустите меня! — рыдая, кричала девушка. — У моего папы магазин, мне никто ничего не сделает! Отпустите меня, я хочу уйти! Я не хочу сгореть заживо!
Петр попытался успокоить девушку, но, взвизгнув, она вырвалась из рук дружинников, мгновенно откинула засов и выскочила во двор.
— Куда? — крикнул Петр. — Убьют!
Но девушка уже подбежала к забору. К ее ужасу, из-за забора полетели камни, послышался мат, и вдруг возникла над забором пьяная взлохмаченная физиономия.
В отсветах пламени, вырывающегося из окон первого этажа, Петр узнал Лешку Зыкова. Перебросив через забор тяжелое тело, Зыков присел и пьяно пошел на онемевшую от ужаса девушку:
— Попалась, сицилистка! Щас я покажу тебе революцию!
В два прыжка Петр оказался рядом. Ударом кулака он сбил Зыкова на землю и направил на него револьвер. Вид оружия так подействовал на Лешку, что, мгновенно отрезвев, он по-кошачьи взлетел на забор.
— Сицилисты бегут! Держи сицилистов! — раздались жуткие голоса.
— Лупи сицилиста!
Петр ухватил девушку за руку:
— Бежим!
Но девушка как закаменела. Она слышала ругань, уханье, звуки ударов и рев Лешки Зыкова: «Робяты, я ж за царя! Я ж свой!»
Никто, кажется, не слышал в толпе ни одного слова. Через минуту прямо к ногам девушки грохнулось переброшенное через забор изуродованное тело Зыкова.
— А-а-а! — завопила девушка.
Схватив ее в охапку, Петр бросился к зданию. На крыльце его встретил Нордвиг.
— Второй этаж загорелся, — мрачно сообщил он, держа в опущенной руке револьвер. — Будем прорываться.
Отпустив девушку, Петр прислонился к стене.
Он видел, как выскакивают из горящего здания люди, как они пытаются вырваться на улицу. Но сам Петр, прикрыв лицо полой тужурки, бросился обратно в горящее здание. Где-то в дыму еще раздавались испуганные голоса.
12
Пламя поднималось все выше и выше. Оно захватило уже и третий этаж. Загорелся расположенный рядом с Управлением театр Королева.
Осажденные выпрыгивали в окна, спускались по водосточным трубам, но тех, кому удавалось ускользнуть от пуль, встречали озверевшие от крови и безнаказанности черносотенцы.
В соборе служили молебен.
Губернатор, выйдя на террасу своего дома, молча смотрел на завораживающие сполохи пожара.
Неслышно вошел чиновник по особым поручениям:
— Ваше превосходительство, там опять депутация.
— Чего они хотят? — не оборачиваясь, спросил губернатор.
— Требуют прекратить ужасы.
— Требуют? — усмехнулся губернатор. — Передайте им, что я теперь ничего не могу сделать. Теперь всем дарованы свободы.
Чиновник тенью скользнул за дверь.
Сразу по окончании молебна Анисим Белов вместе со всеми вышел на площадь. Весь этот день казался ему сном. Ни в каком, правда, даже в самом страшном, сне он и представить себе не мог, что люди способны на такую жестокость. В его
