— Почему ты долго не приходил?
— Чати не мог пойти со мной, — шепотом ответил Руабен.
— Приходи сегодня в полночь к храму Тота.
Удивленный Руабен еще не успел ответить, как вдруг увидел над собой озабоченное лицо Хемиуна, котов незаметно подошел и слышал слова Табубы. Чати злыми глазами смотрел на молодую женщину, виновато опустившую голову. Он отвел ее в соседнюю комнату, и до Руабена иногда доносился его сердитый шепот, а потом всхлипывания. Через несколько минут Хемиун подошел к скульптору и непривычно резко сказал:
— Пойдем!
Они вышли из дворца через большой двор. Там двое слуг избивали третьего. Стоящий рядом писец хладнокровно считал удары. Избиваемый глухо стонал.
Хемиун не сел, как обычно, в носилки, а молча прошел вперед. Руабен уныло тащился за ним, чувствуя, что в чем-то сильно провинился. Несколько минут они петляли среди улиц. Хемиун был очень сердит и хмуро посматривал на Руабена, когда они присели в тени деревьев у храма Тота. Было отчего волноваться! Если эта вертушка Табуба позволит себе какую-нибудь вольность и вовлечет в нее этого застенчивого парня, пропала тогда его голова. Да и ее тоже. За оскорбление божественной личности фараона, хотя бы в лице самой незначительной жены, полагается мучительная казнь. И тогда никакие заступничества не помогут и никакие заслуги не облегчат тяжелой участи провинившегося. Придворный вельможа слишком хорошо знал это. В его памяти было много дворцовых историй с мрачным концом. Страх сковывал уста людей. Об исчезнувших вспоминать было опасно. Наивный парень просто не представляет, чем могут кончиться улыбки легкомысленной Табубы. Хорошо, что, кроме него, никто не слышал приглашения на свидание. Хемиун прежде всего был человеком дела. Лишаться из-за какой-то женщины царского гарема великолепного мастера он не собирался. Теперь он сидел в тени сикимор, у его ног на земле согнулся Руабен. Он молчал и ждал со страхом. Хемиун усмехнулся и спросил:
— Тебе нравится эта женщина?
Руабен удивленно посмотрел на князя и, покраснев, ответил:
— Моя жена красивей.
— А ты знаешь, кто эта женщина?
— Какая-нибудь придворная дама.
— Нет! Я бы тогда не опасался за тебя. Это одна из жен царя, да будет он жив, здоров и могуч!
Скульптор побледнел и сжался. Он нанес двойное оскорбление и тем, что посмел разговаривать с женой царя, и тем, что сравнил ее с какой-то жалкой крестьянкой.
Хемиун смотрел на своего любимца, и довольная улыбка появилась в углах его энергичного рта.
— Если ты будешь заглядываться на женщин живого бога, не сносить тебе головы.
Скульптор сидел с посеревшим лицом, не смея заглянуть на князя. Наконец, он поднял голову и, отвешивая низкий поклон, проговорил:
— Мой великий господин! Я знаю всю глубину пропасти между неджесом и знатной дамой. Я никогда не заглядывался ни на одну женщину, так как люблю свою жену.
Чати, довольный, улыбнулся. Скульптор был понятлив, и много ему не надо было объяснять.
Руабену больше не хотелось идти в царский дворец, он и раньше ходил туда неохотно. Он избегал этого места, где опасности подстерегали неопытного человека. И когда еще раз он побывал во дворце, Хемиун почти не отходил от него. Архитектор посмотрел его рисунок, вместе кое-что поправили и решили, что сходство с царем очень точное. Табуба не появлялась. Хемиун очень выразительно с ней поговорил.
В последний раз Хемиун повел скульптора почему-то через сад, по пальмовой аллее. Сбоку, среди кустов, они заметили Табубу. Она стояла одна и печальными большими глазами смотрела на Руабена. Тот почтительно поклонился и, бледнея, поспешил к выходу.
Кладка слоев камня на пирамиде близилась к концу. Хемиун поднимался, чтобы своими глазами проверить состояние Ахет Хуфу. Он сидел в кресле, которое несли восемь носильщиков. Они шумно дышали на крутом подъеме. День был жаркий, но опахала отбрасывали тень на князя. Навстречу шли таскальщики, поднявшие глыбу. Посторонились, почтительно склонились, оглядывая князя исподлобья, — с любопытством одни, с неприязнью другие. И Хемиуну стало не по себе от этих взглядов исподлобья, словно говоривших: тебе тяжело себя нести наверх, а каково нам поднимать камни? Он остановил носильщиков, отправил их вниз, сам стал подниматься. Дышалось трудно, ноги наливались тяжестью. С насмешкой думал о себе: «С каких пор он, гроза на Ахет Хуфу, обрел такую странную чувствительность и застеснялся от взглядов черного люда». Несколько раз отдыхал. Но вот и верхняя площадка. Главный помощник, архитектор Руи, улыбаясь, подбежал к чати и заботливо усадил на камень, предварительно смахнув пыль. Хемиун тяжело дышал, Руи налил воды из затененного кувшина.
— Где же носильщики? — после приветствия спросил удивленно Руи.
— Отослал… Надо же испытать тяжесть подъема, — смеясь, ответил чати.
Укладчики продолжали работать после поклонов, знали — князь не любил, когда при нем прерывали работу. Хемиун с удовольствием наблюдал за ними. Здесь были постоянные мастера, работавшие много лет. Приятно смотреть на ловкость и сноровку без суеты, которые даются умным распорядком, отбором лучших приемов работы. Сидя у края уже небольшой площадки, Хемиун глянул вниз. Там у длинной насыпи, напоминающей чудовищный хвост рукотворной горы, суетились мелкие насекомые, но он-то знал, что это работают люди.
— Мы, великий господин, уже четвертый слой камня укладываем без насыпи рычагами и канатами. Решили не наращивать насыпь, осталось немного — слоев восемь-десять. Как-нибудь обойдемся.
Хемиун посмотрел вниз и ужаснулся от мысли наращивать этот хвост.
— Хорошо сделали. Сам знаешь, Руи, сколько надо людей, земли, кирпичей, чтобы поднять насыпь. — После раздумья посоветовал: — Для опоры рычагов сделай коротенькую насыпь у ступеней, для подъема отбери людей посильнее и половчее.
— Скоро и эту насыпь будем убирать. Наши укладчики такие сноровистые и с сильными руками, что и не сыщешь, да и догадкой боги не оскудили. — Он радостно улыбнулся. — Вершина совсем близко, и начнем одевать нашу Ахет Хуфу в праздничный наряд. Думаю, неделю будем поднимать облицовочные плиты.
Хемиун посмотрел на довольное лицо Руи и тоже ощущал довольство. Самое трудное сделано, облицовка не так трудна, как кладка. Отдыхая на свежем ветерке, он смотрел, как шлифовали грани камнями и сырым песком, поворачивали и двигали глыбы рычагами, подкидывая под них медные листы, чтобы не сбить ребра. Готовую глыбу на катках продвигали к месту, где ей предстоит быть вечно. Любо смотреть, как мастера, не делая лишних движений, работали почти молча и глыбы точно занимали свое место. Умные эти шлифовальщики и укладчики. На них держалась вся кладка, неумейка легко может скосить. А эти неукоснительно исполняли все указания по сложным перемещениям в плане внутри пирамиды. А сколько сами придумывали для облегчения и быстроты работы, чтобы слои не сбивались вкривь! И с зодчим Руи повезло. Тот и бог творчества Птах не поскупились на дары этой голове. Этими всеми людьми чати дорожил и часто награждал.
Между тем к установленной глыбе подошел Руи с большим деревянным угольником, и молодой рабочий приставил его к глыбе. Оба склонились, внимательно всматриваясь в линию соприкосновения. Подошел к ним и Хемиун и тоже склонился. Он отметил необыкновенную точность установки без просветов. Глыба стояла строго вертикально. Руи указал на помощника, скромно стоящего с угольником в больших сильных руках.
— Видит, как никто. Гор сокологоловый наградил его глазами орлиной зоркости. Он у нас все проверяет, где нужен меткий глаз.
Молодой помощник, покраснев, смущенно молчал.
Проверили еще несколько глыб, ранее установленных, и Руи видел, как светлело лицо князя.
— Я доволен тобой, Руи. — Хемиун задумался и продолжал: — Глыб теперь надо немного, к вершине площадка все меньше. Поставь большую часть таскальщиков на подъем облицовочного камня, здесь есть место для него. Когда облицовку спустите до насыпей, начнем их убирать.
— Работа пойдет легче, мусор ведь уносить вниз.
— Легче ли, Руи? — усомнился князь. — Вокруг пирамиды целый город из мастаб вельмож. Убирать мусор придется ближе к пустыне. Кажется, там есть глубокая впадина для него. Дорожку твердую проложишь, чтобы ноги рабочих не вязли в песке.
— Носильщиков много надо, чтобы убрать эти горы насыпей, да еще облицовочные глыбы надо поднимать. Надо новых рабочих набирать.
— Видно, что эти выдохлись, у них самый тяжелый подъем, на высоту двести шестьдесят локтей. Отдам завтра приказ, чтобы сепы присылали новых людей, этих отпустим. Ко мне завтра придешь, выберем место для сброса мусора. Да, чтобы не забыть. Острие вершины закончишь гранитной пирамидкой, и в последнем слое камня высверлите круглое гнездо, и на каменный шип насадите пирамидку, да покрепче, наверху сильный ветер. Размеры узнаешь в моей мастерской.
